Григорий Джаншиев - Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1
Депутаты, как и следовало ожидать, остались крайне недовольны принятыми против них репрессивными мерами. Они стали собираться у петербургского губернского предводителя дворянства гр.
Шувалова, волновались, шумели, протестовали, но ничего не выходило. Попробовали ходатайствовать у государя о разрешении делать общие собрания, но был получен отказ. После этого депутаты решились выразить по группам в особых адресах свои пожелания и взгляды на крестьянскую реформу[366].
Самый замечательный адрес тот, который подали 16 октября 1859 г. либеральные депутаты: А. М. Унковский вместе с членами харьковского комитета Дм. Хрущовым и Алексеем Шретером и двумя членами ярославского комитета – Демосфеном Васильевым и Павлом Дубровиным[367].
Хотя либеральные депутаты были почти вполне солидарны с Редакционною комиссиею (кроме вопроса о выкупе, который А. М. Унковский предлагал сделать обязательным для помещиков и совершить разом) в главных вопросах, но они считали опасным усилие бюрократического всевластия и вместе с тем признавали безусловно необходимыми общегосударственные реформы, которые впоследствии отчасти и были осуществлены.
История с адресами кончилась грустно. Всем подписавшим был объявлен выговор, а некоторые из них, в том числе и тверской депутат А. М. Унковский, отданы под надзор полиции. В конце 1859 г. разъехались депутаты, оставив в Петербурге и увозя оттуда горький осадок неприятных воспоминаний[368]. Между тем во многих губерниях предстояли дворянские выборы, на которых так или иначе должна была зайти речь и о начатой крестьянской реформе. Считая это нежелательным, С. С. Ланской исходатайствовал и сообщил циркуляром высочайшее повеление о воспрещении в дворянских собраниях касаться крестьянского вопроса.
В Тверском губернском собрании циркуляр этот вызвал очень горячие прения. Бежецкий помещик Европеус поставил вопрос на чисто юридическую почву. Ссылаясь на то, что дворянство в силу закона (зак. о сост. по IX св. зак.) имеет право рассуждать о своих пользах и нуждах; что крестьянский вопрос непосредственно касается дворянства и что право, признанное писаным законом, не может быть отменено (ст. 77 Основных Законов)[369] объявленным министром Высочайшим повелением, и, усматривая в циркуляре министра именно такую отмену, Европеус[370] предложил по телеграфу сделать представление министру. Предложение было принято огромным большинством: 185 голосами против 54[371].
Губернатор отказался дать ход постановлению собрания. Тогда собранием решено было большинством 231 голоса против 56 подать всеподданнейшее прошение, в котором изложено было ходатайство об отмене циркуляра министра, как нарушающего основные законы. Прошение было отправлено в Петербург с экстренным поездом.
Дело было заслушано в Главном комитете, причем С. С. Ланской особенно настаивал на строгой репрессии. Прошение было оставлено без последствий, и повелено было отставить Унковского, как допустившего обсуждение такого прошения и первым подписавшегося, от должности предводителя дворянства. Петербургские крепостники и их тверские союзники надеялись, что эта крутая мера в духе дореформенной расправы вызовет какую-нибудь нелегальную демонстрацию или движение, которым можно будет воспользоваться в интересах отсрочки крестьянской реформы. Но расчеты оказались ошибочными. Тверское дворянство продолжало стоять на почве законности. Большинство считало себя вполне солидарным с Унковским. Неудовольствие свое дворянство выразило тем, что оставило должность губернского предводителя незамещенною, равно как и должности предводителей и депутатов в 8 уездах (в трех, где либералы были в меньшинстве, выборы были произведены, за что эти уезды и получили благодарность от министра внутренних дел)[372]. Кроме того, постановлено было учредить по подписке 12 стипендий имени А. М. Унковского на месте его воспитания, в Московском университете, с предоставлением ему права назначить стипендиатов, а также решено было заказать его фотографические портреты. Один из членов меньшинства кн. Шаховской вызвал Унковского на дуэль, но она была устранена.
Губернским предводителем был назначен от правительства г. Клокачев, человек крайне сомнительной репутации. Он приостановил постановление об учреждении стипендий имени дворянства. Один из энергичнейших и честнейших деятелей тверской либеральной партии А. А. Головачев написал Клокачеву письмо, в котором доказывал противозаконность его действий и клеймил его недостойное поведение. Клокачев переслал письмо Головачева министру внутренних дел, который внес его на обсуждение Главного комитета. Здесь было постановлено предоставить Клокачеву, получившему обиду, искать за нее удовлетворения судом.
Между тем толки, раздутые, нелепые, продолжались; доносы за доносами летели в Петербург в III отделение. Рассказывали, что тверские либералы собираются делать революцию, что на их печатных станках печатается объявление воли народу. Вице-губерна-тор Иванов сам проверял подобный слух, дошедший до него через его кухарку. Для производства дознания был командирован в Тверь ген. – адъютант Ефимович. Результатом дознания была административная ссылка Унковского в Вятку, Европеуса в Пермь (А. А. Головачев был отставлен до окончания суда)[373]. Ссылка продолжалась месяцев восемь; сосланные были возвращены к 30 августа 1860 г. Несмотря на кратковременность ссылки, она произвела на общество крайне тяжелое впечатление, свидетельствуя о живучести старинных приемов расправы, которая шла вразрез с духом нового режима, наставшего в России с февраля 1855 г.[374], с воцарения Александра II.
III
Обращаемся к содержанию Положения Тверского комитета. Оно состоит из 212 статей и одного приложения О властях уездных, распадающегося на 47 параграфов. К Положению присоединен в виде объяснительной записки замечательный как по своему содержанию, так и по форме объемистый документ[375] – Обзор Оснований, принятых Комитетом при составлении своего проекта. Этот интересный документ принадлежит, главным образом, перу А. М. Унковского[376].
В введении Комитет прежде всего аргументирует основное свое положение о необходимости полного, а не частичного и постепенного освобождения крестьян.
Крепостное право в России, говорится в Обзоре, образовалось не вследствие порабощения свободных людей посредством завоевания, а установлено по государственным соображениям как вознаграждение за обязательную службу в пользу государства. Будучи следствием не завоевания, а государственной необходимости, и основываясь на неопределенных обычаях, освященных временем, крепостное право не поселяло ненависти к помещикам. Но с того времени, как вследствие требований века патриархальные отношения стали заменяться мало-помалу юридическими, и произвол помещиков начал ограничиваться законами, крестьяне получили сознание о неправомерности крепостной зависимости, и крепостное право сделалось невыносимым бременем для народа. Семя раздора было брошено и постоянно поддерживалось полумерами, клонившимися к ограничению произвола помещика. Народ инстинктивно понимал, что правительство желает освободить его от ига помещиков, и только упорство помещиков задерживает освобождение. Указав далее на то, как в два предшествовавшие царствования по случаю разных мероприятий, неправильно истолкованных, народ выражал нетерпение по поводу ожидаемой свободы (см. выше § 2, главу i) Обзор останавливается на том лихорадочном возбуждении, в котором находился народ с конца 1857 г. после обнародования первых рескриптов. «Сначала народ считал, – сказано в Записке Комитета, – остающееся время своей неволи годами, потом стал считать месяцами и скоро разменяет этот счет на дни; так, в продолжение прошедшего 1858 г. повсеместно ходили слухи, что свобода будет объявлена в день Светлого праздника, в день тезоименитства Государя Императора, в Новый год»[377]. Но эти слухи не нарушали общественного спокойствия, потому что народ убежден был, что обещания правительства будут свято исполнены. Поэтому только полное освобождение крестьян удовлетворит их горячим желаниям и пройдет спокойно, помирив все стороны. Если же правительство, продолжает Комитет, остановится на полумерах и оставит какие бы то ни было следы крепостной зависимости, то чего можно будет ожидать от народа, обманутого в своих ожиданиях, и вдобавок от народа, который, зная о существовании дворянских комитетов, отнесет эти распоряжения к недоброжелательству помещиков? Все полумеры произведут повсеместный антагонизм между помещиками и крестьянами и будут иметь гибельные последствия.
