От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
В отношениях между Советским Союзом и союзниками обострялась еще одна проблема – югославская.
Черчилль на протяжении многих лет рассматривал Югославию как сферу интересов Великобритании. Первая зарубежная военная миссия, прибывшая к командованию сил Сопротивления Югославии, была британской. Она высадилась на парашютах в мае 1943 года. Советская миссия появилась девять месяцев спустя – в феврале 1944 года.
Но к концу войны ситуация стала разительно меняться, на Балканах все явственнее проявлялись советские интересы. Позиции СССР подкреплялись наличием мощной партизанской Национально-освободительной армии во главе с Иосипом Броз Тито, насчитывавшей 300 тысяч человек.
Это была единственная европейская страна, где гитлеровцам противостояла мощная организованная военная сила. При этом, как подчеркивал один из лидеров коммунистов генерал Милован Джилас (который позже станет антисоветчиком), «именно Коммунистическая партия Югославии организовала партизанское и повстанческое движение против германских и итальянских оккупационных сил в Югославии и внутренних коллаборационистов. Решая свои национальные проблемы путем самых жестоких приемов ведения войны, она продолжала считать себя членом международного коммунистического движения, чем-то неотделимым от Советского Союза – родины социализма».
Еще в ноябре 1943 года Антифашистское вече народного освобождения Югославии провозгласило себя верховным органом власти, запретило жившему под крылом Черчилля в Лондоне юному королю Петру II возвращаться в страну до конца войны и решило определить будущее страны плебисцитом после освобождения от немцев. Тогда же был сформирован Национальный комитет освобождения Югославии во главе с Тито – с функциями временного правительства. Советский Союз дал добро на формирование на своей территории югославских воинских частей.
Вместе с тем отношения между советскими и югославскими руководители не были беспроблемными. Так, еще в начале 1943 года Кремль резко негативно отреагировал на информацию о переговорах югославов с немцами об обмене ранеными (СССР и другие союзники не вели с гитлеровцами никаких переговоров), на что Тито заявил:
– Наш первый долг состоит в том, чтобы заботиться о собственной армии и своем собственном народе.
Визит югославской делегации в Москву состоялся весной 1944 года, и миссия носила как военный, так и партийный характер. Руководил миссией генерал-лейтенант Терзич, его сопровождал генерал Джилас.
19 мая Джиласа принял Сталин. Он сразу перешел к отношениям с королевским югославским правительством в эмиграции, спросив Молотова:
– А не сумели бы мы как-нибудь надуть англичан, чтобы они признали Тито – единственного, кто фактически борется против немцев?
Молотов усмехнулся:
– Нет, это невозможно, они полностью разбираются в отношениях, создавшихся в Югославии.
Черчилль в 1944 году вел с Молотовым интенсивную переписку по югославским делам, в которой центральным было желание Лондона примирить Петра II и Тито. «Я рекомендовал королю вести себя тихо, – информировал британский премьер 15 апреля. – Моя переписка с Тито весьма приятна». Молотов не был уверен в целесообразности вовлечения короля во внутриюгославский процесс: «Трудно из Москвы судить о том, что могут дать переговоры с королем Петром, который связан с генералом Михайловичем, давно уже полностью дискредитировавшим себя. Изменения в югославском правительстве, если они не будут пользоваться соответствующей поддержкой маршала Тито и Народно-освободительной армии Югославии, вряд ли могут принести какую-либо пользу… Соглашение с маршалом Тито было бы действительно в интересах союзников».
Король и сам не оставлял попыток наладить отношения с Москвой. В официальном сообщении о своей женитьбе на Александре Греческой он назвал Сталина и Молотова «Дорогие и Великие друзья». Джилас в этой связи вспоминал: «Сталин спросил, на ком женился югославский король Петр II. Когда я сказал, что на греческой принцессе, он шутя заметил:
– А что, Вячеслав Михайлович, если бы я или ты женился на какой-нибудь иностранной принцессе, может, из этого вышла бы какая-нибудь польза?
Засмеялся и Молотов, но сдержанно и беззвучно».
Джилас запомнил, как в ночь накануне высадки союзников в Нормандии он ужинал со Сталиным на Ближней даче. «Сущность его мыслей состояла, с одной стороны, в том, что не надо „пугать“ англичан, – под этим он подразумевал, что следует избегать всего, вызывающего у них тревогу в связи с тем, что в Югославии революция и к власти придут коммунисты.
– Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны! – сердился Сталин… – А Вы, может быть, думаете, что мы, если мы союзники англичан, забыли, кто они и кто Черчилль? У них нет большей радости, чтобы нагадить своим союзникам, – и в Первой мировой войне они постоянно подводили и русских, и французов. А Черчилль? Черчилль он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Да, копейку из кармана!.. А Рузвельт? Рузвельт не такой – он засовывает руку только за кусками покрупнее».
Москва проводила в отношении Югославии осторожную политику. Обращения Тито о встрече в Кремле оставались без ответа. Его посол в Москве Симич жаловался, что Тито пришлось пойти на то, что не потребовалось от ПКНО – признания эмигрантского правительства. Было это так.
В те дни немецкой разведке удалось вычислить местонахождение штаба Тито в боснийском местечке Дрвар, где его попытались захватить. Но в ночь на 4 июня 1944 года Тито спасся на советском самолете, который доставил его в Бари. Оттуда англичане переправили его на остров Вис в Адриатическом море. Там Черчиллю удалось организовать 16 июня подписание соглашения между Тито и главой лондонского эмигрантского правительства Шубашичем.
Черчилль 14 августа рассказал Сталину о своих переговорах с югославами в Неаполе: «В течение последних двух дней я имел встречи с маршалом Тито и югославским премьер-министром. Я сказал обоим югославским лидерам, что мы думали лишь о том, чтобы они объединили свои ресурсы с тем, чтобы слить югославский народ в единое целое в борьбе против немцев».
Когда Красная армия через Румынию и Болгарию в начале сентября 1944 года нахлынула на границу Югославии, Тито тайно сбежал с острова Вис. 21 сентября – в роскошной, шитой золотом шинели от итальянских кутюрье – он вступил на московскую землю. Незадолго до этого был опубликован указ о его награждении орденом Суворова. «Во время этой первой встречи со Сталиным царила довольно напряженная обстановка, – вспоминал Тито. – Мы так или иначе спорили по всем вопросам, которые обсуждали… Сталин начал меня убеждать, что надо вернуть на престол короля Петра. Мне кровь ударила в голову: как он нам может советовать это! Я взял себя в руки и ответил ему, что это невозможно, что у нас народ взбунтовался бы, что в Югославии король является олицетворением предательства».
Переговоры продолжались и на даче Сталина, и в его кремлевском кабинете. Тито просил у Сталина и Молотова, чтобы советские войска были введены в те районы Восточной Сербии, где действовали его боевые отряды. Чтобы не осложнять и без того непростое положение Тито, вход советских войск в Югославию был представлен как инициатива исключительно советского военного командования. На что югославская сторона соглашалась при условии, что «на территории расположения частей Красной армии будет действовать гражданская администрация НКОЮ». Прямо из Москвы Тито направился в штаб 3-го Украинского фронта маршала Толбухина в Крайову, где готовился план Белградской операции. В ночь на 29 сентября советские войска из Болгарии вступили на югославскую территорию.
Вся тщательно выстроенная англичанами система влияния на Балканах шла прахом. Это была одна из главных причин, по которой Черчилль стал добиваться встречи на высшем уровне.
Результатом и стал визит премьер-министра в Москву в октябре 1944 года, и «процентная сделка», по которой советские и британские интересы в Югославии были определены как 50:50.
