Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый
Командный состав. Глубокий перелом происходил и в командном составе. До Морица Оранского капитан являлся вождем и передовым бойцом своей роты. Вне боя занятий не было ни у начальников, ни у солдат. В лагере царило вино и азартные игры, которые занимали досуги. Учила молодого солдата исключительно рутина — лишь постепенно он перенимал сноровки ветеранов. Теперь от офицера потребовались знания: латынь, чтобы получить возможность изучать искусство древних, математика и техника, чтобы руководить атакой и обороной крепостей, форма, в которую стала выливаться война за освобождение Нидерландов; офицер должен был стать квалифицированным специалистом в области строевого учения, т. к. теперь на него выпала задача — воспитать и обучить солдата, стать его творцом. Новое направление вызвало, разумеется, протесты поклонников рутины — шурин и ментор Морица Оранского, кавалерийский генерал граф Гогенлое, преследовал насмешками его работу и попытался даже организовать открытое противодействие в армии новому курсу, опираясь на всех тех, кому учение представлялось органически противным. Но эта оппозиция была сломлена. Характер корпуса офицеров начал изменяться. Авантюристы стали исчезать. Представители образованных и господствующих классов перестали презирать военную службу и постепенно начали наполнять ряды командного состава. Морицу Оранскому пришлось открыть борьбу на другом фронте. Все реформы он проводил в жизнь при самой запутанной и тормозящей всякий шаг вперед конституции Нидерландской республики. В частности, он не имел права назначать на командные должности, а мог только утверждать одного из двух кандидатов, которых представляли ему на открывшуюся вакансию генеральные штаты. Чтобы избежать выдвижения людей, сильных политической протекцией, но мало опытных в военном деле, Мориц Оранский ввел, как правило, требование — выслужить ценз — отбыть три года в должности, чтобы получить права производства и назначения на очередную высшую должность. Начало чинопроизводству было положено.
В виду значительного увеличения работы, выпадавшей на офицера, число начальствующих лиц было увеличено; вместо 400–500 человек штат роты был сокращен до 100, на которых приходилось 28 офицеров и унтер-офицеров; увеличение процента начальствующих лиц привело к тому, что начальствующим в роте приходилось уплачивать столько же жалованья, сколько солдатам. Расходы увеличились вдвое, но зато, замечает Вальгаузен, полк в 1000 солдат Морица Оранского стоил 3000 других солдат.
Тактика. Только эти существенные предпосылки — установление крепкой дисциплины и подготовка соответственного офицерского корпуса — позволили Морицу Оранскому провести существенную тактическую реформу. Испанская терция, дробление на 3 части грубой колонны швейцарцев — была оправдана в истории, так как соответственно этому делению несколько повысилась испанская дисциплина и народилось большее число испанских командиров, способных командовать самостоятельной тактической единицей. Дальнейшие успехи Морица Оранского в поднятии дисциплины и в подготовке офицеров позволили ему сократить число шеренг с 40–50 до 10, иногда даже до 6 шеренг, и попытаться воскресить манипулярный боевой порядок римского легиона в виде построения поротно. Пикинеры составляли в его армии 1/3, а мушкетеры — 2/3. Пикинеры представляли центр, мушкетеры — крылья тех небольших единиц, на которые разбился боевой порядок Морица Оранского. Строились преимущественно в три линии, по-видимому, с интервалами по фронту, придававшими боевому порядку шахматный вид. Мушкетеры могли прятаться за пикинеров, пикинеры второй и третьей линии могли запирать образующиеся в первой линии интервалы. Порочность этого хрупкого боевого порядка основывалась исключительно на дисциплине и доверии солдат к начальникам, на большой подвижности мелких частей, на уверенности управления.
Моральные качества испанской пехоты, имевшей хорошее национальное ядро, были по природе выше качеств пехоты Морица, не имевшей такого ядра и составленной исключительно из наемников-иностранцев. Природе было противопоставлено искусство — римский центурион возрождался в Европе. Мориц Оранский, однако, не рисковал своей небольшой армией, на отделку которой было положено столько старания, в полевых сражениях с сильной традициями и могущей гораздо легче пополнить свои потери испанской армией. За долгий ряд кампаний, только в 1600 г., при Ньюпоре, дело дошло до столкновения в поле: испанцы имели 12 тысяч пехотинцев и 3000 кавалеристов против 12 тысяч пехотинцев и 1500 всадников Морица Оранского. После 3-х часового боя сражение окончилось таким образом, что Мориц Оранский мог утверждать, что он не потерпел неудачи; его фронт выдержал, не был прорван бурным натиском испанцев. Этот единственный полевой бой с покрытой славой, непобедимой испанской пехотой еще более упрочил позицию военной реформы. Весь протестантский военный мир съезжался в армию Морица Оранского изучать новое военное искусство.
Неудачными подражателями Морица Оранского оказались чехи — протестанты, которые восприняли внешние формы его тактики, но не позаботились поднять на соответствующую высоту внутренние качества войск и командного состава. В начале тридцатилетней войны их жидкий и дырявый боевой порядок был прорван и наголову разбит воспитанной в духе испанской тактики армией Тилли (при Белой Горе, 1620 г.), и Чехия заплатила за свои ошибки утратой самостоятельности на триста лет. Задачу доказать правильность пути, выбранного Морицем Оранским, взял на себя шведский король Густав-Адольф.
Дисциплинированный Морицем Оранским солдат перестал быть пугалом мирного населения. В 1620 г. венецианский посланник в Нидерландах, Джироламо Тревизаго, доносил, что постоянная армия в мирное время содержится в составе 30 тысяч человек и 3600 лошадей. «Я думаю, ни в одном государстве войска не содержатся в таком порядке, как здесь. Солдаты каждые 10 дней получают жалованье, уплата не задерживается ни на один час. Здесь царствует безусловное послушание при умеренной строгости по отношению к преступникам. Частные лица предлагают солдатам снять помещения в их домах. Города имеют от войск огромную прибыль».
Густав-Адольф. К началу XVII века Швеция представляла единое государство; центральная власть уже одержала в Швеции победу над феодализмом; власть королей, опиравшаяся на рейхстаг, в котором, кроме дворянства, духовенства и буржуазии, были представлены и крестьяне, была сильнее, управление более централизовано, чем в германских княжествах. Поэтому, несмотря на бедность шведов и редкое население, Швеция в XVII и начале XVIII веков получает возможность выступить в роли великой европейской державы. Карл IX, отец Густава-Адольфа, начал принуждать господствующий класс — дворянство — занимать командные посты в армии и в управлении государством, политика, которую через 100 лет с большим успехом усвоили Пруссия и Россия. Таким образом, офицерский состав шведской армии первый получил национально — дворянский характер. Представительство крестьян в рейхстаге, устраняя феодальное средостение между государством и крестьянством, позволило шведским королям использовать национальное и религиозное одушевление и ввести в дополнение к добровольной вербовке рекрутский набор. Таким образом, шведская армия получила еще более сильное национальное ядро[138], чем испанская армия, и по своему составу существенно превосходила случайный материал, наполнявший армию Морица Оранского. Однако, шведская армия еще была далека от однородности состава армий XIX века: в ее состав входили в значительном количестве комплектованные иностранцами, преимущественно шотландцами, части; в течение войны армия комплектовалась, главным образом, местными средствами; на следующий день после сражения под Брейтенфельдом пленные из рядов католической армии Тилли были поставлены в строй протестантской армии Густава-Адольфа.
Несмотря на хороший дух, царивший в шведской армии, Густав-Адольф стремился базироваться на суровой дисциплине. С именем этого великого полководца связано изобретение и введение в армию наказания шпицрутенами. Виновного протаскивали или прогоняли сквозь строй между двумя шеренгами солдат, из коих каждый обязан был нанести удар палкой по спине преступника. Введение этого ужасного наказания, которое, при большой длине строя, к которой приговаривался виновный, представляло квалифицированную смертную казнь, было замаскировано Густавом-Адольфом громкими словами — рука палача бесчестит солдата: солдат, наказанный палачом, не может продолжать службу в рядах войск; товарищеская же рука солдата не бесчестит, и потому для провинившегося солдата, которому предстоит нести дальнейшую службу, и вводятся шпицрутены.
