Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
Обзор книги Вячеслав Фомин - Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
В. В. Фомин
Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу
Светлой памяти Учителя Аполлона Григорьевича Кузьмина посвящается
Введение
Под варяжским (варяго-русским) вопросом в науке принято понимать несколько, нерасторжимо связанных между собою проблем, вот уже несколько столетий волнующих умы отечественных и зарубежных ученых, предложивших и предлагающих теперь разные ответы на него. Это проблема этноса и родины варягов и варяжской руси, проблема значимости их роли в складывании и развитии государственности у восточных славян, наконец, проблема происхождения имени русского народа. В нашей историографии мало найдется тем, сравнимых с варяжским вопросом по степени интереса, по количеству работ и накалу полемики, что вполне закономерно. «Эти загадочные варяги-русь, — констатировал в 1876 г. Ф. Фортинский, — дали нам князей, воевод, дружинников; в продолжение двух слишком столетий они принимали деятельное участие в торговых и военных предприятиях наших предков и, следовательно, должны были оказать влияние на все государственное и общественное развитие восточных славян». Поэтому, указывал исследователь, «то или другое решение его может повесть к изменению взгляда на всю древнюю Русь»[1].
Справедливость слов Фортинского еще больше подчеркивает факт весьма заметного политического окраса варяго-русского вопроса, особенно ярко проступающий в сложные периоды жизни русского народа. В том числе и по этой причине в его решении было предложено много ответов: в варягах (варяжской руси) видели норманнов, славян, финнов, литовцев, венгров, хазар, готов, грузин, иранцев, кельтов, евреев, представителей других народов[2]. На сегодняшний день ученые придерживаются двух первых из названных мнений, при этом в своей массе отдавая предпочтение норманской теории. И данное обстоятельство обусловлено лишь тем, что норманизм, давно прописавшись в школьных и вузовских программах, формирует сознание будущих ученых, в силу чего они в своем выборе руководствуются именно силой предубежденности и силой инерционности, нежели глубоким знанием и сравнением доказательной базы норманистов и их оппонентов. А знать и сопоставлять их, конечно, крайне необходимо, как необходимо квалифицированно владеть историографическим материалом. Ибо, «главным условием на право исследования вопроса о начале русского государства, — совершенно верно говорил норманист В. А. Мошин, — должно быть знакомство со всем тем, что уже сделано в этой области»[3].
А в этой области сделано очень много, значительно больше, чем обычно представляется, потому как разработка варяго-русского вопроса имеет более длительную историю, чем это также принято считать, и начало ей было положено в 1615 г. в Швеции. Первый историографический обзор (с определенными, конечно, оговорками) по данной теме тоже относится к XVII веку. И связан он с именем шведского историка О. Рудбека, который в 1698 г., отстаивая шведское происхождение варягов и киевской княжеской династии, привел мнения С. Герберштейна, А. Гваньини, П. Одерборна указывающих в качестве местожительства варягов Южную Балтику[4]. Пройдет всего лишь несколько десятилетий, и подобные обзоры станут значительно объемнее. Это видно хотя бы по знаменитой статье Г. З. Байера «О варягах» (1735), где он, доказывая норманство варягов, называет имена своих предшественников, чьи мысли на сей счет противоречили его позиции. Так, он отверг сообщения П. Одерборна и П. Петрея о выходе Рюрика из Пруссии, назвал несостоятельными точки зрения С. Герберштейна, Б. Латома и Ф. Хемница о славянской Вагрии на Южной Балтике как родине варягов, такую же оценку дал суждению М. Претория, что русские призвали себе «владетеля от народа своей крови». При этом Байер ссылался на этимологические изыскания шведов О. Верелия и О. Рудбека, утверждавших, что слово «варяг» на скандинавском языке означает «разбойник», на Г. В. Лейбница, полностью согласного с ними, на А. Моллера, объяснившего его из языка эстов и финнов («вор», «грабитель»)[5].
С перенесением центра изучения варяжского вопроса из Западной Европы в Россию главные исследования по этой теме издаются теперь в ее пределах, в связи с чем основные историографические работы также выходят из-под пера наших соотечественников, в том числе и тех, кто оказался в XX в. волею судеб в эмиграции[6]. Вместе с тем, интерес к этносу варягов продолжали и продолжают проявлять иностранные ученые, что ведет к появлению за границей исследований, подводящих итоги разработки данной проблемы как в русско-советской, так и зарубежной науке[7]. Несмотря на столь пристальное и многовековое внимание к варяго-русскому вопросу, к его историографическому осмыслению, в нем наличествует много серьезных «белых пятен». Это, например, истоки норманизма, значимость М. В. Ломоносова как историка, содержание его знаменитой полемики с Г. Ф. Миллером, смысл термина «варяги», в который в разные времена русские люди вкладывали разное понимание, и другие. Но главное — это насколько соответствуют показания всех имеющихся на сегодняшний день источников тем его решениям, которые предлагают сторонники норманизма и антинорманизма.
Для выяснения данной проблемы привлечен самый широкий круг источников: письменных (отечественных и иностранных, опубликованных и рукописных, в том числе из Шведского государственного архива — Sweden Riksarkivet), археологических, нумизматических, антропологических, лингвистических, богатый историографический материал. В центре внимания находятся прежде всего свидетельства многочисленных русских памятников, в первую очередь. Повести временных лет (ПВЛ или Начальная летопись) и ее составной части — Сказания о призвании варягов (или варяжская легенда). С учетом того, что разговор о варягах (варяжской руси) ведется в трех плоскостях — историографическом, источниковедческом и собственно историческом, то характеристика источников и историографический анализ даны по соответствующим главам.
Автор выражает искреннюю благодарность издательству «Русская панорама», его президенту Ю. В. Яшневу, главному редактору И. А. Настенко, техническому редактору О. Е. Пугачевой за прекрасные публикации по варяжскому вопросу (Сборник Русского исторического общества Т. 8 (156). «Антинорманизм». М., 2003; Гедеонов С. А. Варяги и Русь. М., 2004; и др.).
Глава I
Зарождение норманской теории в западноевропейской историографии XVII века
Историографическая традиция о начале норманизма
Разговор об этносе варяжской руси, сыгравшей столь важную роль в нашей истории, следует начать именно с начала: с темы об истоках норманской теории. Это диктуется тем, что истинные причины и обстоятельства, вызвавшие ее к жизни, время и место ее появления на «свет» весьма далеки от представлений, возведенных в науке в абсолют и в силу чего мощно воздействующих на творческую мысль отечественных и зарубежных ученых, плодя в прошлом и в настоящем многочисленные исторические мифы. Избавиться от них в какой-то мере позволит действительная, а не кажущаяся картина генезиса норманизма, что, несомненно, положительно отразится на перспективах решения варяжского вопроса, сможет придать дискуссии о племенной принадлежности варяжской руси и варяжских князей, ставших во главе первого в истории восточных славян государства, по-настоящему конструктивный характер.
При всех принципиальных разногласиях по всему кругу обсуждаемых вопросов норманисты и их оппоненты демонстрируют исключительное единодушие во взглядах на проблему возникновения норманизма, видя в его «отце-создателе» немецкого историка Г. З. Байера (1694–1738). Выпускник Кенигсбергского университета, еще на родине стяжавший себе известность как крупный ориенталист, он с декабря 1725 г. занимал кафедру древностей классических и восточных языков Петербургской Академии наук. В Санкт-Петербург он прибыл в феврале 1726 г.
За двенадцать лет своего пребывания в России Байер написал шесть книг и более тридцати статей на самые разнообразные темы[8], в том числе по русской истории, и большинство из которых мало что говорит современному исследователю. Но совершенно иная судьба выпала на долю его статьи «De Varagis» («О варягах»), опубликованной в 1735 г. на латинском языке в «Комментариях Академии наук»[9]. По верному замечанию М. А. Алпатова, «именно это произведение определило место Байера в исторической науке»[10]. И ее выделяют из числа прочих работ ученого по той причине, что на нее уже несколько столетий смотрят как на давшую жизнь норманской концепции образования Древнерусского государства.
