Иосиф Бренер - Страна Биробиджан
Точного документального описания места, где до этого производились захоронения на станции Тихонькой, не обнаружено. Воспоминания биробиджанцев, родившихся в начале тридцатых годов в посёлке Биробиджан, подтверждают существовавшую версию о том, что ранее небольшое количество захоронений находилось на месте, где впоследствии была построена больница. Так, в интервью с Саррой Будницкой (бывший председатель Облсовпрофа, затем первый секретарь Биробиджанского райкома КПСС), родившейся в Биробиджане в 1931 году (ныне проживает в городе Кирьят Ям, Израиль), она подтвердила, что несколько могил было обнаружено при строительстве зданий областной больницы. Однако, как она утверждает, городское кладбище было расположено за городом.
Следует признать, что на карте города Биробиджана, хранящейся в областном Государственном архиве, было обозначено несколько зданий больницы, расположенных на небольшой возвышенности, но кладбища на этой карте не было. Данная карта не датирована, но, по моему предположению, она относится к 1936 или 1937 году, так как, с одной стороны на ней уже есть железнодорожный вокзал, построенный в 1936 году, а с другой стороны — указана улица Постышева, которая в 1938 году была переименована в улицу Ленина.
Здания больницы действительно были расположены на единственном участке города, где уровень отметки высот, как видно по принятой в то время Тихоокеанской системе измерения, был самым высоким по сравнению с окружающей его территорией.
Обозначенные на карте больничные строения уже выходят за черту городской застройки, где впоследствии будет проложена улица Партизанская, которую в 1946 году переименуют в улицу Шолом-Алейхема. Вполне возможно, что данная территория ранее использовалась жителями станции Тихонькой как кладбище.
В областном архиве пока не обнаружены документы о выделении места под городское кладбище в первые годы переселения. Вместе с тем имеется Отчет о работе Биробиджанского горсовета с 19 февраля 1932 года по 15 ноября 1934 года, где, по всей видимости, впервые, в разделе «Население», приводится ряд данных по численности населения города, которая составляла: «в 32 г. — 6100 чел, в 33 г. — 6300 чел., в 34 г. — 7200 чел.
По национальному составу на 1-е декабря 1933 года евреев было 60 %, русских и украинцев 25 %, корейцев — 7 %, китайцев — 2 %, прочих — 1 %.
Переселенцев евреев в 32 г. прибыло в город — 1619 человек, в 33 г. — 860 чел., в 34 г. на 1/Х…..человек.
В 1933 г. родилось по городу 155 детей, умерло 115 чел., записалось браков 71, разводов — 23.
В 1934 г. на 10 ноября родилось 208 чел., умерло 82 чел., вступило в брак 131, развелось 46». (Орфография сохранена — И.Б.).
Исходя из этих данных следует предположить, что районными властями вопрос захоронения умерших с первых лет переселения был решён в соответствии с санитарными нормами, то есть за пределами городской черты. К сожалению, захоронения тридцатых годов на старом кладбище обнаружить так и не удалось.
Другая проблема, имеющая непосредственное отношение к еврейским канонам, связана с чтением поминальных молитв — Из-кор, которые составляют основу Судного дня — самого святого еврейского праздника Йом-Кипур. Это стало головной болью для властей Биробиджана, имевших большое желание покончить с активной деятельностью общины.
Спад религиозной деятельности общины был естественным на фоне крайне жестоких мер, принимавшихся с 1949 года как к руководителям области, так и к еврейской интеллигенции, в числе которой были писатели, поэты, учителя, артисты. Как сообщили автору бывшие биробиджанцы, ныне уже в преклонном возрасте проживающие в Биробиджане и в Израиле, молодёжь из-за возможности лишиться работы боялась ходить в синагогу, соблюдать традиции и обычаи, участвовать в мероприятиях, проводимых общиной, даже принимать участие в похоронах.
Вместе с тем старики продолжали посещать синагогу, несмотря на запреты и гонения властей. Подтверждение этому факту было обнаружено в старой синагоге среди священных книг, молитвенников. Разбирая старые религиозные атрибуты вместе с раввином М. Шайнером, мы нашли неплохо сохранившийся большой текст (формат А-3), написанный на идише. На запылённом пожелтевшем листе гусиным пером было написано обращение на Йом-Кипур.
Это было обращение к прихожанам синагоги. В нём излагалась трагическая история жизни приехавшей в Биробиджан семьи и одновременно записано обращение к людям. Это очень трогательное обращение написано было в 1959 году человеком, испытавшим и пережившим вместе с семьёй все ужасы страшных военных лет. В конце текста автор пишет: «Скоро будет праздник, мы будем читать поминальную молитву, в которой мы скажем все имена. И мы должны завтра придти в синагогу к скорбной молитве — «Молей Рахомим» — и дать в честь их пожертвование, всё это зачтётся вскоре в наши дни, дай Бог».
Отсутствие не то что исследований, а даже простых описаний, касающихся изучения вопросов, в том числе того, как проходили ритуальные процедуры, как велась подготовка к ним, кто занимался изготовлением надгробий, составлением эпитафий и т. п., не позволяет проанализировать данный вопрос. Мы можем привести лишь отдельные интервью с жителями Биробиджана, которые принимали участие в похоронах или знают со слов родных и знакомых о том, как все происходило на самом деле.
Так, В. Арнаполин, родившийся в 1934 году и проживавший в доме напротив синагоги, вспоминает о похоронных обрядах, о проводившихся молитвах. В 1949 году он принял участие в похоронах родственника и стал свидетелем проведения обряда согласно принятым обычаям.
Биробиджанец В. Масленников также подтвердил, что его бабушку хоронили по иудейским обычаям, читали молитву. Власти уже не разрешали в то время хоронить евреев на отдельном кладбище, стремясь сломать еврейские обычаи, но запретить проведение обряда не могли.
По еврейским традициям хоронили бывшего председателя общины Лейба Гефона, который из последних сил отстаивал интересы общины, по крайней мере, так о нём говорили старики. Лейб умер в 1966 году, прожив 86 лет.
Двумя годами позже в возрасте 88 лет умер последний староста синагоги Давид Червонный, которого похоронили холодным февральским днём. Игорь Носынков, внук Д. Червонного, рассказал мне, что деда пришлось хоронить на следующий день после его смерти, так как рабочие не смогли выкопать могилу. В февральские морозы пронизывающий ветер сковал землю словно цементом, и только к полудню следующего дня они смогли выкопать могилу. Умершего завернули в саван и накрыли талесом, провожать его в последний путь пришли родные и знакомые, мужчины по очереди читали молитвы, женщины находились отдельно. Процессия похорон не сопровождалась музыкой, на кладбище кто-то привёз и положил сено в могилу. Это, наверное, были последние похороны, где соблюдались еврейские обычаи и ритуальные действия.
К сожалению, в настоящее время большая часть Старого кладбища находится в бедственном положении. Едва ли не единственным способом сохранения для потомства этих замечательных памятников является их документирование и фиксация ещё сохранившихся эпитафий на памятниках.
Вместе с р. М. Шайнером мы провели обследование старого кладбища, где осталось не так много могил, которые можно идентифицировать. Следует отметить, что уже нет возможности определить, какой именно участок кладбища был выделен под еврейское кладбище.
На некоторых могилах можно разобрать надписи и определить их принадлежность, но большая часть могил представляет собой поросшие холмики. Отдельные надписи и резьба на надгробиях из камня отличаются проработанностью деталей и художественным вкусом. Эпитафии также разнообразны, но, в отличие от общепринятых традиций, согласно которым они делаются на иврите, на ряде могил имеются надписи, сделанные на идише. Есть могилы, где на надгробиях надписи на идише и русском языках. Это указывает на то, что в советский период иврит был забыт, и с сороковых годов на многих могилах стали появляться надгробные надписи на идиш и русском.
На нескольких памятниках встречается надпись: «Здесь покоится *** (имя погребённого в его «официальной форме») такой-то, сын/дочь такого-то». «Официальная форма» — это имя, по которому человека вызывали к Торе, оно же записывалось в кетубу (брачный договор). Перед именем следует «титул» или формула вежливого обращения, такая, как «реб/рабби».
На ряде памятников дата смерти указана по еврейскому календарю. На еврейских надгробиях и на ограждениях сороковых годов прикреплен могендовид.
О том, что была мастерская, где их изготавливали, написал Я. Цигельман в рассказе «Похороны Мойши Дрофера». Вот небольшой отрывок из его произведения:
«— Он был еврей? — спросил старик в мастерской.
— Авадэ! — ухмыльнулся Гершков. — Авадэ, он был еврей!
