Эдвард Радзинский - Железная Маска и граф Сен-Жермен
Король призвал к себе д'Артаньяна. Его Величество сообщил, что завтра в присутствии гасконца Фуке объявят приговор. После чего д'Артаньян должен доставить его в место заключения — в тюремный замок Пиньероль.
Король с усмешкой прочел мольбу в глазах д'Артаньяна: неужто ему суждено и впредь продолжать свое фактическое заточение рядом с Фуке?
— Нет-нет, — успокоил король. — Ваша миссия закончится, как только господин Фуке займет свою камеру в Пиньероле... Но только вам, д'Артаньян, мы можем поручить ответственнейшую задачу — благополучно доставить его туда целым и невредимым. Надеюсь, вы не забыли, что отвечаете за негодяя головой.
Д'Артаньян поклонился. Король продолжал:
— Вы оказали мне достаточно услуг за мою не такую уж долгую жизнь. Окажите еще одну, и очень важную. Есть ли у вас на примете человек, который смог бы столь же заботливо и умело, как вы, сторожить известного вам узника? Я назначил бы его комендантом нашей важнейшей тюрьмы в Пиньероле.
Бастилия и Венсенский замок давно стали притчей во языцех. Людовику XIV понадобилась новая, воистину секретнейшая тюрьма. Пиньероль был расположен далеко от Парижа, в забытом богом городке. В Пиньероле враги Его Величества могли бесследно и, главное, без шума исчезнуть в каменном мешке.
— Это будет очень ответственная и очень хорошо вознаграждаемая должность. — И король вопросительно посмотрел на д'Артаньяна.
Д'Артаньян понял: Людовик отлично знал, что гасконец беден, как церковная крыса, и надеялся. Но д'Артаньян поспешил с рекомендацией:
— Я хорошо знаю только моих мушкетеров, но с уверенностью могу рекомендовать одного из них. Его зовут шевалье де Сен-Мар.
Это было лучшее, что мог сделать д'Артаньян и для Фуке, и для короля. Старый вояка Сен-Мар, великолепно владевший шпагой, был воистину верным слугой короля, но при этом (даже по мнению маркизы де Севинье) «весьма порядочным человеком». В последнее время он был квартирмейстером в мушкетерской роте и показал себя прекрасным администратором.
— Ну что ж, — сказал король. — Шевалье назначен. Но помните — с этой минуты вы отвечаете за свою рекомендацию. Итак, я желаю вам удачной поездки в Пиньероль. Излишне напоминать, что в случае попытки освободить известного господина...
Д'Артаньян еще раз молча поклонился.
В несчастный понедельник 22 декабря, в 10 часов утра, секретарь суда в черном одеянии судейского чиновника, со свитой столь же черных, разительно похожих на галок судебных исполнителей явился в Бастилию. Он вызвал д'Артаньяна и торжественно объявил, что должен сообщить заключенному Фуке королевский приговор.
После чего началась церемония. Д'Артаньян повел Фуке в старинную тюремную церковь. Скольких несчастных видела эта церковь! Их сопровождали губернатор Бастилии и пять мушкетеров, среди которых был Сен-Мар. Фуке был в том же черном, уже сильно поизносившемся платье, в котором его арестовали. Под мышкой держал шляпу.
— Сударь, — торжественно обратился секретарь к Фуке, — выйдите вперед и назовите ваше имя.
— Вы отлично его знаете, — сказал Фуке, не двигаясь с места.
— Мне странно объяснять государственному служащему высшего ранга, что существуют правила и процедуры правосудия, которым мы должны следовать. Итак, сударь, ваше имя.
— Я отказываюсь назвать его вам и протестую против незаконного приговора, который вы собираетесь мне зачитать.
Секретарь суда велел своим помощникам записать ответ, затем начал зачитывать приговор.
Во время чтения Фуке, нарочито скучая, посматривал по сторонам, показывал, как мало он интересуется происходящим.
Когда секретарь завершил долгое чтение, Фуке спросил:
— Надеюсь, вы сыграли вашу комедию до конца?
— Карета, которая отвезет вас в заключение, будет ждать во дворе, — мрачно ответил секретарь и покинул церковь вместе с судейскими.
Д'Артаньян предложил Фуке хорошенько поесть перед дальней дорогой, но тот отказался, и д'Артаньян поел один.
Через час во двор Бастилии была подана карета, в которую сели Фуке и д'Артаньян. Король отплатил Фуке за его речи на суде и за приговор судей. По приказу Людовика Фуке не дали проститься с семьей. Ему запретили взять с собой слуг, помогавших ему в Бастилии.
Карета, окруженная отрядом из ста мушкетеров, выехала за ворота тюремного замка. Сторонники Фуке не сплоховали. У ворот Бастилии суперинтенданта ждала приветствующая толпа. В толпе он разглядел немногочисленных друзей, которые не побоялись прийти проститься с опальным олигархом, хорошо зная, что мстительный король этого им не забудет. Было много дам и много женских слез. Увидел он и графиню Л. Она стояла без маски, с пепельными волосами, божественно красивая, с букетом красных роз. Она послала ему воздушный поцелуй... и кровавые цветы полетели в проезжавшую карету. Он помнил ее тело и помнил, как, насладившись ночью, утром привычно желал побыстрее избавиться от женщины. Как торопился отправиться на Совет, к делам, которые считал тогда важными, не зная, что спешит убежать из объятий навстречу погибели.
И он помахал им всем из окна кареты, хотя д'Артаньян просил его этого не делать... В ответ прозвучал общий крик толпы: «Да здравствует месье Фуке!» Д'Артаньян тотчас опустил занавески и сказал как-то по-отечески:
— Вы по-прежнему очень молоды, месье Фуке, невзирая на ваш возраст и страдания. Вы отлично знаете, что все эти крики будут тотчас известны Его Величеству. Стоит ли сердить и без того сердитого на вас государя ради секунды приветствий? Ах, мой друг, вы так напоминаете мне одного молодого гасконца по имени д'Артаньян, которого я стараюсь забыть.
Д'Артаньян сумел забыть того сумасбродного храбреца, он стал истинным придворным. Например, сумел сделать так, что его доброе отношение к Фуке стало известно влиятельным сторонникам суперинтенданта. Маркиза де Севинье даже отметила в очередном письме, что д'Артаньян «ведет себя с Фуке как истинно порядочный человек». Одновременно мушкетер не забывал посылать записочки и могущественнейшему Кольберу, где нижайше просил его «присылать предписания». Но завистник и ненавистник Фуке исповедовал только одну заповедь: «кто мягок с Фуке, тот против меня». Так что на угодливые записочки гасконца ответов не последовало.
— Мой дорогой друг, — продолжал уговаривать д'Артаньян Фуке, — я покину вас в Пиньероле, но... Но надеюсь вас встретить в Париже. Это сбудется, поверьте, и скоро сбудется, если вы воспримете завет д'Артаньяна. Мой дорогой месье, вам следует подумать о мире с Его Величеством. И найти пути к заключению этого мира. Только так вы сможете выйти из тюрьмы... если, конечно, у вас нет желания в ней умереть.
Д'Артаньян сказал Фуке правду. Был только один путь на свободу — смириться перед королем, согласиться делать все, что прикажет Его Величество.
Но сейчас и этот путь, и мысли об этом пути были так далеки от Фуке. Фуке улыбнулся и сказал:
— Нет-нет, я не держу зла ни на Его Величество, ни на того беднягу судейского в церкви, которого я почему-то хотел несправедливо обидеть. Если увидите его, передайте мои сожаления.
Д'Артаньян смотрел на него с изумлением.
Фуке был в каком-то покойном, мирном и, главное, довольном настроении, так не вязавшемся с тем раздраженным Фуке, которого он видел час назад в тюремной церкви.
Мушкетер испугался. Ему показалось, что Фуке что-то задумал... что там, в камере, возможно, он получил некое известие.
Стояла зима 1665 года. Суровая была в тот год зима. Щадя изможденного арестанта, д'Артаньян делал частые остановки.
Между этими привалами карета с узником буквально летела. Гасконец боялся нападений в дороге и предпочитал стремительно преодолевать отрезки пути. Но кинжал был при нем. Он боялся друзей Фуке. Ему не давало покоя это кроткое спокойствие узника. Опасался он... и короля! Он хорошо помнил приказ короля и очень боялся, что Его Величество приказал организовать ложное нападение, во время которого ему придется совершить то, что он ненавидел... Уж очень выразительно Людовик требовал «доставить целым и невредимым». Так что довольно часто д'Артаньян направлял карету обходными дорогами, меняя заранее обговоренный маршрут. Короче, бедному гасконцу приходилось бояться и друзей Фуке, и его врагов.
Великое открытие Фуке
Благополучно доехали до Лиона. Ночевали в гостинице, окруженной караулом мушкетеров. Всех постояльцев выгнали.
Из Лиона путь лежал в горы. Ударил сильнейший мороз. Карета, сопровождаемая замерзшими, чертыхающимися мушкетерами, ехала по узкой горной дороге, где уклониться от встречного экипажа было невозможно. Ледяной ветер проникал сквозь окна кареты, но гасконец потел от напряжения, по-прежнему ожидая нападения. Он укрывал Фуке огромной медвежьей шкурой, купленной на деньги маркизы Севинье.
