Эдвард Томпсон - Гунны. Грозные воины степей
К счастью, сохранился очень важный пятый фрагмент сочинения историка, способствующий пониманию не только взглядов Приска, но и основы социальной политики Хрисафия. В нем Приск говорит о налогах, которые Феодосий II был вынужден увеличить после вторжения гуннов в 441–443 годах, чтобы выплачивать гуннам дань в соответствии с договором, заключенным Анатолием в 443 году. Историк с презрением замечает, что правительство только делало вид, что добровольно пошло на уступки Аттиле, а на самом деле оно было вынуждено согласиться с условиями договора из страха перед гуннами. По мнению Приска, налоги пришлось увеличить из-за неправильного расходования средств — к примеру, большая часть денег уходила на увеселительные представления. Все платили налоги, но, как пишет Приск, жаловались на трудную судьбу те, кто были освобождены от налогов с позволения императора или по решению суда. Особое сожаление историка вызывает тот факт, что сенаторам приходилось вносить дополнительные суммы сверх установленных налогов. Приск полностью не согласен с увеличением налогов на землевладельцев. Это, по его мнению, наносит сильный удар по благосостоянию и моральному климату империи. Сборщики налогов ведут себя неподобающим образом, считает Приск; богатым людям приходится продавать мебель, ценные вещи, драгоценности. Это бедствие, постигшее римлян в дополнение к трудностям, вызванным войной, привело многих к голодной смерти и самоубийству.
Можно с уверенностью сказать, что в своем малоправдоподобном описании Приск сильно преувеличил трудности, обрушившиеся на сенаторов. Сумма, которую Феодосий II в 443 году обязался единовременно выплатить Аттиле, составляла 6 тысяч либр золота, и верится с трудом, что такая сумма, по словам Приска, могла привести на край гибели правящий класс империи. В то время, по нашим прикидкам, в Восточной Римской империи было приблизительно 2 тысячи сенаторов. Западная Римская империя в то же самое время испытывала примерно те же трудности, и доходы некоторых сенаторов, пусть даже, как говорят, немногих, могли едва ли быть намного меньше доходов, обнародованных Олимпиодором в отношении западных сенаторов несколькими годами ранее. Они составляли, по данным Олимпиодора, 10, 15 и даже 40 центенариев (1 центенарий равен 100 либрам, то есть 32,745 кг. — Ред.) золота в год. Возможно, нам следует разделить эти суммы на два. Очень может быть, что самый высокий доход сенаторов на Востоке не превышал 15 центенариев в год. Но даже в этом случае сенаторы были в состоянии собрать 6 тысяч либр золота, то есть 60 центенариев, без того, чтобы продавать мебель и драгоценности.
Сравним дань, которую Феодосий II платил гуннам, с данью, которую платили императоры другим варварам. Лев I (457–474) в 473 году обязался платить 2 тысячи либр в год Теодориху Страбону (сын готского вождя Триария (в отличие от Теофриха Амала (454–526), сына Тиудимера, который после завоевания в 493 г. Италии стал королем. — Ред.), и в источниках нет ни слова о каких-либо протестах в Константинополе после обнародования этого решения. В 478 году император Зенон (474–491) согласился единовременно выплатить Теодориху 2 тысячи либр золота и 10 тысяч либр серебра и ежегодно выплачивать 10 тысяч солидов (1 солид, римская золотая монета, весил 4,55 г. — Ред.). И хотя в то время казна еще не оправилась после провальной экспедиции Василиска против вандалов в 486 году, мы опять не находим информации о каких-либо недовольствах, связанных с выплатой дани. Похоже, Анатолий во время первых переговоров с Аттилой согласился на ежегодную дань в размере 2100 либр золота, исходя из размера сумм, которые обычно устанавливались между восточными императорами и их северными соседями. Следует помнить, что Маркиан не возражал против субсидий. Он был готов давать Аттиле деньги, но только в качестве подарков, а не дани. Очень заманчиво думать, что Приск возражал не против выплаты денег гуннам и даже не против размеров, выплачиваемых сумм, а против способа взимания налогов в империи.
Нам известно, что экспедиция против вандалов в 468 году обошлась казне более чем в 100 тысяч либр золота, то есть в 1000 центенариев — «целые моря… реки денег», по словам поэта. Эти расходы довели государство чуть ли не до банкротства, но дань не удалось бы выплатить, если бы в 443 году сенаторы находились в таком бедственном положении, как пытается представить Приск. Если казна была пуста, а высшее сословие разорилось до вступления на трон Маркиана, то как тогда объяснить тот факт, что Маркиан отменил налоги на имущество сенаторов, а после его смерти в казне было более 100 тысяч либр золота?
У нас была возможность убедиться, что «Византийская история» Приска прежде всего литературное произведение, а не научный труд. Его обвинительный акт в отношении налоговой политики Феодосия II одно из тех «приукрашиваний», о которых мы всегда должны помнить. Приск заявляет, что сенаторы, чтобы заплатить налоги, были вынуждены продавать мебель и драгоценности своих жен. Полагаю, что это утверждение не что иное, как высказывание Евнапия в интерпретации Приска, как, впрочем, и рассказ о появлении гуннов в Крыму, который Приск нашел в сочинении Евнапия и с небольшими изменениями вставил в свою «Историю». Что касается Зосима, то в главе, в которой он перефразирует Евнапия и выдвигает обвинения в адрес финансовой политики Феодосия II, Зосим пишет, что «они отдавали не только деньги, но женские украшения и даже одежду, чтобы заплатить требуемые налоги». Слишком похожи фразы, чтобы мы поверили в простое совпадение.
Политика Феодосия II и Хрисафия в 443 году по добыванию денег для удовлетворения требований Аттилы ударила по карманам сенаторов, но не сильно отразилась на благосостоянии налогоплательщиков в целом. Как еще можно было собрать деньги, не причиняя неприятности восточным провинциям?
Есть превосходный пример такой же реакции со стороны класса крупных землевладельцев на подобную политику установления мира с помощью подкупа варваров; в этом случае сумма, которую заплатили варварам, была намного меньше, чем расходы на войну. В 408 году Аларих направил в Рим посольство с требованием уплаты крупной суммы денег за предоставленные услуги. Казна была пуста, и потребованную Аларихом сумму нельзя было тут же собрать из налогов. Правительство Гонория, понимая, что необходимо сохранить мир, сочло возможным взыскать необходимую сумму с тех, у кого были наличные деньги, то есть с сенаторов. На обсуждении в сенате был поставлен вопрос: стоит ли объявлять войну готам. Во время дебатов Стилихону был задан вопрос, почему он отказывается воевать, а хочет купить мир с помощью денег. Стилихон так умело объяснил свою позицию, что, по словам греческого историка, с приведенными им доводами пришлось согласиться. Сенат выплатил Алариху 4 тысячи либр золота. Однако большинство голосовало только из страха перед Стилихоном. Лампадий, человек знатного происхождения и высокого положения, выкрикнул на латыни: «Это договор о рабстве, а не о мире!»
То, что вопрос обсуждался в сенате, свидетельствует о том, что все заранее знали, что сенаторы понесут расходы, если будут приняты условия Алариха. Следовательно, за их патриотическими и воинственными высказываниями просто скрывалось беспокойство за собственные кошельки. Мы вряд ли ошибемся, если предположим, что многие сенаторы считали справедливым решение Феодосия II в 443 году, но тем не менее они проголосовали за него прежде всего потому, что боялись Хрисафия. Единственное отличие этих двух случаев заключается в том, что политику, проводимую в 443 году, поддерживала группа благородных не только по происхождению, но и по убеждениям сенаторов — Анатолий, Ном, Сенатор и другие, которые отстаивали политику, при которой сами же и несли материальные издержки. Их противники нашли выразителя своего мнения в лице Приска.
В таком случае нам придется отказаться от первоначально высказанного предположения, что Приск был ярым патриотом. По-видимому, ему внушала неприязнь трусливая внешняя политика Хрисафия, из-за которой в проигрыше оказывался социальный класс, которому он симпатизировал. Приск был предан не империи в целом, а прежде всего определенному классу этой империи. Создается впечатление, что в этом отношении его взгляды резко отличались от взглядов Олимпиодора, который чрезвычайно критически относился к неравномерному распределению богатства в империи, и даже от взглядов Аммиана, который, несмотря на его тесные связи с некоторыми членами сената, писал о непомерно больших состояниях, нажитых за счет экономической власти. По своим взглядам Приск скорее ближе к одному из греческих историков, Малху Филадельфийскому, резко критиковавшему финансовую политику Льва I, в основном за выплату субсидий варварам ради сохранения мира. Однако Малх, похоже, признавал, что Лев завоевал большую посмертную славу в «массах».
