Генрих Штаден - Московия при Иване Грозном глазами иноземцев
С этою целью цари уничтожают все средства к его улучшению и стараются не допускать ничего иноземного, что могло бы изменить туземные обычаи. Такие действия можно бы было сколько-нибудь извинить, если б они не налагали особый отпечаток на самый характер жителей. Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими, так что самый низкий и убогий крестьянин (как они называют простолюдина), унижающийся и ползающий перед дворянином, как собака, и облизывающий пыль у ног его, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-нибудь верх. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств.
Жизнь человека считается нипочем. Часто грабят в самих городах на улицах, когда кто запоздает вечером, но на крик ни один человек не выйдет из дому подать помощь, хотя бы и слышал вопли. Я не хочу говорить о страшных убийствах и других жестокостях, какие у них случаются. Едва ли кто поверит, чтобы подобные злодейства могли происходить между людьми, особенно такими, которые называют себя христианами.
<…> Отсюда можно заключить, каково обращение их с иностранцами, когда они так бесчеловечны и жестоки к своим единоземцам. И, несмотря на то, нельзя сказать наверное, что преобладает в этой стране — жестокость или невоздержание. Впрочем, о последнем я и говорить не стану, потому что оно так грязно, что трудно найти приличное для него выражение. Все государство преисполнено подобными грехами. И удивительно ли это, когда у них нет законов для обуздания блуда, прелюбодеяния и других пороков?
Что касается до верности слову, то русские большей частью считают его почти нипочем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и нарушить данное обещание. Поистине можно сказать (как вполне известно тем, которые имели с ними более дела по торговле), что от большого до малого (за исключением весьма немногих, которых очень трудно отыскать) всякий русский не верит ничему, что говорит другой, но зато и сам не скажет ничего такого, на что бы можно было положиться. Эти свойства делают их презренными в глазах всех их соседей, особенно татар, которые считают себя гораздо честнее и справедливее русских. Те, которые внимательно обсуждали состояние обоих народов, полагают, что ненависть к образу правления и поступкам русских была до сих пор главной причиной язычества татар и их отвращения от христианской веры.
Роберт Виппер[78]
Из книги «Иван Грозный»
Записки о Московии двух немцев, вестфальца Штадена и померанина Шлихтинга, принадлежат к так называемым «сказаниям иностранцев», но резко отличаются от всех других мемуаров и описаний, подходящих под это название, — от Герберштейна, Ченслера, Флетчера, Поссевино и т. п. Те все написаны лицами, приезжавшими с официальной миссией, на короткий срок; их наблюдения не могли не быть поверхностными, тем более что за ними самими следили и многое от них старательно скрывали. Эти, напротив, составлены людьми, которые подолгу оставались в Московском государстве (Штаден прожил на Руси двенадцать лет, от 1564 до 1576 года, из них шесть лет был на службе в опричнине), вмешивались в самую гущу жизни, наблюдали втихомолку, никем не замеченные, свободно проникали в самую интимную среду высшего общества, в обстановку, близкую ко двору и особе государя, вращаясь в то же время и в широких народных кругах. К сожалению, преимущества, которыми пользовались эти тайные свидетели событий и нравов, обращаются у них почти исключительно во зло, и показания их утрачивают поэтому значительную долю своей цены и достоинства. Оба они — натуры низкие, неблагородные, лишенные всякого сознания чести и совести; наживши и награбивши в Москве много добра, не только очевидцы, но и участники ужасов и злодейств, которые они описывают, они не питают к народу и государю, их приютившим, иных чувств, кроме презрения и ненависти.
Благополучно ускользнув за границу, они пишут злые памфлеты на Москву и ее царя, каждый с определенной целью и по определенному заказу. Когда в 1570 году папа Пий V задумал отправить в Москву своего польского нунция Портико для ведения переговоров о примирении Москвы с Польшей, Сигизмунд II Август, который боялся, как бы не завязалась между Москвой и папской курией дружба, вредная для интересов Польши, поручил беглецу из Москвы Шлихтингу написать обличительный трактат о злодействах «московского тирана»; документ этот король передал нунцию для доклада в Ватикане, где он произвел сильное впечатление. В результате Портико получил от папы следующую инструкцию: «Мы ознакомились с тем, что вы сообщали нам о московском государе; не хлопочите более и прекратите сборы. Если бы сам король польский стал теперь одобрять нашу поездку в Москву и содействовать ей, даже и в этом случае мы не хотим вступать в общение с такими варварами и дикарями».
И Штаден, так же как Шлихтинг, пишет обвинительный акт против московского царя, с той только разницей, что, как ум крупный и самостоятельный, он ставит собственную цель в грандиозном плане: в его большой рукописи наиболее важное место занимает проект военной оккупации Москвы, который он, беглец, в 1578 году решил представить, через посредство пфальцграфа Георга Ганса, императору Рудольфу II Габсбургскому; остальные две части, содержащие «Описание страны и правления московитов» и автобиографию Штадена, составляют как бы приложение к военно-политическому плану и предназначены для того, чтобы осветить слабые пункты московской политики и доказать негодность строя, основанного якобы на голой жестокости и на ограблении правителем своих собственных подданных.
Оба автора, избегая называть Ивана IV царем и применяя к нему только прежний титул великого князя, стараются возбудить против него общественное мнение в Западной Европе, подстрекнуть государей к борьбе против восточных «нехристей». Донесения Шлихтинга и Штадена вполне достигли цели. Они много содействовали тому, что в дипломатии, публицистике и литературе Запада за Иваном IV утвердилась невыгодная репутация… Попутно «обличители» бросили мрачную тень на весь русский народ: московиты, благодаря их озлобленным характеристикам, прослыли невеждами, которых ничего не стоит обманывать и водить за нос, толпой дикарей, склонных к грабежу и насилиям.
На этом кончается сходство между двумя авторами. Гораздо более значительна разница между ними, не одинакова степень ценности их показаний, находящихся в зависимости от их личных свойств и дарований, от их поведения и круга их деятельности. Различие их карьеры начинается уже с того, что Шлихтинг попал в Москву не по своей воле, а как пленник, взятый при падении литовской крепости Озерище в 1564 году, тогда как Штаден последовал сознательно за военным счастьем, перебравшись, после взятия Полоцка Иваном Грозным, с польской службы на русскую.
В Москве Шлихтинг, знавший русский и латинский языки, занял место слуги и переводчика у придворного врача Альберта (которого он ошибочно называет итальянцем, тогда как это был бельгиец); в этой малозаметной должности он оставался в течение всех семи лет (1564–1571 годы) своего пребывания в Московском государстве. Шлихтинг называет себя военным: его дворянское происхождение заставляет его горячо сочувствовать боярству, преследуемому Грозным. Его мировоззрение весьма примитивно. Свирепствование «тирана» и его опричников находит себе, по его мнению, объяснение в дурном нраве русских. «Московитам врождено какое-то зложелательство, в силу которого у них вошло в обычай взаимно обвинять и клеветать друг на друга перед тираном и пылать ненавистью один к другому, так что они убивают себя взаимной клеветой. А тирану все это любо, и он никого не слушает охотнее, как доносчиков и клеветников, не заботясь, лживы они или правдивы, лишь бы только иметь удобный случай для погибели людей, хотя бы многим и в голову не приходило о взведенных на них обвинениях».
В рассказе Шлихтинга нет исторической последовательности, отсутствует хронология. Все его внимание направлено на то, чтобы нагромоздить побольше отвратительных сцен жестоких истязаний, которыми тешился «кровавый деспот» и его клевреты. Показательны заголовки его рассказа: «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича», «Торжок и Тверь», «Тиранство его над женщинами», «Тиран — толкователь сновидений», «Тиранство над боярами», «Предчувствие тирана или предзнаменование». Мы не узнаем никакой мотивации повсеместных и беспредельных злодейств, а читаем лишь однообразный материал для уголовного романа.
Что у Шлихтинга множество грубых преувеличений и прямых выдумок, можно судить из следующего обстоятельства: когда известный географ и публицист Гваньини воспроизвел в своем «Описании всех стран Московии» рассказы Шлихтинга, хотя и в весьма смягченном виде, он все-таки подвергся резкой критике своего соотечественника, итальянского купца Тедальди: «О тех фактах, что написал против Московита и поныне еще живущий веронец Гваньини, он, Тедальди, во время пребывания своего в Московии ничего не видел и не слышал, что им своевременно и было поставлено на вид названному писателю».
