Эрнест Лависс - Том 5. Революции и национальные войны. 1848-1870. Часть первая
Главнокомандующим этой небольшой армии был Эмиль Оливье, который, будучи докладчиком закона о рабочих стачках, без всяких оговорок защищал правительственный проект (апрель — май 1864 г.) и, таким образом, окончательно разошелся с депутатами левой, видевшими в нем теперь предателя. Незадолго перед тем (март 1865 г..) он вотумом «надежды», как оп выражался, присоединился к адресу большинства и заявил, что без всякого сожаления готов употребить все свои силы для установления прочного союза между демократией и свободой через посредство сильной национальной власти. Ввиду этого император и императрица, с которыми вскоре после того он завязал личные сношения, сочли благоразумным, не вполне ему доверяясь, ободрить и поддержать кое-какими поощрениями преданность этого неофита[94]. По смерти Морни ему начал покровительствовать родственник и друг Наполеона III граф Валевский, не столько, конечно, из симпатии к пему или из либерализма, сколько из вражды к Руэру, всемогущество которого его озлобляло так же, как милость императрицы, которой пользовался Руэр.
Вскоре Наполеон III назначил Валевского на пост председателя Законодательного корпуса, и это свидетельствовало, по видимому, о том, что император уже не так далек от либеральной программы Оливье, как в прежнее время. Последний после своего изгнания из среды левых находился, некоторое время в изолированном положении; но когда явилось основание полагать, что высшие сферы начали относиться к нему благосклонно, у него сейчас же нашлись сторонники. Ему удалось набрать 45 человек, которые, под его влиянием, воспользовались обсуждением адреса (1866), чтобы сформулировать в знаменитой парламентской поправке программу третьей партии. «Франция, — говорилось в этой резолюции, — твердо привязанная к династии, обеспечивающей порядок, не менее привязана к свободе, которую Франция считает необходимой для выполнения своей исторической миссии. Поэтому Законодательный корпус полагает, что он является выразителем общественного настроения, повергая к подножию престола пожелание, чтобы ваше величество дало акту 1860 года дальнейшее развитие».
Эта поправка была еще слишком смела, для того чтобы большинство Законодательного корпуса посмело к ней присоединиться. Государственный министр объяснил, что переходить пределы, поставленные свободе императором, это значит бросаться очертя голову в революционные авантюры, и на этот раз палата с ним согласилась. Но при подсчете голосов оказалось, что за поправку сорока пяти подано было 63 голоса, а через несколько дней специальная поправка третьей партии в пользу печати получила 65 голосов.
Партия сопротивления и сенатский указ (сенатус-консульт) 14 июля 1866 года. Встревоженный быстрым успехом либеральных идей в Вурбонском дворце, Руэр старался убедить императора в основательности своих опасений. С помощью всех, кто, подобно ему самому, слишком скомпрометировал себя на службе авторитарной империи, чтобы надеяться сохранить свое положение при другом режиме, он доказывал Наполеону III, что уступки взглядам третьей партии равносильны открытию дверей не только парламентаризму, но и республике. По мнению Руэра, наступила пора раз навсегда положить конец всем мечтаниям о пересмотре конституции. Право ответного адреса расшатало империю, допустив критику основных законов 1852 года; Руэр полагал, что это право следовало отменить. Во всяком случае, необходимо было поспешить с возведением новых укреплений для защиты конституции.
Император присоединился к этому мнению, и правительство ответило на поправку сорока пяти проектом сенатского указа (сенатус-консульта), который 14 июля 1866 года сделался государственным законом и в силу которого впредь только Сенату предоставлялось право обсуждать изменения конституции. Всякие дебаты по этому поводу в Законодательном корпусе и в печати воспрещались под угрозой денежного штрафа в размере до 10 000 франков. Подаваемые в Сенат петиции, предметом которых было изменение конституции, могли докладываться в публичном заседании не иначе, как с разрешения по крайней мере трех бюро, причем содержание этих петиций могло излагаться только в официальном отчете.
После такого шага назад сторонники status quo, казалось, одержали полную победу; но этот перевес они сохранили не надолго. Через каких-нибудь шесть месяцев Наполеон III счел необходимым снова повернуть фронт.
Ослабление империи и успехи оппозиции. Наполеон III, который имел неосторожность содействовать союзу Италии с Пруссией, теперь присутствовал в качестве осмеиваемого и бессильного зрителя при победе Пруссии над Австрией, при всех прусских завоеваниях и при подчинении всей Германии воле берлинского кабинета. Он хотел получить какое-нибудь территориальное вознаграждение, но его требования были отвергнуты с почти оскорбительным высокомерием. Не по летам изнуренный и настолько больной, что в 1866 году окружавшие его лица считали его близкую кончину неминуемой, император не смел прибегнуть к силе оружия. К тому же он прекрасно понимал, что при устарелом вооружении французской армии не было никаких серьезных шансов на успех в случае столкновения с победителями в сражении при Садоеой. Вследствие. неслыханных хищений и перенесения ассигнованных сумм на другие статьи, французские полки сократились почти до смешного. Мексиканская экспедиция, продолжавшаяся пять лет, истребила лучшие элементы французских войск, опустошила арсеналы и деморализовала армию. Если бы еще она была удачной! А то ведь, вопреки уверениям государственного министра, все прекрасно знали, что французский протеже Максимилиан не пользуется в Мексике никакой властью; геем было также известно, что в это самое время Наполеон III отозвал из Мексики находившихся еще там французских солдат и сделал он это по формальному и угрожающему требованию Соединенных Штатов. Таким образом, после стольких жертв людьми, после траты стольких миллионов франков, незаконно взятых из казенных сумм, это предприятие, притом предприятие крайне несправедливое, закончилось унизительным отступлением.
Чтобы замаскировать постигшие его неудачи, правительство заявило, что в последних событиях, разыгравшихся в Германии, оно не усматривает ничего тревожного для французского общества[95]. По заверениям власти, положение Франции не было поколеблено или задето, и интересам ее не грозило никакой опасности. А между тем спустя некоторое время правительство не только с величайшей поспешностью отозвало французские войска из Мексики и оккупационный корпус из Рима, но и выработало законопроект, вдвое увеличивавший расходы страны на национальную оборону (12 декабря).
Завеса понемногу стала раскрываться. Как только правительству 2 декабря изменило счастье, обществу тотчас же бросились в глаза его ошибки. Как только император перестал побеждать, он сразу потерял сбою популярность. Масса сельского население еще оставалась ему верна в силу своего невежества и косности; но рабочий класс начинал с каждым днем все решительнее высказываться против него. Международное товарищество рабочих, основанное в 1834 году, распространило свое влияние в городах, особенно в Париже, подняло знамя революционного социализма и открыто стремилось к установлению республики[96].
Духовенство и его сторонники готовы были скорее бороться с Наполеоном III, чем служить ему. Буржуазия, ободряемая явным упадком империи, снова начала фрондировать, злословила насчет императора и его окружения и также подготовляла словом и пером месть за 2 декабря. Образованная молодежь была в подавляющем большинстве враждебно настроена против правительства. Из ее рядов вышла республиканская партия, уже совершенно готовая перейти к действиям; своим радикализмом она оставляла далеко позади себя демократическую левую Законодательного корпуса. Гамбетта был уже кумиром Латинского квартала; Рошфор дебютировал своими Французами времен упадка (Franais de la decadence) — этой прелюдией к знаменательному Фонарю (La LanterneJ; Тридои опубликовал книгу, посвященную Эберу; Кары (Les chdtimenisj Виктора Гюго распространялись и читались повсюду; Слова Лабиена (Propos de Labicnus)[97], несмотря на принятые полицией меры, были у всех в руках. Небольшие, якобы литературные, газетки беспощадно преследовались администрацией, однако прежде чем умереть, они успевали поднять шум (Голос школ — La Voix des Еcoles, Левый берег — La Bive gauche, Кандид — Candide, Независимая мораль — La Morale independante); отношение их к церкви было так же агрессивно и непочтительно, как и к империи (а это что-нибудь да значит). Наконец, французские студенты выделялись своей экзальтированностью на все чаще созывавшихся международных конгрессах, где прославлялись не только свободомыслие, но и республиканская идея.
Декрет и письмо 19 января 1867 года. Наполеон III чувствовал, что мало-помалу вокруг него нарастает волна антипатии и даже презрения. Истощенный болезнью, встревоженный, нерешительный, колеблющийся между противоположными партиями, он снова склонился к партии реформ. Лидер третьей партии, романтические иллюзии которого временами разделялись императором, уверенно утверждал, что спасет монархию, если Наполеон III пожелает ему довериться. Тогда император составил декрет и написал известное письмо 19 января, давшее Эмилю Оливье основание надеяться на близкое торжество.
