Николай Задорнов - Далёкий край
- Я тебе все честно добуду, отдай только Одаку, - просил Чумбо. Нарушения закона не будет. У нас с братом ружье есть. Могу тебе подарить. Русское ружье!
- У-у! Честно никогда ни черта не достанешь. Все уйдет. А ружья мне не надо, я его боюсь.
Под растянутую сетку, около которой сидели Самары, подлез седой, такой же черноногий, как Дохсо, дед Ичинга.
- Конечно, отдай ему девку. Человек подвиг делал. Пусть берет. Он умнее нас и сам все знает.
Дохсо почесал под косой. Дед Ичинга был один из самых старых Самаров. Его стоило послушать.
Другие старики вступились за Чумбо. Игтонгка стал ругать отца и грозился избить, если не отдаст сестру. Дядюшка наконец уступил.
- Вот твой жених, - сказал он дочери.
Дед Ичинга играл на железной подковке с языком. Одака выпила и разрумянилась. Чумбока топтался перед ней под дедово гуденье.
- Ладно! Присылай сватов! - воскликнул дядюшка. - Отдадим за тебя...
Одака рассказывала, что Чумбока собирается построить новый дом на устье Горюна.
Дядюшка задумался.
- Да, ты хорошее место выбрал, если на устье Горюна хочешь дом построить. Две реки сходятся, и народу много ездит. Почти каждый день пройдет лодка.
Все стали хвалить Чумбоку и говорили Дохсо, что у него хороший будет зять. Старик готов был почувствовать себя счастливым, как вдруг какая-то непри ятная мысль овладела им.
- Что ты, дядя? - ласково спросил Чумбо.
- Я всегда помню, что Игтонгка убежал, - печально ответил Дохсо, теперь маньчжуры где увидят меня - убьют. Я всегда должен их бояться.
- Не бойся! - сказал Чумбо. - Я твой зять и всегда могу тебя защитить. Я же не боялся выстрелить в шамана. Я и их не побоюсь.
Он уже рассказывал про испытание Бичинги.
- Мы давно знаем, что Бичинга злодей и обманщик, - бормотал Ичинга.
Черноглазые большеголовые ребятишки жались к матерям, когда речь зашла про шамана. Особенно ругал его Кога, тот самый долговязый, остроголовый старик с бородой в три длинных седых волоска, который жил то в Бохоторе, то в Кондоне и который дал Чумбоке оморочку после его бегства от маньчжуров.
Между тем в стойбище пришла лодка. Приехали люди в рыжих шляпах.
- Кто это? - спросил Чумбо.
- Это лоча! - спокойно ответил Иренгену. - Наши знакомые. Не бойся их. Они на озере красное серебро моют... К нам ездят...
- Фомка приехал! - поднялся дядюшка Дохсо.
Гостей было двое. Из них сухой, русобородый и с длинным носом русский. Тунгус Афоня тоже называл себя русским. Не раз еще в былые годы Фомке приходил с купцом из-за хребтов. Приносил топоры, а иногда и самодельные русские ружья. Проезжая по стойбищам, якуты и русские "пробовали пески" - брали пробы на золото.
На этот раз русские приехали в деревню за табаком. Они знали, что у гольдов водится славный табак.
Все кондонцы перебрались с песков к гостям, в тальники. Самары стали обсуждать, сколько дней пришлось бы потратить, если поехать на Амур купить табаку.
Золото было, а табаку не было. Фомка и его друг Афоня решили не пожалеть рубах, шапок и шляп, променять их на табак гилякам, не знавшим цены золоту.
- На Мангму за табаком ехать быстро можно, - говорил Кога, подсаживаясь к Фомке.
- Только не проедешь! - воскликнул Дохсо.
Фомка спросил, что же за беда.
Дядюшка Дохсо рассказал про набеги маньчжуров, про бегство Игтонгки и про притесне-ние грабителей.
Фомка покачал головой.
- Мы дадим табаку, маленько-то дадим, - сказал Чумбо.
Среди выигрышей у него был табак. Парень принес и отдал русским две связки.
- Боитесь каких-то бродяг, - сказал Афоня, принимая подарок. Собрались бы да погнали их.
- А ты нам поможешь? - спросил Кога.
- Что, у вас самих силы, что ли, нет? Ружья есть...
Чумбо вспомнил, что когда-то такой же совет давал Алешка его отцу Ла. Чумбо хорошо помнил Алексея, как всегда помнят в тайге человека, который хотя бы раз проходил мимо. Алексей помог поймать лысого зверька, живущего чужой добычей, и сравнивал его с пришлыми грабителями. А главное - он сменил за юколу хорошее ружье, которое бьет метко.
- Напасть да всех побить, - как бы между прочим сказал, попыхивая трубкой, Афоня, занятый вырезыванием колка для весла.
- У-у! Как нападешь?
- Как нападешь? Подъехали на лодках и прямо набежали. Посечь их всех.
- А кто торговать будет?
- Мы торговать будем! - живо ответил Афоня.
Чумбо оглядел зеленую тихую реку, а за ней рыжие камни с вековыми кедрами по уступам и на вершинах... На этой стороне берег, истоптанный поколениями Самаров дочерна.
"Тут корень рода Самаров! - думал Чумбо. - Вон какой амбар старый сгнил, повалился в лес, как пьяный! Кусты на его бревнах выросли - это еще дедушка, самый первый Самар Нана строил! В лесу в железных рубашках его кости валяются. От этого Нана пошли Нанэй - наш народ, люди, все мы. Во-он за рекой скалы, как жеребцы скачут по склонам сопки... Они у нас так и называются - скалы Жеребцы. На этом месте, когда Нана пришел, рыба в воде шелестела, как листья сухого дуба шелестят. Ему поэтому место понравилось. Зачем сюда чужих пускаем? А? Про каждый камень, про каждую речушку у Самаров сказка есть. А теперь сюда разбойники приходят. Дедушка наш род сюда привел не затем, чтобы тут нас грабили! Вон какие кедры стоят! Таких нигде нет!"
За табак Фомка подарил Чумбоке свою выцветшую шляпу.
- Вот шляпа! Теперь тебя не узнает никто! - сказал Дохсо, когда Чумбока надел на себя подарок.
- Чумбока, надень русскую рубаху!
- Теперь ты можешь в гьяссу ехать, тебя даже Сибун не узнает! Совсем ты другой человек стал.
- Приезжай ко мне в гости в низовья, - приглашал Фомка молодого гольда.
Афоня возил добытое золото якутским купцам, за хребты. Скоро он отправится в город лоча.
* * *
Поздно вечером табор засыпал. Чумбока и Одака сидели у костра. Дядюшка Дохсо где-то в стороне, в потемках, бранился со старухой.
...Вспоминаю тебя, сестричка,
Ханина-ранина,
тихо и ласково, с восторженным повизгиванием, напевал Чумбо,
Когда рыбку бью в реке,
Ха-а-нин-на-ран-ни-на!
Хотел бы я, чтобы
Сердечко твое,
Ханина-ранина,
Трепетало как рыбка на остроге...
И, любуясь милой, Чумбо, поджав ноги, сидя, подпрыгивал в такт песне.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
САМПУНКА В ОНДА
В Онда пришла мачтовая сампунка. Река обмелела. Судно не смогло подойти к деревне и остановилось в отдалении от берега, на расстоянии чуть побольше выстрела из фитильного ружья.
В открытое окно Удога мрачно наблюдал, как рабочие-китайцы бросили якорь и, бегая по настилу, сворачивали соломенный парус, скрепленный длинными бамбуками. За спиной Удоги, на кане, позванивая талисманами и разными медными побрякушками, отгоняющими злых духов, Дюбака покачивала лубяную зыбку и что-то ласково бормотала дочке.
От сампунки отвалила лодка. В лачугу поспешно вошла гостившая в эти дни в Онда горбатая мать Дюбаки.
- Маньчжуры приехали! - со страхом сказала старуха.
Ойга с оханьем поднялась с кана. Ноги и поясница не давали ей покоя. Если бы не гостья, помогавшая ей, все хозяйство развалилось бы.
Дюбака, оставив младенца, подошла к двери.
Из всех домов выглядывали смуглые лица женщин, не решавшихся выйти на берег. Там толпились мужчины, кланялись приезжим.
Приехал сам Дыген и оба его помощника - толстый маленький Сибун и высокий свирепый старик Тырс. С ними было двое маньчжуров и рабочие-китайцы, все без оружия.
Маньчжуры, высаживаясь в стойбищах, оставляли оружие на сампунке, а то были случаи, когда напуганные, отчаявшиеся местные жители все бросали и убегали в тайгу, и тогда пустели деревни и не с кого было брать меха, из-за которых совершались набеги.
Своих соболей у Удоги не было, и он пошел к купцу Гао. Он знал, что если не дать соболей Дыгену, то маньчжуры могут жестоко наказать или захватить с собой гребцом в дальнюю дорогу.
"Я во власти торгаша, - с горечью думал Удога.- Когда беден, то стараешься где-нибудь поскорей занять, лишь бы избегнуть несчастья".
В лавке была суета. Сыновья хозяина прятали под крышу какие-то узлы, бегали за амбар в тайгу и, возвращаясь, взволнованным шепотом передавали друг другу какие-то новости.
Маньчжуры всегда придирались к Гао. Правда, обычно все заканчивалось вымогательством мехов, но именно вот это лицемерие чиновников и выводило из себя Гао.
- Какой негодяй! Какой лжец и обманщик! - тонко и гневно кричал старик, обращаясь к Удоге и показывая пальцем на сампунку Дыгена. Старик дрожал и, полуоткрыв свои черные глаза, не сводил их с судна...
Он бранил Дыгена, а его сыновья, Вангба и работники тем временем прятали меха и товары.
- Я тебя всегда выручу... Выручу... Дам хороших соболей... Таких уж давно нет... Нет нигде... только у меня. Старые соболя, хорошие. Ты отдашь этой зимой за каждого по два соболя... И еще полсоболя - проценты. Ты такой умный, теперь ты знаешь, что такое проценты.
Гао подал Удоге двух хороших черных соболей.
