Владимир Новоженов - Два ледокола: другая история Второй мировой
Если раньше Россия при Романовых в ущерб своим простым труженикам экспортировала свой хлеб в Европу и позволяла кормить там им скот для мяса и молока европейским рабочим, то теперь СССР мог сам себе закупать и скармливать своему скоту американскую пшеницу. Качественно улучшая потребительскую корзину простого человека.
Для упертых могу сообщить, что во время голода 1911 года, когда недоедали десятки миллионов крестьян и сотни тысяч умерли от голода, 53 % хлеба с русского рынка ушло на экспорт. А вообще — практикой при Романовых было до 10–12 % от произведенного урожая зерна сплавлять за границу.
Справочно могу доложить, что по пакту Молотова — Риббентропа Сталин — чтобы загнать Адольфа Гитлера в безвыходное шахматное положение проигравшего, который еще даже не начал партии, если помните, — гнал эшелоны с русским хлебом в Германию. Так вот, это всего 1 млн. тонн зерна от гигантского, под 100 млн. тонн урожая СССР 1940 года. То есть всего 1 процент!
Если Вы хотите сказать, что Романовы так широко торговали русским хлебушком оттого, что русский крестьянин с рабочим и так шиковали — то ошибетесь.
Есть и на это статистика. Душевое потребление зерна в начале XX века в России могло быть 24,3 пуда.
Но так как наши заумные аналитики в конце века будут потом гордо кричать о житнице России для всей Европы — типа, смотрите какая производительность труда была при царях, не то что при коммуняках, то нам надо вычесть экспортные романовские 4,8 пуда на русскую душу. Итого, русское душевое потребление хлеба — 19,5 пуда.
Вот если бы этот показатель был бы выше европейских стран, жители которых живут в гораздо более теплых условиях нежного Гольфстрима, то вот тогда бы я был горд за Романовых.
НО… Британия, например, сама производила на свою британскую душу только 12,5 пуда! А прикупала из за рубежа 13,9 пуда (и кормила своих коровок и поросят, и я даже Вам точно могу сказать — у кого она их прикупала). Итого на душу нонешних соотечественников господина Резуна приходилось аж 26,4 пуда хлеба.
Французы посовестливее— сами наработали 30,2 пуда и ввезли 3,4 пуда на французскую душу. Вот для француза мир улыбается при потреблении в общей сложности 33,6 пуда зерновых.
Если думаете, что немцы глупее, — то напрасно. Они сами вырастили 24,2 пуда… Видите— даже меньше сробили немчики, чем наши, но немцам тоже хочется и мяска, и молочка, и яичек. Посему они не распродают, а докупают 3,6 пуда. Итого, счастье немца в 27,8 пуда.
Как видим — вот и нашлось место нашему народу при доме Романовых в потреблении среди других народов. Народ-поскребышек!
А ну-ка посмотрим — как же ведет себя Сталин в сравнении с другими нациями именно в этом принципиальном вопросе. Вот ведь наверняка душителем и людоедом… А? Владимир Богданович! Вот задели Вы меня тем, что посоветовали учить экономику…
Вот выучился, теперь не остановите…
С большим удовольствием Вам сообщаю, что при людоеде Сталине и в достопамятном 1937 году— производство зерна на душу населения в СССР составило 27,5 пуда, в США — 11,9 пуда, во Франции — 11,2 пуда, в Италии — 11,9 пуда, ну и в Германии жалких 9,4 пуда.
Так как же быть с людоедом советских людей!?
А, понимаю, сейчас Вы полезете за любимым примером вывода на мороз полуголых несчастных и раскулаченных… А также незаконно репрессированных и реабилитированных… Согласен… факты паскудные… Но еще паскуднее гнобить всю свою нацию на корню! Без выводов к стенке!
Извольте примеры…
В 1900 году детская смертность в России достигала 28 процентов, то есть, считайте, почти каждый третий младенец, только родившись, уже умирал, а в 1946 году детская смертность составляла только 12 процентов. Половина детей в царской России не доживала до 10 лет. И мне почему-то думается, что это было связано и с качеством питания, наличия в рационе ребенка мяса, яиц, творога и молока… Хотя, понимаю, наличие обычного мыла тоже бы не помешало.
Князь Багратион, полковник Генштаба русской армии (наверняка потомок героя 1812 года) в 1911 году писал:
«С каждым годом армия русская становится все более хворой и физически неспособной… Из трех парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы… Около 40 процентов новобранцев почти в первый раз ели мясо при поступлении на военную службу».
Между тем относительная цена на мясо в России тех времен нам должна казаться не очень большой. Вот в СССР в начале 80-х годов, помнится, килограмм белого хлеба стоил в булочной 24 копейки. В магазине мясо по 2 рубля за килограмм, спору нет, надо исхитриться в очереди отстоять… Но вот на рынке при супервнимании к вашей персоне и отменном качестве мяса оно было доступно по 3–4 рубля за килограмм. То есть соотношение между ценой хлеба и мяса было 1:16.
А в 1914 году в Москве белый хлеб стоил 5 копеек фунт, а говядина— 22 копейки. Соотношение 1:4,5, или вчетверо дешевле мясо царское по сравнению с советским на фоне белого хлеба. И тем не менее 40 процентов парней призывного возраста до 21 года не ели его вообще в своей жизни. То есть Россия при Романовых кормилась в своей массе одним хлебом, то есть самым экономичным путем. И однако производительность в этой отрасли производства была столь низка и его товарность столь невелика, что работало в сельском хозяйстве России почти 85 процентов населения всей страны. А о культуре сельскохозяйственного производства я уже вообще молчу…
Вот ведь не хочется поминать Никиту Сергеевича Михалкова с его шедевром «Неоконченная пьеса для механического пианино», но, право, я все же доведу до Вас реальную картинку сельского трудового быта в России… Да притом в России не большевиков-живоглотов времен Ленина и Сталина…, а именно картинку времен поздних Романовых…, аккурат по результатам новаций с крестьянской общиной еще от Александра II «Освободителя». Это ведь именно сии благословенные времена отметил в своих рассказах Антон Павлович Чехов, что и попали затем в михалковский киношедевр.
Для этого мы воспользуемся статьей господина Меньшикова в русской газете «Новое время», что за номером 13332 от 25 апреля 1913 года. Ну то есть в самый «расцвет» сельскохозяйственного производства России, которым нас любят потчевать историки а-ля Минкины с Суворовыми, восхищенно ставя эти благословенные времена в пример бандитскому разгулу красных колхозов на советском селе 30-х сталинских годов.
«…русские помещики общим хором жалуются, что дворянская культура в России исчезает и местами с поразительной быстротой. Можете проехать десять, двадцать, тридцать верст и не встретить ни одной, даже захудалой дворянской усадьбы, или встретите десятки брошенных, проданных, сданных в аренду кулакам.
Если взять старинные карты и межевые планы, то вы удивитесь, до какой степени много было еще 60–70 лет назад дворянских гнезд. На планах повсюду еще значатся черные квадратики с надписью: «господ, дом», но в действительности их давно уже нет, господских домов, а с ними отошло в предание и старое господство культурного класса.
Ко мне довольно часто заезжают провинциалы, бывающие в Петербурге, помещики и общественные деятели. Если им верить — а почему бы отказать им в доверии? — пугачевщина 1905–1906 годов не прекратилась вовсе. Она затихла, она приняла другие, менее шумные формы, но продолжает свое разрушительное дело.
Крестьяне не ходят, правда, как прежде, целыми толпами и с караванами конных подвод, чтобы грабить помещичьи усадьбы и жечь их. Но поджоги идут все-таки непрерывно — то дом подожгут, то гумно, то сарай, то амбар, то скирды и одонья хлеба.
Продолжаются самые возмутительные, самые нелепые потравы. Становится невозможным завести огород или плодовый сад, ибо и овощи, и фрукты непременно будут расхищены еще в завязи. Мало сказать — расхищены, растения, иногда очень дорогие, выписанные из дальних стран, вырывают с корнем, ломают, рубят.
Даже простые декоративные растения беспощадно истребляются.
Племенной скот увечится иногда самым безжалостным образом.
Сельскохозяйственные машины портятся и пр. и пр. Чувствуется не отчаяние нищеты, не жадность разбойника, а какое-то сладострастие вандалов, уничтожающих культуру только потому, что она культура. Деревенские старики, родившиеся «при господах», еще хранят оттенок уважения и к чужой собственности, и к чужому культурному труду, но хулиганствующая молодежь впадает явно в тот опасный психоз, который побуждал варваров разрушать всякую цивилизацию.
Ничуть не помогают самые добрые, самые великодушные отношения к крестьянам со стороны помещика. На барина-благодетеля чаще всего смотрят как на дурака, простотой которого пользоваться будто бы сам бог велел. Жестокие, первобытные нравы вытесняют не только культурных людей из русской деревни, но и тех крестьян, которые еще не потеряли образ человеческий.
Громадный отлив рабочих сил в отхожие промыслы, в переселение, в эмиграцию объясняется, главным образом, тем, что в одичалой деревне трудно становится сохранить нынче результаты своего труда, свое спокойствие и самую жизнь…»
