Александр Ржешевский - Вторжение. Судьба генерала Павлова
— До Белостока километров десять осталось, — сказал он, ни на кого не глядя. — Может, пешком дойдем?
Оба подчиненных не произнесли при обращении «товарищ генерал», точно вина за случившееся лежала на нем. Иван Васильевич заметил это, но ничего не сказал.
На железнодорожном переезде возле самого Белостока следы недавней бомбежки выглядели еще ужаснее, чем на шоссе. Развороченные рельсы, горящий товарняк. Ближе… Ближе… Откуда вой? Что? В товарняке люди? Когда? Почему? Как? Точно!..
Приближавшиеся стоны и крики выдержать было невозможно. Обожженные, окровавленные люди вываливались из вагонов. Лежавший возле насыпи юноша, раненый, очевидно, смертельно, исходился истошным нечеловеческим криком. И только глаза, отдельно от искаженного лица, взглядывали на плакавшую рядом девушку здраво, осмысленно.
Болдин беспамятливо отметил про себя этот вид и тут же забыл. Его вели сквозь нарастающий вой, через всю эту жуть почти силой. Прямо у них на пути одна женщина прикладывала оторванную ножку к ребенку, потом поднимала его, мертвого, прижимала к себе. Ножка падала. И женщина, уложив худенькое тельце, склонялась над ним и начинала все сначала.
Вой сделался оглушительным. С трудом воспринимая происходящее, Болдин слепо двигался за адъютантом. «Это ад! ад! Если есть ад, то он такой. Или нет, даже в аду такого не бывает, — тупо билось в голове. — Как могли такое допустить? Видит ли это Павлов? Понимает ли?
Временами сознание заволакивало, точно минула не одна сотня лет, и в незапамятных временах остался вчерашний день, когда они обсуждали вероятность событий со спокойствием и уверенностью. Во вчерашнем дне все должно быть иначе, и от грозной конницы давно бы убежали враги. Вместо этого под ним разверзлась кошмарная бездна, и он летел, ничего не видя, кувыркаясь, как матрешка, не находя опоры и не умея перевести дух.
Может быть, адъютант больше соображал, но они нашли штаб 10-й армии. Оказался там только начальник тыла, командарм Голубев отбыл на КП.
— Представляю этот КП, — ядовито сказал Болдин.
В штабе армии он вновь стал заместителем командующего. Начальник тыла молча следовал за ним, ожидая разноса или расстрела. Тем более что в мирные дни заместитель командующего не любил и не жаловал его. Но и Болдин, забыв о старых счетах, прятал глаза.
— Доложите обстановку, — коротко приказал он. — Без подробностей. Главное — насколько немцы вклинились?
— Н-не располагаю… Говорят, мехчасти противника уже под Гродно. Обошли.
— Что в вашем хозяйстве?
— Разбиты склады ГСМ. Танки нечем заправлять…
От напряжения глаза начальника тыла округлились, точно Болдин мог вытащить пистолет и тут же застрелить его.
— Свяжитесь с Минском, — устало сказал Иван Васильевич. — Доложите обстановку. Пусть перебрасывают горючее самолетами.
— Телефонная связь нарушена, — пробормотал начальник тыла. — Рации не могут пробиться в эфир. Сплошные помехи.
Болдин повысил голос и сверкнул глазами.
— Я вам сказал, свяжитесь с Минском. Любым способом. Ясно?
— Так точно!
— Я еду на КП немедленно.
Начальник тыла достал потрепанную эмку, и Болдин выехал из Белостока на юго-запад. Когда город остался позади, Иван Васильевич занервничал. За горизонтом, который ограничивался горбатинкой шоссе и верхушками ближних деревьев, таилась погибель. Впереди наших войск не было. Такую возможность заместитель командующего вполне допускал. В любую минуту могли появиться немецкие танки или парашютный десант.
Но — минуло. Они проехали не больше получаса, когда адъютант заметил впереди на опушке леса две палатки и раскинутые по деревьям антенны. Водитель, не дожидаясь команды, повернул на грунтовую дорогу.
Навстречу из палатки вышел сам командующий армией генерал-майор Голубев. При виде его богатырской фигуры Болдин как-то сразу успокоился. «А ведь принял сегодня бой, — подумал он о Голубеве, — и ничего… держится. Пока такие вояки есть, не все потеряно. Драгоценная это вещь — мужская храбрость».
Уверенность, данная командарму от природы — выражением глаз, разлетом ожестковевших бровей, прищуром белесых прокуренных ресниц, — все это подкупало и усугублялось тем простым знанием, что Голубев побывал уже в двух войнах и его спокойствие — не безмятежность новичка или тупца, а выдержка грамотного солдата, знающего, где противник, что он делает в данный момент. А это в сложившейся обстановке было самым важным.
Спокойствие командующего армией передалось Болдину.
— Ну, докладывайте, — произнес он таким тоном, каким сказал бы по другому случаю: «А плоховато встречаете гостя. Могли бы и постараться».
Голубев, казалось, остался доволен таким обращением.
— Сегодня вторая дивизия отразила танковую атаку немцев. Потери большие. Для провокации это великовато. Там, наверху, поверили, что идет война?
Так как Болдин не отозвался на выпад, считая себя причастным к этим «верхам», Голубев продолжил сдержаннее:
— Если за ночь не успеем перегруппироваться, он прорвет оборону. А снимать войска с других участков рискованно. Резервов не дадите?
Болдин напрягся, повел головой, прижимая подбородок к груди, точно хотел удостовериться, на месте ли генеральские звезды в петлицах. Их осознание всегда прибавляло ему значимости и меняло душевный настрой. Он расправил плечи и спросил отчужденно — жестко:
— Почему из 10-й армии не поступало сведений?
Начальник тыла от такого вопроса мгновенно вспотел, потому что дело могло потянуть на трибунал. Голубев же только сощурил прокуренные ресницы, и Болдин опять поразился уверенности этого человека, сквозившей в каждом слове, даже в движении. Будто не он должен был оправдываться перед начальством и ждать наказания, а сам Болдин вместе со штабом округа оказались виноваты.
— Проводная связь нарушена, — прозвучал короткий ответ.
— Хорошо, — наставительно произнес Болдин. — Армейские рации?
— Работают очень плохо. Сейчас убедитесь. Вражеские станции их забивают.
Они вошли в штабную палатку. Деревянный стол с телефоном вытянулся во всю длину. Несколько табуреток. Во время недавних учений такая обстановка воодушевляла ощущением несокрушимости и прочности вооруженных сил. Теперь же внутренний вид палатки выглядел жалким, ущербным, порождал неуверенность и тоску. Но Болдин не был бы генералом и вторым лицом в округе, если бы показал свою слабость.
— Насколько противник вклинился в оборону? — жестко спросил он.
И Голубев, как на недавних учениях, подчинился немедленно, начал объяснения. В разрушившемся мире даже это стало удивлять Болдина. Он заметил и заставил себя встряхнуться.
38
В уцелевших телеграфных проводах неистовствовала буря. Радиоэфир стонал, кричал, корчился.
«К вылету готовы. Связи не имеем. Повреждена линия Лида — Гродно. Ждем указаний о действиях».
«Генерал-майор Семенов. В случае налета противника подниматься в воздух и уничтожить его. Докладывайте регулярно через час. В случае налетов — немедленно».
«У меня нет связи. Голубев».
«У аппарата генерал-майор Кокарев. Немедленно информируйте, что у вас происходит на границе? Выполняют ли войска приказ? Через сколько времени будет донесение? Поторопитесь. Введен ли план прикрытия? Жду ответа».
«У аппарата майор Петров. Танки противника прорвались в Бельск. Что делает Хацкилевич? А Никитин? Как дела у Пешкова?»
Связь прервана.
«Командующему войсками ЗапОВО. Приказываю: дальше Заблудов, Городок не выходить».
«Противник сбрасывает парашютистов в форме НКВД и красноармейцев. Прошу поставить в известность. Василевский».
«Продолжайте выполнять поставленную задачу».
«Был налет авиации на Лиду. Связь с армиями нарушена. Принимаем меры к выяснению. Все».
Открытым текстом:
«Выйдите из-под удара».
«Генерал-лейтенант Ватутин приказал доложить, во сколько приступлено к выполнению полученной вами шифровки. Жду ответа».
«Голубеву передайте занять рубеж Осовец — Бобр — Визна — Сколки — Бельск и далее на Клеуели. Все это осуществить сегодня за ночь. Особо обратить внимание, чтобы хозяйство Клич не осталось в Червонном бору. У меня все».
«Болдин. Из Червонного леса вся артиллерия была выведена и участвовала в боях».
«Павлов. Приступайте к выполнению данного мною задания».
«Крайне необходима истребительная авиация».
«А как противник?»
«Его авиация обнаглела. Бомбит район Невсля. Это уже вторые сутки. Еще раз прошу дать истребители».
«Попытка с утра найти штаб какой-нибудь части успеха не имела. Какое-то колдовство, которому я не верю. Найти танковый полк и приказать им энергично действовать».
* * *Полк майора Щепинова отходил целый день без единого выстрела. Солдат бомбили, обстреливали, и когда они, обалдевшие от грохота и охватившей безнадежности, закапывались в землю, готовились стоять насмерть, откуда-то поступал приказ, и батальоны, не увидев немца, снимались с позиции. Кто-то, видно, думал и руководил.
