Ричард Бёртон - Книга мечей
Из еврейских записей мы можем понять, что изначально их мечи были медными; отсюда и все ссылки на их блеск; за медью последовала бронза и железо, которое точилось на точильном камне. Они не были кремневыми; «острые ножи», которые упоминает Иисус Навин, были просто осколками кремня наподобие египетских. Мечом пользовались как пешие, так и конные воины, причем последние добавляли к «сверкающему мечу» еще и «блестящие копья» (Наум, 3:3). Херев не был ни большим, ни тяжелым оружием, и можно с уверенностью сказать, что формы его были теми же, что мы видим на египетских иероглифах. Вес меча Голиафа, к сожалению, не приводится, в отличие от веса его копья и доспехов; не знаем мы ничего и о мече, отвергнутом Давидом по причине того, что он не успел его проверить. Но та легкость, с которой Давид выхватил впоследствии из ножен филистимский херев и сражался им, позволяет предположить, что он имел нормальный размер и вес. Меч этот вызывал большое восхищение, поскольку победитель сказал «нет ему подобного» (1 Цар. 21:9). Из той же главы и стиха мы узнаем, что меч был «завернут в одежду», что до сих пор практикуется на Востоке, «позади ефода» — т. е. облачение первосвященника. А свидетельство о человеке, бросившемся на собственный меч, позволяет предположить, что меч этот был жестким, коротким и прямым, как египетские листообразные мечи. Аод, планируя убийство Еглона, царя моавитян (Суд., 3:16), «сделал себе меч с двумя остриями длиной в локоть» (восемнадцать дюймов), очевидно ножен не имевший. Частое упоминание обоюдоострого меча (или прямого колющего-рубящего?) позволяет предположить, что существовали и односторонние мечи или, может быть, палаши. Не очень понятно, почему Мейрик утверждает, что евреи носили меч «висящим впереди, по-азиатски». Аод носил меч на поясе под одеждой на правом бедре и доставал его левой рукой. Опять же когда Иоав намеревался убить Амесса (2 Цар., 20:8), «одежда, бывшая на нем, обтягивала его, а на бедрах его был пояс, к которому был пристегнут меч в ножнах; когда он двинулся, меч вылез из ножен». Намеки на притесняющий меч (Иер., 46:16; 50:25) наводят на воспоминания об ассирийской эмблеме Меча и Голубя, которые нарисованы вместе на одном изображении. Возможно, египетский ритуал мертвых следует понимать так: «Я пошел дальше, как его дитя от его меча». Херев носили явно только в чрезвычайных ситуациях, как и цивилизованные греки и римляне, а не обычным образом в мирных городах, как европейское рыцарство.
Култелларии или сикарии, которых упоминают Иосиф Флавий и Тацит [311], были просто убийцами, вроде французских кустильеров или английских кустрилов.
Вывод о том, что евреи не были первоклассными «мечепроизводителями», мы можем сделать из истории Иуды Маккавея [312]. Видение пророка Иеремии, за которым позже последовала победа над Никанором, обещало ему «Божий Меч, священный Меч», не короткий махера, а большой ромфеа. После своей войны с самаритянами и язычниками Палестины «Иуда взял Меч Аполлониуса (сирийского полководца) и сражался им всю жизнь».
О том, насколько распространен был меч в Иудее, мы можем догадываться по тому, что этот фактор считался при переписи населения. Выражение «с мечом на поясе» обозначало взрослых мужчин, способных быть солдатами, а также начало военной кампании. Утверждалось, что Саул орудовал мечом левой рукой, что выдавало в нем члена племени Венеамина. О последнем, однако, мы знаем, что многие там были амбидекстрами, то есть одинаково хорошо владели и правой и левой рукой как в ближнем бою, как и при метании камней из пращи. В конце концов, «пасть от меча» было явно не меньшим несчастьем, чем умереть в собственной постели, у таких мужественных христиан, как скандинавы. В проклятии, которое Давид наложил на Иоава, содержались слова о том, чтобы не было в его доме времени, когда не было бы в нем «…бросившегося на собственный меч (самоубийцы)». Все это в целом делает еще более странным тот факт, что ни одного еврейского меча никто никогда не находил.
Об оружии племен, живших по соседству с древними евреями, мы знаем мало. В знаменитой пестрой армии Ксеркса ассирийцы, согласно Геродоту (VII, 65), орудовали (εγχειρίδια), похожими на египетские. Арабы, как и индийцы, были просто дикарями, вооруженными луками и стрелами; надо отметить, что ездили верхом они только на верблюдах, лошади же не были одомашнены ни в одном племени со времен «Великого царя» (485–465 гг. до н. э.). Об оружии филистимлян мы можем судить только по известному единоборству Давида и Голиафа из Гефа (Гата) (1 Цар., 17). Свидетельства о нем полны трудностей в сведении вместе противоречащих друг другу текстов; например, Давид — оруженосец Саула, при этом неизвестный при дворе. Непросто определить и то, где находится Гат. Его принято отождествлять с Харбат («руинами»); Гат — груда развалин, находится к западу от крепости Байт-Йирбин, «Дома Гигантов» (тиранов) — это арабское название, соответствующее еврейскому Бетхогабра. Полем боя считают Вади-эль-Самт (Эллах св. Джерома), что к западу от Иерусалима. Народ этой части Палестины, вероятно происходящий от гиксоков или хананеев, — высокие красивые люди, приученные к сражениям и набегам соседством хищных бедуинов. Вооруженные до зубов, они — приверженцы использования огромной «небут» — дубины с железным наконечником.
Филистимская равнина, когда-то дававшая почву пяти царственным городам, кажется с моря совершенно бесплодной; но взгляд изнутри увидит хорошо поливаемые долины, и последовательность руин доказывает, что земли эти принадлежали энергичному и предприимчивому народу. Газа (Азза), на южном ее краю, была сравнительно важным местом, благодаря тамошней хорошей гавани и торговле с окрестными бедуинами. Не стоит путать ее с современной Газой.
Голиаф, «чемпион среди необрезанных», т. е., филистимлян, и, возможно, типичный представитель этого народа, носил доспехи из «латуни» (меди); к сожалению, из какого материала были сделаны его меч и ножны, не уточняется.
Оставим Сирию и перейдем к Кипру, который можно рассматривать как отдаленную часть Палестины. Его размеры, его расположение между Востоком и Западом и богатство золотом, серебром, медью и железом сделали его важным узловым пунктом для древнего пеласго-эллинского или греко-итальянского народа, представители которого двигались на запад, используя Геллеспонт и Босфор как места переправы, а Эгейские острова — как перевалочные пункты. Так Кипр и стал «колыбелью греческой культуры, котлом, где вместе варились азиатские, египетские и греческие ингредиенты». Генерал Пальма (ди Чеснола) доказал своими неоценимыми находками, которые добавили новую, очень важную главу в археологию и историю искусства, что первое кипрское искусство было полностью египетским, затем подпало под финикийское и ассирийское влияние и, наконец, стало греческим. Так с закатом эллинской цивилизации на запад мигрировал и один из чистейших классическим мифов. Кипр был местом рождения Венеры [313], антропоморфизма, который сослужил бесконечную службу поэзии, живописи и скульптуре. Идалиум (Дали) был столицей Кинираса, Киннари-менестреля [314], Креза своего времени; это было место согрешения Мирры и смерти ее сына Адониса. Последний, которого отождествляют с палестинским Таммузом и ассирийским Ду-зу («сыном жизни»), Аммианом Марцеллином (XXII, 14) был сделан «символом плодов земных, срезанных в свое наилучшее время». Здесь находилась мастерская Пигмалиона, Фа'ам Альюн (Malleus Deorum), молота богов [315]; и здесь из его дышащей статуи из слоновой кости родился Пафос, царь. В итоге здесь процветали поэты, предшественники Гомера, и здесь был рожден Зенон, стоик.
Кипр почти сразу же попадает в историю. Надпись времен Тутмоса III повествует о «ложном племени киттим»; остров во всех памятниках именуется Асиби. В клинописи слово это пишется как «Китти»; находим мы также и «Атнан»; отсюда, возможно, и эллинские «Акамантис». Это «Хиттим» евреев и, возможно, их же «Кафтор». Впрочем, последнее слово оказывается египетским «Кефа» или «Кефт» (финикийская пальма), превратившимся в сына Иавана и внука Иафета. «Киттим» и родственные ему слова дожили до наших дней в виде греческого Китиума, ныне Ларнака, от «ларнакс» — саркофаг. Я уже отмечал (глава 4) спорное происхождение слова «Кипрос».
По поводу того, кто был коренным населением Кипра, есть весьма непрочные основания считать, что это были «арийцы» из Малой Азии, фригийцы, ликийцы, лидийцы или киликийцы. Должно быть, это было раннее «семитское» заимствование, что видно по таким именам, как Ама- тус — греческая форма от «гамат», «высокий город», что принято объяснять через еврейское «амат», внук Ханаана. Финикийцы селились по большей части на юге острова и сделали его форпостом Тира и Сидона. Геродот повествует нам, что там были также и эфиопы, согласно их собственным данным (VII, 90), — он подразумевает здесь под эфиопами кушито-азиатские племена из Персидского залива.
