Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории
Эта философия привела Гитлера к мечтам о таком способе завоевания, который сломил бы население оккупированных восточных территорий навсегда; свою миссию он видел в том, чтобы сделать их еще менее цивилизованными, чем они были, по его мнению, на тот момент. Уровень их образования, с точки зрения фюрера, должен быть сведен «к пониманию наших дорожных знаков, чтобы они не попадали под колеса наших автомобилей». Несмотря на все свое восхищение достижениями Великобритании в Индии, фюрер изучил и насильственную колонизацию американских земель, из чего извлек полезный урок относительно того, как обращаться с местным населением оккупированных Германией территорий: «Наш долг заключается лишь в том, чтобы германизировать эту страну путем заселения ее немцами, а на местное население следует смотреть как на краснокожих»6.
Подобные выдержки из речей Гитлера за обеденным столом показывают истинное лицо фюрера. Однако фюрер не всегда был так откровенен, как это предстояло узнать Альфреду Розенбергу, новоиспеченному рейхсминистру оккупированных восточных территорий. 16 июля 1941 года Розенберг встретился с Гитлером в его ставке «Волчье логово» в Восточной Пруссии, где высказал свою точку зрения о необходимости поощрять националистические чувства украинцев. Гитлер не возражал. Несколько позже, на одном из собраний, фюрер даже намекнул, что Украина в один прекрасный день может и в самом деле получить самостоятельность в рамках Германской империи. Но оказалось, что это были только слова. Таким способом Гитлер лишь пытался порадовать преданного, но заблуждающегося Розенберга. А вот 19 сентября фюрер раскрыл свои подлинные намерения, выступив перед нацистом, который полностью разделял его позицию по данному вопросу. Уцелел протокол встречи Гитлера с Эрихом Кохом, нацистским гауляйтером Восточной Пруссии и недавно назначенным рейхскомиссаром Украины. «И фюрер, и рейхскомиссар сочли независимость Украины неприемлемой… Кроме того, вряд ли что останется от Киева. Намерение фюрера разрушить до основания крупнейшие русские города как предпосылку незыблемости нашей власти в России будет подкреплено разрушением украинской промышленности Кохом с тем, чтобы вернуть пролетариат в деревню»7.
Какое удовольствие, должно быть, получал Гитлер, когда во время встречи с ярыми нацистами, такими как Кох, заявлял, что намерен «разрушить до основания крупнейшие русские города». Тут он мог быть честен до конца. С Розенбергом же, который, по сути, стоял выше Коха в нацистской иерархии, ему долгое время приходилось тщательно выбирать выражения. На первый взгляд такое его поведение не совсем понятно, ведь Гитлер сам назначил Розенберга на эту ответственную должность. Однако такое поведение Гитлера объяснимо, поскольку оно целиком соответствует тем методам, которых он придерживался в управлении нацистским государством, ловко используя их в собственных целях.
Во-первых, нацистские иерархии, по сути, были не тем, чем казались. Кох имел очень большую степень самостоятельности в вопросах управления Украиной и мог, возникни такая необходимость, непосредственно обращаться к самому Гитлеру, благодаря другой своей должности – гауляйтера Восточной Пруссии. Таким образом, он мог действовать в обход Розенберга. Во-вторых, Гитлер всегда был лоялен к тем, кто, как Розенберг, примкнул к нему еще во времена «борьбы», то есть до прихода нацистов к власти. Вот Розенберг и получил столь высокую должность в качестве награды за верность. В-третьих, назначение Розенберга на пост министра оккупированных земель давало возможность Гитлеру, в случае возникновения необходимости, натравить на него Коха. Внутренние распри в правящей верхушке нацистов лишний раз позволяли фюреру выступить в качестве арбитра, а это укрепляло его власть в сложившейся системе. И наконец, Гитлер не любил давать письменные распоряжения таким людям, как Розенберг и Кох, и противостояние между ними предоставляло ему возможность отказаться от любых своих слов, которые привели к «катастрофическим» последствиям. Фюрер сам признался в выступлении перед своими генералами, командовавшими группами армий вермахта летом 1942 года, что он готов сказать все, что угодно, если считает, что того требует сложившаяся ситуация: «Ради психологического воздействия, я бы пошел на что угодно; я мог бы сказать: “Давайте образуем абсолютно независимое государство Украина”. Сказал бы, глазом не моргнув, но выполнять все равно не стал бы. Это я сделал бы как политик. Но (поскольку я должен говорить это публично) я не могу довести до ведома каждого солдата также публично: “Все это – ложь, мои слова – лишь тактический прием”»8.
Очевидным следствием этого был ряд яростных споров между Розенбергом и Кохом о том, как следует управлять Украиной. В то время как Розенберг носился с идеей относиться к Украине более традиционным колониальным способом, отношение Коха лучше всего передает его выступление перед нацистским руководством города Киева. «Мы – высшая раса, и мы должны помнить: последний немецкий рабочий расово и биологически представляет в тысячу раз большую ценность, чем все местное население»9. Розенберг мечтал открыть в Киеве новый университет, а Кох закрывал одну школу за другой со словами: «Украинским детям школы не нужны. Всему, что они должны знать, их научат немецкие хозяева»10.
«Вы представить себе не можете, какой у нас царил беспорядок, – рассказывает доктор Вильгельм Тер-Недден, который работал в министерстве Розенберга в Берлине. – Ведение дел уплывало». Несмотря на то что Розенберг чисто технически был его начальником, Кох относился к нему с глубочайшим презрением. Тер-Недден присутствовал на встречах нового руководства и не уставал удивляться тому, что видел: «Кох то и дело отчитывал Розенберга, да так грубо, что на месте министра я бы просто вышвырнул его из кабинета! Но тот, молча, терпел все эти оскорбления». Однажды за обедом Кох и вовсе проигнорировал своего начальника, общаясь только с гостем, сидевшим рядом с ним, и лишь в самом конце встречи наклонился к Розенбергу и во весь голос спросил: «Что, Розенберг, скучаете? Я тоже». По словам Тер-Неддена, то были проявления извращенной политической системы, которая в свое время позволила Герману Герингу определять судьбу экономики Германии через четырехлетний план: «Когда Геринг приезжал в министерство, мы все выстраивались в коридоре, чтобы встретить его, а он говаривал частенько: “Да, в экономике я ни черта не смыслю, зато у меня неукротимая воля!”»
Собственная «неукротимая воля» Коха создавала совсем не ту Украину, какой ее представлял себе Алексей Брысь: «Понемногу между украинцами и немцами выросла стена, чувство неприятия». Брысь окончательно понял это однажды после разговора с Эрнстом Эрихом Хертером, немецким управляющим Горохова, родного города Алексея. Брысь как-то сказал, что мечтает однажды вернуться в мединститут и выучиться на врача. На что управляющий ответил ему, в духе Коха: «Нам не нужны украинские врачи или инженеры, вы нужны нам только коров пасти». Тогда Брысь понял, что немцы считали себя «богами на Земле».
И тем не менее нацистская политика на оккупированных территориях никогда не была простой – и не только из-за постоянных разногласий между функционерами, такими как Розенберг и Кох. Иногда нацистским управленцам было сложно предугадать даже последующий шаг фюрера, что ярко демонстрирует история со средствами контрацепции для украинцев.
В июле 1942 года Гитлер переехал из ставки в Восточной Пруссии в новую полевую ставку под украинским городом Винница, где находился до октября того же года. Оказавшись в связи с этим на Украине, верная правая рука фюрера Мартин Борман имел возможность наблюдать местных жителей из близлежащих селений. То, что он там увидел, поразило его: украинские дети отнюдь не походили на представителей низшей, недоразвитой расы. Напротив, у многих из них были белокурые волосы и голубые глаза. Пытаясь найти этому объяснение в нацистской эволюционной теории, он пришел к выводу, что все эти поразившие его дети были продуктом ужасных условий жизни и вследствие плохих жилищных условий и антисанитарии сумели выжить лишь самые сильные дети. А это, по мнению Бормана, не отвечало интересам рейха, а потому дальнейшее размножение украинцев следовало пресечь. Гитлер согласился. Лишь за несколько месяцев до этого разговора Гитлер кипел от гнева, осуждая ошибки, допущенные предыдущими немецкими колонизаторами: «Лишь создав для местных ясли и больницы, мы сможем укрепиться в колонии. Все это приводит меня в бешенство… Русские до старости не доживают. Они редко живут более пятидесяти-шестидесяти лет. Что за глупая идея делать им прививки! Никакой вакцинации для русских и никакого мыла! Пусть ходят грязные. А чего им надо дать, так это водки и табака»11.
