Эдвард Томпсон - Гунны. Грозные воины степей
Таким образом, напрашивается вполне справедливый вывод, сделанный на основании сохранившихся фрагментов сочинений Приска, что его критика финансовой политики Феодосия II и Хрисафия свидетельствует о предвзятом, глубоко пристрастном отношении историка. Эта политика, как мы поняли, была рассчитана на тех, кто вполне мог взять на себя финансовые трудности, свалившиеся на империю. Приск, сторонник сенаторов, представил действия императора в искаженном свете, преувеличил бремя, которое взвалили на себя сенаторы, и дал понять о тяжелом положении всего населения империи. Надо сказать, что в одном из отрывков сочинения Приск был вынужден признать, что Хрисафий пользовался поддержкой. В 449 году в критический для евнуха момент, когда его выдачи требовал не только Аттила, но и исавр Зенон, военачальник на Востоке, Приск открыто признается, что «каждый желал ему удачи и оказывал поддержку». Нас не интересует, почему историк считал необходимым сделать это признание, стоит лишь отметить, что, видя в Хрисафии врага, он не умалял его значимости.
4Феодосий II не мог испытывать удовлетворения, откупаясь от Аттилы. Почему же он не прекратил выплату дани путем принятия решительных мер? Те, кто считает, что правительство Феодосия II должно было предпринять попытку уничтожить гуннов в ходе военных кампаний, упустили, я думаю, суть конфликта между оседлым, земледельческим обществом, таким как римское, и непостоянным, кочевым, как гунны. Однако задолго до V века нашей эры всю сложность такой борьбы понимал, например, Геродот (V в. до н. э.). Люди без укрепленных городов, пишет Геродот в своей «Истории», живущие в повозках, приученные все до одного сражаться как конные лучники и рассчитывающие не на продукты земледелия, а на свой скот, разве могут они позволить врагу подчинить себя или даже войти в соприкосновение с собой?
Другими словами, кочевое общество настолько мобильно, что ему ничего не стоит быстро исчезнуть при подходе вражеской армии. Кроме того, карательная экспедиция против кочевников обошлась бы намного дороже, чем ожидаемые трофеи, пленники и тому подобное. Китайский двор на протяжении долгих лет вел бесконечные дебаты, решая, нужно ли бороться с сюнну (гуннами) или умиротворять их «подарками», и самые мудрые советники никогда не одобряли политику военной экспансии на территорию кочевников. Мы выяснили, что за всю историю гуннов римское правительство (и Восточной и Западной империи) никогда не направляло карательных экспедиций против гуннов, кроме единственного случая, и, как всякое исключение, оно только подтверждает общее правило. В 452 году Маркиан отправил армию на гуннскую территорию — когда большая часть гуннской армии находилась в Италии. Когда подобная возможность представлялась Феодосию II? Если мы обвиняем «слабого и нерешительного» Феодосия II в том, что он не посылал карательной экспедиции, то нам могут возразить, что мы не обратили внимания на положение, в котором он оказался. Затраты на такую экспедицию были бы огромными, результаты же незначительными, а возможный ущерб, нанесенный гуннам, ничтожным. Аттила, особенно в последние годы, частично пожертвовал своей мобильностью; он получал дань и продовольствие с конкретных областей Центральной Европы и не видел смысла отказываться от этого. Он мог временно отступить, понеся незначительные потери, а на степных просторах имел блестящую возможность полностью уничтожить римскую армию. Опять же, если мы обвиняем Феодосия II в бездействии, то должны понимать, что после проведения кочевниками ответных ударов останется выжженная земля, которая будет единственным возмещением затрат на проведенную римлянами карательную кампанию.
Сейчас мы сделаем отступление, чтобы коротко обрисовать трудности, с которыми столкнулись римляне, захватив в плен гуннов. Их положение объясняет отрывок из Созомена, относящийся к кампании Ульдина во Фракии в 408 году. Напомню, что гуннов тогда поддерживала большая группа скиров, из которых многие во время отступления попали в плен к римлянам. Созомен рассказывает о судьбе пленных. Их нельзя было вместе оставлять во Фракии; они могли сбежать и переправиться через Дунай. Поэтому часть из них правительство продало по дешевой цене — по-видимому, не нашлось покупателей, готовых много платить за таких потенциальных колонов (колон — в рабовладельческом обществе мелкий арендатор земли; в этом качестве в поздней Римской империи часто использовали купленных рабов. — Ред.). Остальных правительство вынуждено было просто отдать, обязав хозяев не оставлять их в Константинополе и даже в Европе, а отправить как можно дальше. Однако огромное количество скиров не удалось никуда пристроить. Землевладельцы не соглашались принять их даже в качестве подарка, и церковный историк видел множество скиров, которые рассеялись по предгорьям и отрогам горы Олимп; они, по-видимому, работали фермерами-арендаторами в имперских поместьях. У нас нет подобной информации о судьбе пленных гуннов, но, вне всякого сомнения, утех, кто захватил их в плен, было с ними намного больше проблем, чем с пленными скирами. Гунны не имели навыков работы на земле; единственно, где их можно было использовать, так только в армии, в качестве наемников, сражавшихся против соплеменников. Но жители Асема не рассматривали такой возможности. Захватив в плен гуннов, осаждавших их город, они, не задумываясь, казнили всех пленных.
Бессмысленно говорить о «слабости» политики Хрисафия на дунайской границе. У него не было другой возможности, кроме как проводить политику субсидий, и «сила» Маркиана в 452 году проявилась благодаря абсоютно новой ситуации, возникшей в империи гуннов вскоре после вступления Маркиана на трон. Что касается политики Маркиана в 451 году, то она характеризуется скорее безрассудством, чем силой. Нет никаких сомнений в том, что политика, проводимая правительством Феодосия II, не всегда была успешна: римлянам не удалось предотвратить вторжение гуннов в 441–443 и 447 годах. В 441 году политика, которой впоследствии следовал император, еще не была претворена в жизнь. Правительство империи, привыкшее к сравнительно небольшим набегам, еще не осознало, что на самом деле означает война с кочевниками; об этом свидетельствуют их сомнения относительно выдачи Аттиле гуннов, служивших в имперской армии, о выдаче епископа Марга. Взимание с сенаторов налога на капитал демонстрирует отчаянное стремление правительства сохранить мир и предотвратить повторение событий 441–443 годов: вторжение варваров показало, какой политики следует придерживаться в отношении гуннов. В течение нескольких недель Феодосий II предпринял шаги, направленные на предотвращение повторения подобного вторжения, и яркое подтверждение тому мы находим в его Новелле (указе) от 12 сентября 443 года, адресованной Ному, человеку, который в дальнейшем отождествлялся с этой политикой. К сожалению, в связи с утерей соответствующей части работы Приска мы не можем сказать, почему в 447 году Аттила предпринял вторжение в Восточную Римскую империю, но у нас есть причина считать, что в этом нет вины Феодосия II и его министров.
Теперь нетрудно понять, почему в наших источниках в таком искаженном виде представлена финансовая и военная политика Феодосия II и Хрисафия. Тесное взаимодействие Приска с Максимином и особенно с Евфимием, кардинально изменившим политический курс предыдущей администрации, похоже, указывает на то, что хотя Приск не входил в высшее общество в Константинополе, однако разделял мнение сенаторов и возмущался политикой Хрисафия, из-за которой финансовое бремя легло на плечи сенаторов. Во-вторых, он мало что понимал в военных вопросах и, следовательно, не мог оценить проводимую правительством политику; к этому следует добавить, что Приск испытывал антипатию к группе сенаторов, которые намного лучше, чем он, разбирались в этих вопросах. Политика Хрисафия, которую они поддерживали, была нацелена на то, чтобы уберечь от финансовых проблем большую часть населения Восточной Римской империи, которая в те годы сильно пострадала от неурожая, эпидемий и землетрясений.
5И наконец, последнее. Если правительство Феодосия II, когда его возглавлял Хрисафий, делало все в интересах большинства населения Восточной империи, то почему история почти единодушна в осуждении евнуха? Ответ простой. Хотя другие историки тоже писали о правлении Феодосия II и правительстве Хрисафия, «Византийская история» Приска была признана классическим трудом по истории тех лет. Теперь мы понимаем, что этот классический труд содержал политическую необъективность и несправедливые высказывания. Последующие историки, работы которых сохранились, по большей части были ортодоксальными по своему вероисповеданию и еще до того, как знакомились с сочинением Приска, были настроены против Феодосия II и Хрисафия по религиозным соображениям. Общеизвестно, что Феодосии II в последние годы и в особенности Хрисафий, крестник Евтихия, были выраженными еретиками. Поэтому нет ничего странного, что, ознакомившись с резкой критикой Приска в адрес императора и евнуха, эти писатели с удовольствием включали его высказывания в свои работы. В то же время стоит отметить, что церковный историк Сократ тепло отзывается об императоре. Конечно, Сократу было бы опасно издавать работу, в которой он открыто критиковал императора, но если бы он осуждал позицию императора, то, по крайней мере, не стал столь явно выказывать к нему теплое отношение.
