Льюис Е. Каплан - Сталин. Человек, который спас капитализм
Первая из таких сказок звучала так, будто метеорологический самолет, пролетая над территорией Турции, мог случайно отклониться от курса, внедриться в воздушное пространство СССР и там исчезнуть. Теперь Хрущев понял, что полет явно был одобрен Эйзенхауэром. Доверие, только что установленное Эйзенхауэром с лидером Советского Союза, пошатнулось. Более того, Хрущев представил отчет другим членам Политбюро. Теперь и его надежность как Первого секретаря была на кону. Если бы Хрущев вступил в переговоры с Эйзенхауэром сейчас, после разоблачения инцидента с Пауэрсом, то его сместили бы с поста руководителя СССР. Но президент Эйзенхауэр так стремился установить свой приоритет в деле заключения договора о нераспространении (атомного оружия), что оказался слеп к реалиям. А по-крестьянски хитрый Хрущев решил выставить Эйзенхауэра дурнем. Сперва он представил всему миру фотографию поврежденного самолета, который не слишком напоминал U-2. Президент клюнул на наживку, тут же во всеуслышание заявив о невиновности Америки. Тогда на следующий день было представлено уже настоящее фото разбитого самолета U-2 вместе с пилотом, Гэри Пауэрсом. Злокозненный русский передал еще один сердечный привет президенту. Поскольку Хрущев так и не указал в точности, что саммит отменен, Эйзенхауэр был весьма удивлен, ожидая его в Париже, куда он прилетел и где должны были пройти переговоры. Франция была принимающей страной, и французский президент Шарль де Голль председательствовал на встрече. Этого момента Хрущев и ждал. Не дав вступить в дело де Голлю для объявления повестки встречи, в момент, когда все внимание мира было приковано к этой встрече, Хрущев поднялся и произнес гневную тираду, обвиняя Эйзенхауэра в двойной игре и пытаясь сорвать саммит еще до его начала. Он предъявил миру снимки разбитого самолета-шпиона U-2 и призвал весь мир убедиться в вероломстве правительства США. И наконец, вслед с Хрущевым поднялись и его сопровождающие лица, и все вместе они покинули зал переговоров. На этом саммит был закончен.
Эйзенхауэр оставил после себя наследство, только вовсе не то, которое хотел. Он оставил своему наследнику коммунистическую страну, Кубу, всего в 90 милях от побережья Флориды, возглавляемую Фиделем Кастро. Сегодня трудно понять, чего хотел добиться Эйзенхауэр, опытный военный командир, который планировал и провел крупнейшую в истории человечества десантную операцию вторжения, от кучки нанятых ЦРУ кубинских эмигрантов, которых ЦРУ собрало на побережья Гватемалы для вторжения на Кубу морским путем. Предыдущая попытка самого Кастро вторгнуться на Кубу закончилась тем, что выжило всего 12 из первоначально 82 человек, участвовавших в акции. Среди выживших были Фидель Кастро, его брат Рауль и Че Гевара, которым удалось скрыться в горах Сьерра-Маэстра. Именно возможность безопасного пребывания в этих горах и позволила Фиделю со временем собрать революционные силы, которые в конечном счете заставили бежать из страны диктатора Фульхенсио Батисту и его окружение.
С самого начала Эйзенхауэр был мало осведомлен о Кастро и силах повстанцев, которыми тот располагал. Он знал, что Че Гевара, врач из Аргентины, был ревностным коммунистом, но обзоры, публиковавшиеся в то время в New York Times, описывали Кастро и его соратников как своего рода Робин Гудов нашего времени, чьим стремлением было установить справедливые отношения в сельском хозяйстве Кубы. Эксплуатировали этих неграмотных крестьян иностранные корпорации, прежде всего американские. Америка вообще испытывала в некотором смысле симпатию к Кубе, и именно американские войска освободили остров от тиранического правления Испании. Особая квота на импорт кубинского сахара была отменена, ради поддержки экономики острова. Вооруженные отряды Кастро вошли в Гавану 8 января 1959 года; через несколько дней Хосе Миро Кардона, знаменитый кубинский либерал, объявил о создании Революционного правительства Кубы. Вскоре после этого Соединенные Штаты признали новое кубинское правительство. Но через полтора месяца случился первый сюрприз — Кардона ушел со своего поста, а Фидель Кастро стал главой нового правительства и назначил себя главнокомандующим вооруженными силами Кубы.
Хотя Госдепартамент США признал новое правительство, Эйзенхауэр был сильно обескуражен названием этого правительства. По его убеждению, слово «революционный» непременно несло в себе намек на коммунистическое правительство. Первоначальное недоверие было усугублено в результате 12-часового неофициального визита Кастро в Соединенные Штаты. Кастро всячески пытался показать свое отвращение к американской (писаной и неписаной) политике дискриминации негритянского населения. Вместо того чтобы остановиться в приличном городском отеле, он вместе со своими приспешниками поселился в отеле Hotel Theresa в Гарлеме (негритянском гетто), чтобы показать свое презрение к негласной политике непредоставления жилища неграм. Он также демонстративно встретился с Малкольмом Эксом, революционером из группы «Черные мусульмане». При выступлении на сессии ООН он представил будущую политику Кубы в русле таковой у Джавахарлала Неру в Индии и Насера в Египте. В ответ, когда Кастро явился на встречу в Белом доме, Эйзенхауэр оказался как бы на своих занятиях гольфом и оставил вице-президента Ричарда Никсона замещать себя. Уже полная мрачных подозрений относительно планов Кастро, администрация ожидала услышать наконец подробное описание политического направления, в котором Кастро намерен двигаться. И вот вскоре после возвращения Кастро на Кубу там начался процесс национализации американских корпораций. Первой пала вездесущая «Юнайтед фрут компани», одна из крупнейших на Кубе. Как и в случае с Гватемалой и другими латиноамериканскими странами, «Юнайтед фрут» намеренно занижала стоимость своих активов, чтобы платить меньше налогов. Когда режим Кастро предложил компенсацию, основанную на заявленной компанией балансовой оценке, компания возмутилась и потребовала переговоров. Ответ кубинского правительства сводился к следующему: берите что дают или уходите как есть. Когда компания стала настаивать на переговорах, кубинские власти конфисковали земельные владения компании на Кубе. Тогда лоббисты убедили администрацию США снизить квоты на импорт кубинского сахара. Ответом Кастро стала национализация всех остальных американских корпораций на острове, стоимость которых оценивалась в 850 миллионов долларов.
Это было только начало. Следующим шагом стала национализация всех частных корпораций на острове, будь то иностранные или кубинские. Затем Кастро начал программу по коллективизации всего сельского хозяйства Кубы. Если бы Джон Фостер Даллес был еще жив, реакция американского правительства могла оказаться другой. Но его преемник, Кристиан Гертер, был намного более осторожным человеком. Он придерживался программы «наблюдать и выжидать», чтобы определить, станет ли Советский Союз вмешиваться в кубинские дела. Что касается Кастро, он все еще колебался в вопросе о кубинской политике в отношении Соединенных Штатов, крупнейшего потребителя кубинского экспорта (главным образом сахара). Сперва ему нужно было удостовериться, что власть сосредоточена в его руках. К июлю 1959 года он сместил условного президента Мануэля Льо и заменил его на своего пламенного поклонника, Освальдо Торрадо.
Массовый исход кубинцев в Соединенные Штаты состоял прежде всего из сторонников свергнутого Батисты, людей среднего класса и побогаче, которые потеряли свой бизнес, ныне национализированный. Либеральное деловое сообщество, которое первоначально поддерживало кастровскую революцию, теперь смотрело на него с ненавистью. Как они считали, Кастро предал их. Их жизнь и карьера оказались разрушенными. Предстояло заново начинать жизнь в стране, где испанский был лишь вторым языком и где бизнес велся теперь совсем иначе, нежели в эпоху до появления Кастро. Администрация Эйзенхауэра попыталась выступить с позиций противодействия Кастро. Однако снижение квот на импорт сахара не изменило политики Кастро. Он сумел договориться с Советским Союзом о поставке оттуда сырой нефти. Когда нефтепереработчики на Кубе отказались работать с этим сырьем, Кастро экспроприировал эти предприятия. Администрация США ввела эмбарго на поставку любых товаров, доставляемых с Кубы. Жребий был брошен. Теперь перед Советским Союзом была широко распахнутая дверь для проникновения в Западное полушарие. Последовало несколько соглашений между двумя странами (Кубой и СССР), предусматривающих экономическую и военную помощь Кубе. Самый жуткий кошмар американских политиков стал реальностью: Советский Союз заполучил союзника в Америке, причем всего в 90 милях от побережья Флориды.
Реакция конгресса, прессы и американского общества была гневной. Везде по стране раздавались призывы послать морских пехотинцев, пока не поздно. За несколько дней Объединенный штаб разработал план и сообщил президенту, что флот готов выполнить задачу в самый короткий период времени. Эйзенхауэр все еще колебался — дать или нет приказ идти в бой. Основным недостатком такого решения был эффект подобного вторжения на отношения США с другими латиноамериканскими странами. Все они вечно думали о всесильных империалистах янки. С другой стороны, сохранять спокойствие означало в определенной степени импотенцию американской власти.
