Жан Флори - Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Альберт Ахенский представляет еще одну версию этого эпизода, способную прояснить, что могло оказать влияние на интерпретации двух предшествующих источников. Как и Рауль Канский, Альберт уточняет, что Танкред был первым, кто проник в город и ворвался в мечеть на Храмовой горе. Далее он рассказывает, как Танкред, «ведомый своей алчностью», захватил хранившиеся в ней сокровища, золото и серебро, которыми были покрыты ее стены. Он пощадил лишь чашу, в которой хранилась драгоценная реликвия, золотой фиал, заключавший в себе кровь Христову (именно он воспламенит воображение тех, кто впоследствии увидит в нем Священный Грааль)[546]. В это время Раймунд Тулузский, тоже «ведомый своей алчностью», получил от сарацин, укрывшихся в захваченной им Башне Давида, огромные суммы серебра, которые они предложили ему в награду за покровительство. Другие сарацины, преследуя ту же цель, спрятались на крыше мечети Аль-Акса; в знак защиты Танкред передал им свое знамя. Однако крестоносцы, возмущенные такими обещаниями, перебили их.
Реакция Танкреда, по словам Альберта, была очень живой: «Танкред, этот славный рыцарь (miles gloriosus), был объят яростным гневом из-за нанесенного ему бесчестья (iniuria)». Он жаждал мести. Наконец князья и «мудрые мужи» усмирили его, объяснив «политическую обоснованность» такой резни. Иерусалим, говорили они, был завоеван с великим трудом, ценой многочисленных потерь; «позаботимся же о том, чтобы алчность, лень или жалость к врагам нашим не заставили нас потерять осторожность, щадя пленников и других неверных, еще остающихся в городе»[547]. Ибо город, утверждали они, вот-вот будет осажден египтянами; не следует рисковать, чтобы вновь не оказаться, как в Антиохии, во внешнем и внутреннем кольце вражеской осады. Значит, нужно убить всех пленников, независимо от того, обещали они выкуп или нет. Это мнение было одобрено на совете князей, огласивших свое решение. Приказ Танкреда уничтожить сарацин в Храме, упомянутый одним лишь Тудебодом, является логичным следствием этого постановления. Но слишком немногословный рассказ этого хрониста бессвязен и противоречив. Возможно, он просто был сокращен.
Повествование Альберта Ахенского, напротив, прекрасно объясняет поведение Танкреда и тот образ действий, что отражен в источниках. К тому времени, вероятно, Танкреда, как и Раймунда, подталкивала к действиям не пресловутая «толерантность», а обычная жадность: племянник Боэмунда хотел оказать покровительство (по крайней мере на время) сарацинам, взамен получив от них крупные суммы, как это было сделано в предыдущем случае. Возмущение Танкреда и его жажда мщения (кому?) вызваны и обидой, ударившей по его самолюбию, и невозможностью «заработать» вследствие массового избиения пленников[548]. В конечном счете, он принял сторону предводителей и даже отдал соответствующий приказ, о котором упоминает, что любопытно, Тудебод, но упоминание это, лишенное данного контекста, почти не имеет смысла.
Можно предположить, что Тудебод, используя некий общий источник, «отредактировал» изложенные в нем факты, удалив любые намеки на то, что причиной покровительства князя сарацинам была его алчность; норманнский Аноним позднее изменил текст еще сильнее, чтобы представить Танкреда, ставшего тем временем заместителем Боэмунда в Антиохии, в выгодном свете. Первая правка текста могла произойти после пленения Боэмунда сарацинами в августе 1100 года (или, что более достоверно, после его отправления на Запад в 1105 году), когда Танкред был призван на регентство в княжестве Антиохийском. Вторая правка, принадлежавшая автору «Деяний», была сделана позднее, в ходе «пропагандистского тура» Боэмунда. Целью его было, теоретически, победить Алексея, угрожавшего в ту пору Антиохийскому княжеству, которым в отсутствие Боэмунда правил Танкред. В это время более, чем когда-либо, следовало позаботиться о поддержании популярности нынешнего князя Антиохийского.
Битва при Аскалоне (12 августа), опять же, представлена в различных трактовках, и различие это не случайно. Автор «Деяний» вкратце упоминает о духовной подготовке воинов накануне сражения: новый патриарх, недавно избранный Арнульф де Шок, заблаговременно отлучил от церкви тех, кто осмелится обеспечить себя добычей и трофеями до полного окончания битвы. Бегло описав расположение боевых отрядов, норманнский Аноним приписывает победу божественной силе, сопутствовавшей крестоносцам, среди которых важную роль играл Танкред[549]. Тудебод, со своей стороны, не приписывает Танкреду никакой особенной роли, но подчеркивает роль найденного в Иерусалиме Священного Креста[550], который нес патриарх, и Священного Копья, доверенного капеллану Раймунда Сен-Жильского. С этими двумя реликвиями в руках они отлучали тех, кто на поле боя преждевременно кинется за добычей, «от имени Бога, Гроба Господня, драгоценного Копья и святейшего Креста».
Тудебод описал и роль этих реликвий в ходе самого боя. Крестоносцы, писал он, «тотчас же вступили в битву во имя Иисуса Христа и Гроба Господня. С ними были Копье Спасителя нашего и частица Креста Бога нашего, которые нес сам патриарх»[551]. Автор «Деяний франков», часто, как мы видели, преуменьшавший роль оберегающего христиан Священного Копья (или вообще о нем не упоминавший), связанного с лагерем Раймунда Тулузского, не отступил от своего правила и на этот раз: он удалил из повествования действия патриарха Арнульфа — возможно, в соответствии с позднейшими пожеланиями Боэмунда. Действительно, Арнульфа, как мы вскоре увидим, быстро освободили от обязанностей патриарха, заменив его Даимбертом Пизанским, который был тесно связан с Боэмундом. Таким образом, все убеждает нас в том, что изъятие фрагментов текста из «Деяний» было сделано с пропагандистской целью — расположить читателя к Боэмунду и его заместителю Танкреду, который навлек на себя ненависть Арнульфа из-за того, что разграбил Храм, заполучив его богатства, и вдобавок не пожелал вернуть их патриарху[552]. Арнульф, как мы увидим, также стал врагом и Боэмунда.
Вопрос об избрании латинского патриарха Иерусалимского был поднят задолго до взятия города. Это доказательство осознанного разрыва с Византией ради территорий, которые, правда, с VII века более не принадлежали империи. Вопрос о назначении короля отражает всё то же стремление учредить в Святой земле светские латинские, независимые от Византии государства. В начале июля, уже перед первым штурмом, этот вопрос вызвал споры на совете предводителей. Клирики выступали против назначения короля: по их мнению, никто не мог посягнуть на то, чтобы увенчать себя короной в том месте, где Иисус принял терновый венец[553]. Обсуждение этого вопроса было перенесено на время после взятия города.
К вопросу вернулись 17 июля, после штурма города, закончившегося победой. Необходимо было выбрать «кого-нибудь, кто пожелал бы мудро править другими и управлять городом»[554]. «Деяния» и Тудебод одними словами рассказывают о решении совета предводителей, состоявшегося 22 июля и закончившегося назначением Готфрида Бульонского: «На восьмой день, как город был взят, правителем города избрали герцога Готфрида, который должен был усмирять язычников и быть оградой для христиан. Тогда же выбрали патриархом разумнейшего и достойного мужа Арнульфа, в праздник оков св. Петра»[555]. Текст предельно лаконичен — автор ловко скрывает и цель двойного назначения, и скрытый эсхатологический масштаб такого события[556].
Зато другие хронисты раскрывают и значение этого совета, и то, что на нем происходило. Согласно Раймунду Ажильскому, сначала совет предложил корону Раймунду Сен-Жильскому, бывшему на тот момент гораздо более богатым, знатным и влиятельным князем, чем все остальные, тем более что Роберт Нормандский и Роберт Фландрский ясно выразили свое желание вернуться в родные края. Боэмунда и Балдуина на совете не было, к тому же они уже были обеспечены землями; Танкред не обладал ни военными силами, ни достаточным авторитетом. Оставались Раймунд и Готфрид. Но Раймунд по уже названным причинам был непопулярен среди других предводителей и, главное, среди основной массы крестоносцев, включая его собственных людей. Вдобавок к этому, ярко выраженная сдержанность клириков, не желавших назначать короля на территории Иерусалима, их стремление превратить ее в землю, зависимую от Церкви, то есть от патриарха и папы, вероятно, побудили Раймунда Сен-Жильского отказаться от такой чести: «Он заявил, что ему было бы противно носить имя короля в этом городе, добавив, однако, что он дал бы свое согласие на избрание всякого другого. Поэтому они избрали равным образом герцога, представив его перед Гробом Господина нашего»[557].
