Коллектив авторов - Африка. История и историки
В свете гипотезы Спика и европейских антропологических теорий в целом неудивительно, что уже первый белый, побывавший на территории современной Руанды в 1874 г., знаменитый Генри Мортон Стэнли, также нашел явные черты «хамитской расы» у местных баньярванда, родственных хима. Так, говоря о племени бакуми, Стэнли пишет: «Я убедился, что эти бакуми должны быть ванья-рванда (баньярванда. – И.К.), ибо у них много тех эфиопских черт лица, которые возвышают этот великий народ над обычным негроидным типом»[414]. Эту же точку зрения принял и Густав Адольф фон Гётцен, посетивший Руанду в 1894 г., который подкрепил антропологические выводы Стэнли историческими аргументами: «История Руанды неясная и легендарная. <…> Мы разузнали, тем не менее, о крупных миграциях “хамитских” народов из Абиссинии и земель галла, которые с бесчисленными стадами крупного рогатого скота отправились на юго-запад и покорили земли между Великими озерами. Но произошли ли эти перемены 200, 500 или 1000 лет назад, очень трудно или совсем невозможно сказать»[415].
Концепция миграции скотоводов-«хамитов» в Руанду и покорения ими негроидов-банту была изобретением фон Гётцена, который по сути дела просто воспроизвел для объяснения истории этой страны модель Спика. В основе данной концепции лежала попытка связать предполагаемые антропологические различия среди местного населения с различиями социальными. Европейские путешественники, оказавшиеся в Руанде в конце XIX в. (Оскар Бауман и сам Гётцен), застали там довольно организованную социальную систему. Эта система была выстроена в первую очередь на основе кланов (более восемнадцати), и «идентичность руандийца определялась прежде всего по принадлежности к клану»[416]. Однако параллельно с клановым делением существовал иной тип социальной дифференциаци, характер и природа которого до сих пор остаются предметом дискуссий. Речь идет о трех категориях населения, носивших названия «тутси», «хуту» и «тва». Эти группы накануне прихода европейцев занимали неодинаковое положение в руандийском обществе. Правящая династия Руандийского королевства принадлежала к тутси, тутси составляли основную часть социальной и политической элиты, занимали большинство должностей в системе управления, монополизировали военное дело[417] и в большинстве своем были связаны со скотоводством, тогда как хуту преимущественно занимались земледелием, а тва – охотой.
Очевидно, что эти группы не воспринимались в руандийском обществе как равные, и их различия были освящены мифом. Согласно традиции, зафиксированной в придворной легенде, первый король Руанды Кигва спустился с небес с тремя сыновьями Гахуту, Гатва и Гатутси, которые стали прародителями хуту, тва и тутси; он устроил сыновьям испытание, чтобы определить, кто будет управлять землей после него. Кигва призвал Гахуту, Гатутси и Гатве, дал каждому калебас[418] с молоком и приказал сторожить его ночью. Утром оказалось, что Гатва выпил молоко, Гахуту заснул, и поэтому часть молока вылилась из калебаса, и только бдительный Гатутси сумел уберечь молоко в течение всей ночи; тогда Кигва поставил Гатутси на первое место и назначил своим преемником, Гахуту – на второе и сделал его крестьянином, а Гатву – на последнее и отвел ему роль слуги[419].
Эта мифологическая традиция, оправдывающая социальные различия между тутси, хуту и тва, в то же время подчеркивает их общее происхождение. Точно также тот факт, что в состав каждого клана входили одновременно и тутси, и хуту (характерная черта руандийской клановой организации), означает, что «его члены имеют общее происхождение и одного общего предка»[420]. Тутси, хуту и тва ничем не отличались друг от друга по языку, религии и обычаям. Кроме того, и в социальном отношении между ними не существовало жестких и тем более непреодолимых границ, и они «не были социальными классами в европейском смысле этого слова»[421]. Тутси, хуту и даже тва могли вступать между собой в брачные отношения. Имелось немало бедных тутси[422], и, наоборот, некоторые хуту и тва входили в состав руандийской аристократии и занимали важные посты в системе управления[423]. И самое главное, хуту и даже тва могли при определенных условиях перейти в категорию тутси[424]. Самый известный пример – тва по имени Бусьете, который в XIX в. получил статус тутси, стал правителем провинции и вступил в брак с дочерью короля[425]. В любом случае, какой бы принцип ни лежал в основе выделения тутси, хуту и тва как особых категорий населения – социально-классовый, социально-профессиональный или, как полагает Махмуд Мамдани, политический[426], – они ни в коей мере не представляли собой разные этнический группы[427].
Тем не менее наличие этих категорий, сколь аморфными они ни были, породило у европейцев, в первую очередь озабоченных расовым аспектом проблемы, искушение выявить физические различия между тутси, хуту и тва и соответственно отождествить их с различными расами. Они заметили, что многие тутси выглядели «кавказоподобными», были высокими и красивыми, с тонким носом, как у европейцев, тогда как немалое число хуту отличалось невысоким ростом, толстыми губами и приплюснутым носом, а тва очень напоминали пигмеев. Трудно сказать, чем были вызваны эти различия – то ли генетическими, то ли социальными причинами, например, несходством условий жизни или профессиональных занятий[428]. Правда, физические различия между указанными социальными группами не являлись абсолютными: и среди тутси, и среди хуту были те, кто не соответствовал зафиксированным антропологическим критериям; кроме того, возможность перехода из одной категории в другую делала эти предполагаемые различия еще менее безусловными. Однако белые путешественники, познакомившиеся с Руандой, поспешили сделать вывод о глубоком расовом различии между тутси, хуту и тва и – более того – связали физические характеристики с характеристиками интеллектуальными и психическими: тутси, на их взгляд, отличали неплохие умственные способности, талант к управлению, мужественность и жестокость, хуту – трудолюбие, экстравертированность, вспыльчивость, грубость, физическая сила и выносливость, интеллектуальная ограниченность и умение подчиняться, тва – склонность к обжорству и праздному образу жизни, преданность своим господам тутси и отвага во время охоты.
Трактовка европейцами руандийского общества не как состоящего из кланов, а как расчлененного на три класса – класс тутси, класс хуту, класс тва, – и атрибутация этим классам расовых признаков позволили интерпретировать социальную структуру Руанды и ее историю в категориях хамитской теории. Тутси были отождествлены с «хамитами», хуту – с банту, а тва – с пигмеями. Каждая «раса» отличалась от остальных с точки зрения причастности к политической власти, экономических занятий и образа жизни: «хамитская раса» находилась на вершине социальной и политической иерархии и имела отношение к самому престижному занятию – скотоводству; «раса банту» составляла «народную массу», зависимую от «феодалов-тутси», ее уделом оставалось менее почетное земледелие; наконец, тва являлись социальными маргиналами, существовавшими за счет презираемых охоты и гончарного дела. В результате возникал образ упорядоченного и иерархизированного общества, чья социальная структура напоминала систему сословий Средневекового Запада, а политическая – модель западной феодальной монархии. Эту развитую социальную и политическую организацию, по убеждению европейцев, a priori не могли создать негры банту, потомки проклятого сына Хама, и тем более карлики-пигмеи – ее могли создать только народы, им самим родственные и изначально не связанные с Африкой. Единственный, кто мог претендовать на эту роль мигрантов-культуртрегеров, – «хамиты»-тутси, которые в давние времена будто бы завоевали Руанду, создали в ней государство и структурированное общество и утвердились в качестве класса господ.
Концепция расовой природы руандийского общества и «хамитской миграции», таким образом, явилась творением не туземцев, а европейцев, и ей было суждено большое будущее[429]. Ее приняли как германские колонизаторы (Рихард Кандт[430], герцог Адольф Фридрих Мекленбург-Шверин[431], Ханс Мейер[432]), так и пришедшие им на смену в 1916 г. (формально в 1919-м) бельгийские[433]. Большую роль в разработке хамитской теории применительно к Руанде и в ее распространении сыграли католические миссионеры, начиная с французского священника Леона Поля Класса, ставшего в 1922 г. первым апостолическим викарием Руанды[434], и Франсуа Менара, одного из первых «крестителей» Бурунди[435]. В 1933 г. миссионер Альбер Паж опубликовал книгу с характерным названием «Хамитское королевство в центре Африки», в которой он окончательно легитимировал представление о хамитском государстве в Руанде и о тутси как хамито-семитах, мигрировавших из Египта и Абиссинии[436].
