Мурад Аджи - Европа, тюрки, Великая Степь
Вольные люди Степи забыли, что Тенгри-хан сделал тюркский народ свободным, дал ему лицо и огромную Степь… Все растеряли кипчаки, поверившие чужим словам, чужому, а не своему Богу.
Правда, каган восточных тюрков Кутлуг позже отбил у китайцев нагло присвоенные ими земли. Было счастливое время, когда воинов Кутлуга признали и другие каганы. На несколько лет порядок воцарился в Дешт-и-Кипчаке. Однако после Кутлуга, прозванного Эльтериш (каган-собиратель), братоубийство вновь вернулось в Степь… И все началось сначала.
Надо ли удивляться, что с VIII века и Византия попыталась отойти от слабеющего союзника. Но византийский император без тюркской поддержки был ничто: стоило ему сделать самостоятельное движение, как он рухнул — провинциальная знать тут же свергла его, и к власти в Царьграде в 717 году пришла Исаврийская (Сирийская) династия.
Новые императоры Византии объявили об иконоборчестве.[48] Так они утверждали себя, начав перемены в Церкви и отведя в ней тюркам дальнее место. Объявляя о выдворении тюркских икон, власти желали не разрыва, а постепенного подчинения Дешт-и-Кипчака: в IX веке греки впервые продиктовали условия.
И это у них получилось.
Тень Константинополя тучей легла на Восточную Европу. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке лишь усилило мрак — изоляция кипчаков продолжалась. Все было тогда на руку Риму, который вновь, как и тысячу лет назад, выходил на мировую арену, возрождая новую империю: полное подчинение ему Европы через христианскую Церковь было делом времени. Византийские церковники видели свое поражение и не могли противиться ему.
Тюрки же, вовлеченные китайцами и европейцами в междоусобицу, оказались в отчаянном положении: они слабели на глазах, от их былого могущество ничего не осталось. Им бы защищаться от внешних врагов, а они смотрели только на внутренних — брат убивал брата. Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у больного Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в степных боях «русские» пошли на правителей обескровленной Хазарии.
«Нет уз святее братства». Микроб раздора — Божья кара: Всевышний лишил степной народ разума!
К сожалению, много страниц истории Дешт-и-Кипчака останутся пустыми — не восстановить тех событий. Документы уничтожены. Лишь в архивах сохранились крохи — сведения о греках, которые в VIII–IX веках вели геноцид против кипчаков каганата Великая Булгария. Они записывали «в греков» прислуживавших кипчаков, приписывали себе пограничные земли булгар.
Есть архивные свидетельства и о том, как кичливые потомки Гомера, кроме икон, фресок, статуй, сжигали духовную литературу тюрков. Хранилища «древнеболгарских» книг. Где теперь следы от богатых библиотек, по которым училась Европа?.. А в костры сваливали горы книг, написанных рунами! Факт, который не опровергает даже энциклопедия «Христианство»; там, например, сообщается, что уже в XIX веке греки сожгли одну из последних библиотек «древнеболгарских» книг… Вот куда исчезло тюркское наследие!
На наш взгляд, именно греки в годы очередного булгарского геноцида назвали кипчакский язык «древнеболгарским» и, включив в него десяток-другой славянских слов, провозгласили «церковнославянским». Это они, как и римляне, физически уничтожали чужое духовенство, которое стояло на тенгрианских традициях… Травля велась страшная, великие мастера в черных сутанах вершили ее.
Только в архивах и остались по счастливой случайности разрозненные сведения, свидетели былого произвола… Вот почему Великая Степь названа сборищем «диких кочевников» и «поганых татар». Ничего другого о ней якобы не сохранилось.
Чтили Бога древние тюрки торжественно, с чистой душой обращались к Нему. И с небесным пением. Поэтому-то и припали к тюркскому духовному роднику сперва армянские, албанские, иверийские, потом византийские, римские и другие епископы: они увидели новую, истинную веру. И приняли ее святость.
В Великой Степи европейцы услышали молитвы во имя Бога Небесного. Из Великой Степи увозили они обряды Его почитания… Как же многое забылось!
А «забывалась» тюркская культура в разных странах по-разному, но везде одинаково подло, с обманом. В Западной Европе первым наловчился подрубать ее корни римский папа Григорий Великий (590–604 годы папства). Воплощение коварства.
Григорий происходил из знатного сенаторского рода, имел хорошее юридическое образование и блестящие административные навыки. После смерти отца он унаследовал огромное состояние, которое целиком вложил в обустройство монастырей, влачивших жалкое существование. Он прикормил монахов-бенедиктинцев, и они стали его тайной и надежной опорой в государстве, его ушами и глазами. Григорий не жалел средств на укрепление своей власти — экономические и политические заботы занимали папу не меньше богословских.
В 592 году, заключив мир с кипчаками, осевшими на севере Апеннинского полуострова (лангобардами, предками нынешних миланцев), он объявил папство неким центром средоточения тюркской духовной культуры в Европе.[49] Папа начал хитрейшую игру «ученого неведения» — Рим превратился в смиренного ребенка, который объявил о своем желании постичь тайны божественной истины.
К тюркам отправили легион папских агентов, в основном из числа монахов-бенедиктинцев. Они проникли в тюркские храмы — к самым святыням! — без малейшего труда, потому что папа Григорий с 591 года называл себя «епископом не римлян, но лангобардов». То есть тюрков?! Еще он себя называл «слугой слуг Божьих»… Каково было слышать такое честолюбивому кипчаку? Он — «слуга Божий» — обретал себе слугой папу римского. Но и это не всё.
Григорий Великий, придя к тюркам, глубоко им поклонился и поверх своей папской одежды смиренно повязал капу — так по-тюркски называлась накидка, которую носили рабы (кулы). «Вот я, слуга слуг Божьих!..» Кипчаки поверили этому лису в митре.
Подсылали к тюркам монахов-бенедиктинцев, не случайно. Они, видимо, были тюрками, перешедшими на сторону Рима, прекрасно знали язык и обычаи Великой Степи и не подозревали о той гнусной роли, какую подобрал им папа римский.
А роль была простой — вжиться, внедриться, смириться, вызвать к себе симпатию. Иначе говоря, стать своими. Но при этом требовалось неявно сеять смуту, осуждать старые порядки, предлагать новые, играть на набожности народа… Словом, баламутить.
Папа Григорий все рассчитал правильно: говоря о сыне Божьем, монахи ненавязчиво «навязывали» его культ. Рано или поздно, полагал папа, кипчаки привыкнут к Христу, а значит, и к Риму… Друзья же и братья.
Доверительность отношений усиливалась тем, что римляне сами охотно шли на заимствования. Например, тогда в христианстве появилась традиция церковного пения, которая издавна была у тенгриан. Больше того, богослужение они у себя стали вести по тенгрианским «Апостольским правилам», которые написал для них тюрк Дионисий Малый… Всё в христианской Церкви строилось, как у тенгриан, но для Христа.
Улыбка покорности не сходила с лица папы. Действительно, агенты Рима храмов не разрушали — они, как плесень, селились по углам.
В своем тайном послании папа Григорий инструктировал легатов: «Народ, лишь недавно узнавший христианство, но привыкший к своим храмам (выделено мною. — М. А.), станет приходить в них, как бы следуя обычаю, уже для того, чтобы поклоняться истинному Богу», то есть Христу. Без шума и крови орудовало у тюркских алтарей папское воинство. Так продолжалось до папы Николая Великого.
С тех пор в обиход католической церкви вошла, например, капа — та самая накидка раба, — она так и называется «капа», но ее теперь украшают драгоценные камни, золотая вышивка… Тряпка открыла римлянам лазейку в души тюрков.
Папа Григорий вел настоящую идеологическую агрессию. Вторжение, которое простодушные тюрки прозевали, — они ничего не поняли до сих пор. Их задушили в объятиях дружбы. Народ погибал, не видя лица врага. В дипломатии, в интригах тюрки полные невежды, воевать умеют только в открытом бою — с оружием в руках. И на коне. И чтобы свист в ушах… В этом повинны традиции Великой Степи, они не предполагали подлости, которая оказалась нормой в отношениях между коренными европейцами. У Рима был богатейший опыт именно закулисной борьбы — он умел подсыпать яд в бокал с вином даже самым близким друзьям.
Вот что писал в III веке об этом римском искусстве уже цитируемый Феликс Минуций: «Они строят жертвенники даже неизвестным неслыханным божествам. Так, присваивая святыни всех народов, они стали обладать и их царствами».
Как видим, история целиком повторилась и с тюрками. Ничего нового папа Григорий Великий не придумал, он действовал по старому, отработанному шаблону, который уже много раз выручал римлян.
