Филипп Дженкинс - Войны за Иисуса: Как церковь решала, во что верить
В Эфесе собрались не судьи, но разбойники; главари собора не пожалели ни тех братьев, что им противостояли, ни тех, что их одобряли, но ради разрушения кафолической веры и укрепления мерзкой ереси они лишили одних их законного положения, а других вынудили осквернить себя участием в неправом деле[303].
По мнению папы Льва, сторонники Диоскора хуже поступили с теми, кого принудили встать на свою сторону, чем с теми, кого они избивали и преследовали. Когда они нападали на Флавиана и Евсевия, эти их жертвы хотя бы сподобились славы пострадать за веру. Куда печальнее было положение тех, кто из-за страха или денег пошел на компромисс в своей вере и «расстался с невинностью»[304].
Папа Лев призывал Феодосия провести новый собор в надежном удаленном месте, где бы не было места заговорам и лукавству. Пусть епископы соберутся в Италии, где можно будет избежать подобных беспорядков. Туда смогут приехать все восточные епископы, где они смогут примириться с церковью, если это возможно, а если нет, подвергнутся отлучению. Затем с подобной просьбой папа обратился к царственным женщинам – Пульхерии и Галле Плацидии[305].
К концу 449 года сторонники одной природы успешно совершили переворот, который изменил лицо всего христианского мира. Собор объявил их учение непререкаемой основой правой веры, более того, им удалось устранить всех тех епископов, которые мешали им господствовать единовластно. В тот момент сторонниками единой природы стали епископы Антиохии и Константинополя. Евтихий был оправдан, Диоскор всеми верховодил, а папе Льву пришлось спешно организовывать сопротивление, сражаясь при этом со сторонниками монофизитства в самом Риме. Не было бы великим преувеличением сказать, что Рим оставался последним оплотом не желавшего сдаваться меньшинства в христианском мире, которым правили монофизиты и где постоянно росла власть Александрии. Даже если такая радикальная перемена возмущала церкви Италии или Сицилии, они ничего не могли с этим сделать, пока у власти оставался этот император и пока во дворе верховодили сторонники монофизитства.
Можно вообразить себе такую альтернативную версию истории христианства после конца 449 года. Христиане прославляют великий Второй Эфесский вселенский собор. Знаменитые живописцы изображают святых Диоскора и Евтихия, одержавших судьбоносную победу над ересью диофизитов; рядом, в обличье бесов, мы видим злодеев Флавиана и Льва с раздвоенными языками, символизирующими злосчастную доктрину двух природ. Вероятно, самое знаменитое изображение такого рода находится в Александрии во дворце патриарха, верховного епископа христианского мира. Конечно, мы здесь исходим из предпосылки, что в том альтернативном мире изображать человеческую фигуру не воспрещается.
7. Халкидон
Споры о правильной христианской вере прекратились… Да исчезнут перебранки нечестивых!
Император МаркианОднако император скончался. В июле 450 года лошадь, на которой сидел Феодосий II, споткнулась, и император упал с нее крайне неудачно. Он умер 28 июля, не оставив наследника. Пульхерия вполне могла бы его заменить, поскольку она правила империей столь же долго, как ее брат, и не менее успешно, но женщины не должны были занимать царский престол. Ради блага династии и ради защиты христианского мира Пульхерия, которой тогда был пятьдесят один год, оставила свой пожизненный обет и согласилась вступить в брак с бравым воином Маркианом на том условии, что он должен будет уважать ее девственность. Так Маркиан взошел на трон, а империя получила в его лице одного из лучших и самых активных императоров из всех, бывших после Феодосия I[306].
Это событие потрясло сторонников теории одной природы. Коптский историк Иоанн Никиусский описывает это событие как зловещий переворот, когда на место прекрасного и благочестивого Феодосия II села его сестра, стоявшая за две природы. В конце концов, Пульхерия не согласовала свои действия ни с западным императором Валентинианом, ни с большинством сенаторов или важнейших государственных сановников. Как бы там ни было, политический мир изменился. Вожди церкви ждали перемен. В этом достойный наследник святого Петра папа Лев был, разумеется, крепок как скала. И здесь он нашел поддержку со стороны Анатолия Константинопольского, который занял свой пост благодаря Диоскору Александрийскому. Анатолий понимал, что Пульхерия куда более мощный союзник, к тому же обитающий рядом, а как враг она гораздо опаснее. Он также понимал, что религиозный переворот может навсегда укрепить позицию его патриархата, который станет вторым после Рима.
Прямым результатом всего этого стал Халкидонский собор, одно из самых представительных и важных собраний вождей церкви во всей истории христианства. Но это событие, вопреки опасениям его врагов, не стало очевидной победой определенной стороны или фракции над другой. Скорее он сразу повлек за собой политические перемены, ослабив тиранию александрийцев в церкви, но его богословские результаты не были столь однозначными.
Многие поколения христиан привыкли думать, что Халкидон был переломным пунктом в истории формирования христианской доктрины. Обычно студенты могли узнать примерно следующее: «Эфес, 431, отказ от разделения между человеческим и божественным во Христе; Халкидон, 451, учение о двух природах в единстве и победа над монофизитами. Этот мудрый компромисс положил конец христологическим спорам». Однако в те времена Халкидон скорее выглядел как попытка достичь равновесия между двумя позициями, где сторонники одной природы продолжали иметь огромное влияние. Значение собора, вызвавшего столь ужасные разделения, связано с его последствиями, которые в целом стали ясны только спустя много лет[307].
Контрреволюция
Новый император столкнулся с кошмарной ситуацией, в какой не пожелал бы оказаться никто из его предшественников. Под угрозой стояло само существование империи. В первую очередь Маркиан прекратил выплачивать дань Аттиле, а это значило, что гунны неизбежно попытаются захватить часть империи – Восточной или Западной. Аттила действительно перешел Рейн в начале 451 года. Он собрал большие силы и намеревался по меньшей мере разграбить Галлию или даже сделать ее своей территорией. В то же время Гейзерих мог в любой момент повести свои войска на Рим. Ситуация была крайне опасной, и мы можем удивляться тому, что в этот самый момент власть могла посвятить столько сил религиозным спорам, но на самом деле это было приоритетом для императора.
Отчасти за этим стояли вполне практические соображения, поскольку беспокойные и бунтующие города и селения было трудно усмирить, а они не желали поставлять мужчин в армию и платить налоги. Здесь нужно было как можно скорее достичь какого-то согласия о вопросах веры. Не менее важную роль играло и представление о том, что империя сможет выжить только с помощью Божией, а недавние поражения и катастрофы ясно указывают на полную утрату благоволения Бога. Чтобы спасти христианский мир, следует немедленно и во всей полноте восстановить ортодоксию. И монофизиты, и несториане одинаково верили в божественное провидение, они только по-разному понимали то, какие группы и отдельные люди представляют правую веру. Но император вдруг перестал обращать внимание на их взгляды. Теперь двор стал интересоваться мнением папы Льва и Флавиана. Зеленая партия монофизитов исчезла, ей на смену пришла голубая партия кафоликов[308].
Сторонники одной природы были всерьез обеспокоены изменениями во взглядах императора и полагали, что Бог на небесах обеспокоен этим не менее, чем они
Сторонники одной природы были всерьез обеспокоены этими изменениями и полагали, что Бог на небесах обеспокоен этим не менее, чем они. Иоанн Никиусский, который уже мог видеть последствия этого переворота – и Халкидона, – описывал события так:
В день восшествия Маркиана на престол тьма покрыла всю землю с часа дня до вечера. Эта тьма была подобна тому, что случилось в Египте во дни Моисея, начальника пророков. И были великий страх и смятение на всех жителях Константинополя. Они рыдали и плакали, стенали и восклицали громкими голосами, думая, что наступает конец мира. Весь сенат, чиновники, солдаты, вся армия, все малые и великие, бывшие в городе, исполнились тревоги и восклицали: «Никогда мы не слышали и не видели при всех прежних императорах подобных вещей». И они роптали между собой, но не говорили о том открыто[309].
Первой жертвой переворота стал евнух Хрисафий, который умер в 451 году. Существуют разные версии его смерти. Возможно, он попытался устроить восстание «зеленых». Либо его казнил Маркиан, либо Пульхерия сняла с себя задачу его устранения, передав ненавистного евнуха в руки кого-то из его многочисленных врагов. Или же его убила толпа, протестующая против повышения налогов. Вместе с бывшим фаворитом утратили власть его приверженцы при дворе и в церкви. Евтихий последовал за Несторием в ссылку, но прожил в ней недолго и не мог надеяться на оправдание. Был также отдан приказ о возвращении сосланного духовенства. Умерший Флавиан также вернулся: его останки с великими почестями перенесли в Константинополь, где устроили погребение, достойное погребения мученика[310].
