Коллектив авторов - Новейшая история стран Европы и Америки. XX век. Часть 3. 1945–2000
Основные преобразования «шоковой терапии» были осуществлены в восточноевропейских странах на протяжении 1990–1992 гг. Они привели к двойственным результатам. Радикальная ломка механизма централизованного планирования и контроля, широкая приватизация, тотальная либерализация ценообразования и внешней торговли, ввод конвертируемости национальных валют, демонтаж значительной части социальной распределительной системы способствовали стремительному формированию рыночной инфраструктуры. Был ликвидирован дефицит потребительских товаров. В сферу предпринимательской деятельности включилась значительная часть населения. Однако негативные последствия «шоковой терапии» превзошли все самые пессимистические ожидания. Последовал глубокий спад производства. Валовой национальный продукт уменьшился в Болгарии и Румынии на 50 %, в Венгрии и Чехословакии – на 25 %, в Польше – на 20 %. Безработица в целом по региону охватила более 1/10 трудоспособного населения. Широко распространенным явлением стали частичная занятость, опережающий рост безработицы среди молодежи. Огромные масштабы приобрела инфляция. Даже ценой жестких монетарных мероприятий восточноевропейским правительствам не удавалось добиться снижения инфляции ниже среднегодового уровня 20–40 %. В таких условиях образовывался завышенный уровень номинальных и реальных процентных ставок, что ограничивало кредит и мешало экономическому оживлению. Инфляционные ожидания становились дополнительным источником неуверенности для бизнеса. Неожиданной оказалась устойчивость инфляции. Предложение денег на рынке неизменно отставало от индекса потребительских цен, тогда как в мировой практике именно этот фактор являлся решающим для стимулирования инфляционных процессов. Обычные монетарные методы оказывались в данном случае малоэффективными.
Результаты первого периода постсоциалистических преобразований показали, что стратегия «шоковой терапии» базировалась на целом ряде ошибочных постулатов. Ключевым из них можно признать переоценку экономических последствий приватизации и слома командно-административного механизма. Приватизация должна была обеспечить эффективное управление и дополнительные источники финансирования, а также формирование широкого слоя собственников – залог решения многих социально-психологических проблем. Использовались две модели приватизации. Первый вариант (ваучерный) основывался на свободном распределении государственной собственности среди всего населения. Предусматривалось наделение каждого гражданина ваучером, который можно обменять на акции одного из общенациональных фондов – владельцев группы предприятий. Схемы подобной приватизации были разработаны в Чехословакии, Болгарии, Польше и Румынии, но эффективно реализованы лишь в Чехии. Выигрышная в идеологическом плане, ваучерная модель не могла создать действительно эффективную систему управления. Собственность оказывалась «распылена», а сфера предпринимательской активности существенно сокращалась. Сама же приватизация не приносила дополнительных финансовых средств ни предприятиям, ни бюджету. Альтернативная модель приватизации носила коммерческий характер. Акционирование и продажа предприятий осуществлялись выборочно. Приватизированные предприятия в этом случае быстро включались в новую систему управления, их деятельность строилась на жестких требованиях к рентабельности. Но процесс приватизации, а вместе с ним и структурно-отраслевые преобразования растягивались по времени.
Иллюзией оказалось и убеждение в том, что смена форм собственности автоматически приведет к созданию инновационного, гибкого производственного механизма, что с падением коммунистических режимов господство монополий в экономике естественным образом сменится атмосферой свободной конкуренции. Зачастую приватизированные предприятия оказались «негосударственными», но еще не становились частными. В условиях либерализационных шоков, инфляционных ожиданий, сложнопрогнозируемой смены схем индексации зарплаты и пенсий, частых (и не всегда объективно мотивированных) скачков валютного курса и цен на отдельные товары предприятия, как частные, так и государственные, склонялись к схожей стратегии – сокращению производства для спекулятивного стимулирования потребительского спроса или повышению цен на продукцию вместо борьбы за снижение ее себестоимости и издержек производства. Это, в свою очередь, становилось источником устойчивой инфляции.
Противоречивые экономические последствия «шоковой терапии» дополнялись ее негативными социальными последствиями. Падение уровня жизни, неизбежное при структурных преобразованиях, дифференциация доходов и социальная поляризация общества воспринимались чрезвычайно болезненно. Среди наиболее уязвимых слоев оказались те группы населения, которые раньше занимали достаточно привилегированное (в том числе и в моральном плане) положение – офицеры, ученые, врачи, учителя. Оказалось, что при всем желании перенять западный жизненный стандарт большинство населения отнюдь не спешило отказаться от социальных гарантий государства и болезненно реагировало на политику жесткой экономии в социальной сфере. Сложные психологические проблемы затронули и наиболее преуспевающие слои населения, связанные с бизнесом. В большинстве восточноевропейских стран отсутствовали традиции предпринимательской культуры, не сложилось четкое правовое пространство рыночных отношений. На предпринимательскую деятельность оказывала влияние клановая психология, ориентация на получение доходов любыми, в том числе и полулегальными, средствами. Велика оказалась волна коррупции, затронувшая все этажи власти. Слой предпринимателей пока оставался малочисленным, а массовая приватизация в большинстве стран региона не оправдала надежд на стремительное формирование «класса капиталистов».
Обострение социальной обстановки, очевидная необходимость корректировки реформаторского курса вызвали перестройку партийно-политического спектра и приход к власти левоцентристских сил. Концептуальную основу обновленной стратегии рыночных преобразований составил так называемый градуалистический подход. Не отрицая важность макроэкономической стабилизации, в том числе и многих аспектов «шоковой терапии», сторонники градуализма указывали на ее социальные издержки и ратовали за более сбалансированные, постепенные реформы. Более конкретные рекомендации существенно разнились. Представители социал-демократических кругов выступали с позиций, близких к классическому кейнсианству, и указывали на необходимость опережающего стимулирования потребительского спроса (Я. Крегель, Э. Мацнер, К. Ласки). Радикальное крыло социалистов опиралось на теоретические выводы О. Ланге и по-прежнему доказывало возможность построения рыночного социализма с преобладанием государственной собственности. Большим влиянием пользовались представители институционалистской школы, получившей распространение на Западе еще в 50–60-х гг. Институционалисты считали приватизацию и либерализацию ценообразования недостаточной основой для полной реструктуризации экономики. Эффективность реформ, в их представлении, зависела от соотнесения масштабов приватизационного процесса с развитием всей рыночной инфраструктуры, обеспечения эффективного сочетания государственного и частного секторов экономики, сохранение государственного контроля над ценами товаров первой необходимости.
Ключевым компонентом всех градуалистических концепций стала идея социализации осуществляемых реформ, уменьшения их издержек, невзирая на увеличение срока реализации и отступление от модели «капитализма без прилагательных». Но столь же общим недостатком явилось отсутствие четких ответов на ключевые проблемы, выявленные либерализационными шоками: каково соотношение между скоростью реформ и их экономической эффективностью, какие методы могут позволить провести реструктуризацию промышленности без снижения уровня производства и занятости, какие источники финансирования могут обеспечить осуществление социальных стабилизационных мер при строгих бюджетных ограничениях и сокращении прямых экономических полномочий государства? Социализация реформ вступала в противоречие и с рекомендациями международных финансовых кругов, в том числе экспертов МВФ. Отказ от жесткого монетаризма грозил еще более обострить проблему внешних инвестиций, отсрочить возможность интеграции в экономическое пространство Европейского союза.
Наибольшее влияние на ход постсоциалистических преобразований градуалистические концепции оказали в середине 90-х гг. В 1993 г. в большинстве стран региона был достигнут пик кризиса. Общественные настроения в этот период в наибольшей степени благоприятствовали отказу от либертарных шоковых моделей и социализации формируемого рыночного социализма. Складывалась и объективная возможность подобной корректировки – основные структурные изменения завершались, в наиболее рентабельных отраслях наметился подъем. Но дрейф реформаторского курса «влево» не был радикальным. Во второй половине 90-х гг. стало очевидно, что дилемма «быстрые, шоковые, реформы или медленные, градуалистические» сменяется более четким и целенаправленным выбором приоритетных сфер и направлений реформирования. К ним можно отнести развитие законодательной базы рыночной экономики, осуществление нового этапа приватизации, развитие системы трудовых отношений, бюджетную реформу.
