Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи
Насколько можно судить по остаткам хуннского языка, они, как и гунны, были тюркоязычным народом444.
Заметим, что Г. Вернадский, как и П. Савицкий, не делал разницы между хуннами и гуннами. Он писал, что «гунны страдали от суровых изменений в Китае» (об оставшихся там), но те же гунны вторглись в Европу, и именно они начали Великое переселение народов445. Правда, в конце прошлого века высказывались и странные идеи: гуннов отождествлял со славянами крупный русский историк – Д. И. Иловайский446.
Среди союзных и подвластных хунтам народов были аланы (предки осетин), и готы, и действительно славяне. Славянские волхвы, вероятно, пользовались почетом у гуннов; они принимали участие и в похоронах Аттилы. Историк готов – алан Иордан (VI в.), писавший на латыни, рассказывая о поминальном пиршестве по Аттиле, называл этот обряд древнеславянским словом «страва»447.
Многое о гуннах (хуннах) уже было написано, и, казалось, что мог добавить к этому Л. Гумилев? Он, конечно, и сам понимал, что когда-то и много работавший над этой проблемой классик востоковедения К. А. Иностранцев мог знать о хуннах нечто большее, чем сам Л.Н. «в начале пути». Недаром Л.Н. писал, что тот имеет блестящие работы, – редко кто удостаивался подобных его характеристик448. Ученые, посвятившие всю жизнь только монголоведению (академики С. А. Козин или Б. Я. Владимирцов), вероятно, знали о монголах нечто и не известное еще Льву Николаевичу в 50-х гг. Да и Учитель, как Л.Н. называл М. И. Артамонова, очень много работал над историей хазар; позже он пригласил Л. Гумилева быть научным редактором своей монографии449. Л.Н. отлично понимал, что в чем-то уступает авторитетам. В письме к Анне Андреевне от 3 апреля 1955 г., говоря о кадрах Института востоковедения, он признавал, что «сильнее меня... В. В. Струве и Петрушевский. Этих мне не догнать!»
Были свои плюсы и у Л.Н.: он работал после них, а уже поэтому располагал большей информационной базой и кругом идей. Много работал он и с новыми иностранными источниками, хотя и сознавал свои недостатки в этом плане. Кое-что ему удалось издать и переиздать. Так, в 1960 г. в Чувашском государственном издательстве появилось «юбилейное» переиздание труда Иакинфа Бичурина – «Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии», подготовленное Л. Гумилевым и М. Хваном. «Собрание сведений» И. Бичурина – систематическое извлечение из китайских летописей, касающееся хуннов и других кочевников, начиная с «Исторических записок» Сыма Цяня – знаменитого китайского историка II в. до н. э. Труды И. Я. Бичурина высоко ценил Александр Пушкин, знавший его и бывший с ним в дружеских отношениях. Когда Пушкин писал «Историю пугачевского бунта», Бичурин сообщал ему недостающие сведения о калмыках. Иакинф Бичурин родился в 1777 г., окончил Казанскую духовную семинарию в 1799 г., затем работал там преподавателем. В 1807 г. был назначен начальником Русской духовной миссии в Китае, где пробыл до 1821 г. По происхождению он был чуваш.
Кроме того, Л.Н. дали много нового для его исследований археологические экспедиции 1935–1957 гг.450. Кстати сказать, Г. Вернадский, характеризуя Гумилева, однажды написал: «Востоковед, историк и археолог». Конечно, археология в Азии сулила меньшую отдачу, чем в других регионах мира, поскольку «строительный материал – глина во Внутреннем Китае, дерево в Маньчжурии и войлок в Монголии – не мог сохраниться до нашего времени, как сохранились мрамор Эллады, гранит Египта и кирпич Ассиро-Вавилонии451. Тем не менее Л.Н. рвался в очередную археологическую экспедицию. Он радовался тому, что намечаются большие раскопки «в стране куриканов, предков якутов», считал своей задачей – найти железный век, т. е. памятники I тысячелетия н. э. Л.Н. предполагал, что это были «северные динлины». Динлины – один из загадочных этносов Центральной Азии. Г. Грумм-Гржимайло писал о них: «Возвышенные носы» указывают на то, что в жилах хуннов и китайцев того времени текла кровь той расы, к которой принадлежали динлины и которую я склонен считать родственной европейской»452. Более решительно оценивал динлинов П. Н. Милюков: «Это несомненно европеоидная раса – но только в смысле тех «европеоидов», которые переселились в Сибирь. Затем они прошли обратным порядком северную Россию до Прибалтики»453.
Потом Л.Н. уехал на Ангару искать «пегую орду», которой интересовался Г. В. Вернадский454. Кто бы сейчас, в эпоху «выживания» и жесткого рационализма, мечтал найти что-то о «северных динлинах»?455
В отличие от классиков востоковедения, Л.Н. ставил особую задачу: дать сводную этническую историю всей Евразии, будущего государства-континента456, всю ее историю от хунте до рождения Руси, проследить и объяснить взлеты и падения крупных этносов, ритмы и «кванты истории» (по настоятельным советам П. Савицкого), попытаться хотя бы в первом приближении дать определение понятия «этногенез». Перед Л.Н. стояла гигантская задача по временному охвату. На Гумилевских чтениях, происходивших в Москве в 1998 г., она была оценена даже как создание новой модели всемирной истории, ибо оказалось, что именно кочевники связали воедино судьбы оседлых культур, отдаленных друг от друга горами, степями и. пустынями457.
Перед мысленным взором Л.Н. лежало гигантское пространство, на котором развертывалась эта история. Согласно П. Савицкому, это – огромный «прямоугольник степей» с «наибольшей не только в Евразии, но и во всем мире сплошной полосой районов, удобных для кочевника-скотовода, является северная полоса травянистых пустынь и примыкающая к ним с севера и запада область травянистых степей. Эту сплошную полосу степей и травянистых пустынь назовем по характеру картографических ее очертаний и по крайним рубежам простирания хингано-карпатским «прямоугольником степей» (подразумеваем Большой Хинган – меридиональный хребет на западном пределе Маньчжурии). С востока к этому прямоугольнику примыкает Захинганская островная Маньчжурия, с запада – «симметричная» ей Закарпатская венгерская степь. Также с севера (со стороны тайги) «прямоугольник степей» обрамлен островными степями, особенно частыми в условиях пересеченного рельефа Восточной Евразии (енисейская и ленская страна, Монголия и Забайкалье)458.
Великий евразиец умел выражать это и поэтически:
Ветровой, степной, необозримый
Мир башкир, монголов и туркмен,
Вековых приливов и отливов,
Судьбоносных быстрых перемен!459
Подход Л. Н. Гумилева к теме был неизмеримо масштабнее и перспективнее (ведь хунны для него – лишь начало истории Евразии) любых абстрактно-теоретических рассуждений тала: «Была ли прогрессивной роль хуннов?» По такому скользкому пути пошел ненавистный ему профессор А. Н. Бернштам, выпустивший в 1951 г. в Издательстве ЛГУ «Очерк по истории гуннов». Через год появилась разгромная рецензия на нее, и не где-нибудь, а в «Большевике». За рецензией последовала еще пара «откликов» в специальных журналах460. В самом деле, о какой прогрессивной роли хуннов могла идти речь, если И. В. Сталин 6 ноября 1943 г. сравнил орды Аттилы с гитлеровцами, которые «вытаптывают поля, сжигают деревни и города, разрушают промышленные предприятия и культурные учреждения»461. Значит, автор «плетется в хвосте буржуазной историографии»462.
Вторая претензия к Бернштаму состояла в том, что даже после классического труда И. В. Сталина он не отмежевался от марризма. Наконец, его критиковали за то, что он считал становление феодализма в Китае чуть ли не результатом гуннского нашествия, тогда как феодализм в Китае куда древнее (почти на 1000 лет), о чем говорил товарищ Мао Цзэдун463.
Все это не надо понимать как просто некую огульную критику; рецензия в «Большевике» была написана специалистом высокого класса464 и в целом выглядела убедительно. Сам Л.Н. считал, что попытка А. Н. Бернштама применить к доклассовому обществу социальные категории привела автора «к позорному разгрому из-за многочисленных передержек»465. Ученый совет Института истории материальной культуры, как и положено было, осудил позицию А. Н. Бернштама и предложил ему подготовить выступление в печати с анализом и причиной своих ошибок.
Не будем вдаваться в суть этих «проработок». Отметим лишь заметную безграмотность А. Н. Бернштама. Искажение имени русского геополитика Савицкого (он именует его Н. Савицким) – деталь. Анекдотично другое: он искренне считал, что «вардапет» – фамилия некоего арминского ученого, тогда как это уважительное обозначение учителя вообще. Не силен был Бернштам и в географии: описывая успехи гуннов в Европе, называет галльскими городами немецкие Вормс, Шпейер и Майнц; Днепр именуется у него Истром, хотя античные авторы так называли Дунай466.
