Юлия Лунева - Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914)
Во время прощальной аудиенции перед отправкой в Константинополь кайзер дал Сандерсу следующие указания: «Вас не должно ни в какой степени касаться, кто будет находиться у власти — младотурки или старотурки. Вы должны иметь дело только с армией. Изгоните политику из турецкого офицерского корпуса. Вмешательство в политику — это их величайшая ошибка. В Константинополе вы встретитесь с адмиралом Лимпусом, который стоит во главе английской морской миссии. Сохраняйте с ним хорошие отношения. Он работает во флоте, а вы в армии. Каждый из вас имеет свой отдельный круг деятельности»[639].
Б. Бюлов в воспоминаниях писал, что «германское правительство послало в Константинополь одного из самых лучших германских офицеров, генерала Лимана фон Сандерса, и не инструктором, а командиром расположенного в Дарданеллах турецкого армейского корпуса. Это означало наступить своему другу [Николаю II] на его самую чувствительную мозоль»[640].
В ноябре 1913 г. в Петербурге стало известно, что Германия подписала с правительством Турции договор об отправке военной миссии в Константинополь численностью в 41 человек. Генерал Лиман должен был стать командующим 1-м корпусом, расположенным в Константинополе, в районе, прилегающем к Босфору и Дарданеллам. Ему должны были подчиняться все военные школы, во главе которых турецкое правительство намеревалось поставить германских инструкторов, а также немецкие советники в турецком Генеральном штабе, назначенные из числа прибывших с генералом Лиманом германских офицеров[641]. Интересам России в Черноморских проливах наносился серьезный удар. «Действительно, работа германской военной миссии, — пишет Б. М. Туполев, — была сосредоточена на Черноморских проливах с их укреплениями и на Восточной Анатолии. Посредством географических съемок и разведки местности она должна была быть подготовлена для развертывания войны против России»[642]. Усиленное проникновение Германии на Ближний Восток и без того причиняло России немало хлопот. Но теперь, когда Германия открыто намеревалась расположиться в Константинополе и захватить в свои руки военный контроль над Проливами, в Петербурге не на шутку встревожились. Российские империалисты, стремившиеся отнять Константинополь, а также Армению у Турции, не могли примириться даже с мыслью о том, что Германия займет преобладающие позиции в районе Проливов. «В Петербурге известие о назначении Лимана было принято как фактическое отрицание каких-либо преимущественных прав и интересов России в Проливах, как непосредственная угроза этим интересам в настоящем и всем планам и расчетам в отношении будущего», — писал Е. А. Адамов[643].
Борьба за новые рынки сбыта, территории, за «ключ от дверей» объединяла самодержавие и буржуазию. Став твердой ногой в Проливах, Россия утверждала свое господство на Балканском полуострове. «В самом деле, — писал министр иностранных России дел С. Д. Сазонов Николаю II, — тот, кто завладеет Проливами, получит в свои руки не только ключи морей Черного и Средиземного, — он будет иметь ключи для поступательного движения в Малую Азию и для гегемонии на Балканах»[644].
«Узнав о соглашении Германии с Турцией касательно военных инструкторов, — телеграфировал Сазонов послу в Берлине С. Н. Свербееву, — я крайне удивлен, что этот важный вопрос не был ни словом затронут канцлером во время недавних моих откровенных и дружественных объяснений с ним. Сама по себе немецкая военная миссия в пограничной с нами стране не может не вызвать в русском общественном мнении сильного раздражения и будет, конечно, истолкована как акт явно недружелюбный по отношению к нам. В особенности же подчинение турецких войск в Константинополе германскому генералу должно возбудить в нас серьезные опасения и подозрения. Благоволите высказаться в этом смысле перед германским правительством»[645]. Российскому послу дали указание поставить в известность Берлин, что миссия Лимана фон Сандерса может отрицательно подействовать на русско-германские отношения. Петербург предпочел бы, чтобы Сандерсу выбрали для военной деятельности не Константинополь, а какой-нибудь другой район Турции. В ноябре Свербеев сообщил Сазонову о результатах своих бесед с помощником германского статс-секретаря по иностранным делам А. Циммерманом и отметил, что, по мнению последнего, подозрения России беспочвенны и что Берлин не имел возможности отказать Турции в ее просьбе[646].
Протест России был встречен в Германии крайне сдержанно и холодно. В своем ответе на русские возражения Германия оправдывала свои действия тем, что была вынуждена удовлетворить просьбу Турции, чтобы загладить впечатление от «клеветнических» обвинений, распространявшихся в этой стране против прежних немецких инструкторов вследствие последних поражений Турции. В случае же отказа Берлина Турция обратилась бы к другой державе.
В Берлине отрицали всякую возможность недружественной позиции Германии в отношении России и даже утверждали, что «присутствие германского генерала в турецкой столице могло бы оказать большую услугу всей Европе в случае каких-либо будущих осложнений»[647]. «То обстоятельство, что генерал Лиман будет командовать корпусом в Константинополе, отнюдь не должно вас тревожить, — сказал посол Германии барон Фрайхер фон Вангенхайм российскому военному агенту в Турции, — я вам ручаюсь, что его обязанности будут строго ограничены и все, что касается обороны Константинопольского района и Проливов, будет изъято из круга его ведения»[648]. В том же разговоре германский посол сделал следующее заключение: «Странно было бы видеть какие-либо козни против России, — недоумевал Вангенхайм, — согласитесь, что один этот генерал не может представить собой угрозу для великой России»[649].
Председатель Совета министров России В. Н. Коковцов, находясь в Париже, чтобы получить заем в 500 млн. франков для строительства стратегических железных дорог, по пути в Россию встретился 1 (14) ноября 1913 г. в Берлине с Вильгельмом II и канцлером Бетман-Гольвегом. Коковцов изложил германскому кайзеру точку зрения Петербурга и дал понять, что «Россия не может примириться с установлением командования иностранного офицера корпусом в Константинополе. Ибо это создало бы преимущественное положение в Турции для одной державы, изменяя всю ближневосточную проблему»[650].
В той же беседе Коковцов пояснил Бетман-Гольвегу, что «подобное командование не может не вызывать с нашей стороны самых серьезных сомнений. Вместе с Германией и другими государствами мы стремились сохранить остатки турецкой империи в Европе с Константинополем в ее руках в такую пору, когда Болгария готова была победоносно вступить в его стены. Мы видели в этом отсрочку в разрешении Восточного вопроса и находили, что оставление Проливов в руках Турции в настоящее время представляется наиболее желательным не только для России, но и для всей Европы, но в то же время мы исходили из того коренного положения, что Константинополь должен оставаться турецкой столицей, в неприкосновенности которой одинаково заинтересованы все великие державы»[651].
Однако переговоры Коковцова с Бетман-Гольвегом и Вильгельмом II не привели к каким-либо осязаемым результатам. «Каков будет дальнейший ход этого вопроса, — писал Коковцов Николаю, — я не могу доложить Вашему Величеству… Но не скрою от Вашего Величества, что объяснения мои в Берлине оставили во мне неудовлетворительное впечатление и дают повод думать, что германское правительство не легко уступит, если оно вообще уступит, избранную им позицию»[652].
Тогда Россия решила обратиться к союзникам по Антанте. В телеграмме от 25 ноября (8 декабря) 1913 г. министр иностранных дел Сазонов просил российских послов в Париже и Лондоне выяснить, насколько французское и английское правительства считают командование германским офицером корпусом в Константинополе «совместимым с их интересами, достоинством их представительств, при становлении неравенств условий в Константинополе». Одновременно Сазонов предложил поставить вопрос о «соответствующих компенсациях для других держав» в случае, если дальнейшие настояния России в Берлине не достигнут успеха[653].
Французская дипломатия, опасавшаяся, как бы Россия не сговорилась с Германией и не надоумила ее перевести военную миссию в Смирну (Измир), была склонна поссорить Германию и Россию. Содержание переговоров Коковцова в Берлине неожиданно было разглашено в печати. В середине ноября 1913 г. во французской газете «Temps» (Темпе) были опубликованы все подробности переговоров Коковцова в Берлине, о которых было известно только французскому послу в Германии[654].
