Лоран Тейс - История Франции. Том 2. Наследие Каролингов
Однако ясно, что до 1000 года существовали воины, вооруженные люди, используемые в военных действиях и при охране замков. В документах им никогда индивидуально не давался титул воина: на самом деле они стали так называться только лишь в поздних текстах уже XI века. Ришер Реймсский, к примеру, не называет титула своего отца. Однако в окружении королевы Герберги он явно выступал как искусный военачальник. Именно ему в 958 году было поручено взять Моне, и он посылает туда «людей, обученных им самим военному искусству». Явный воин, но без титула — Готье Обья, солдат-пахарь из Оверни, написавший около 980 года свое завещание. Он передавал аббатству Сосийанж лучшее из своего состояния — поле, виноградник, вино, и главное — свою лошадь; брату Жерару он оставлял свою кольчугу, оцененную в значительную сумму в пятнадцать су — сто восемьдесят серебряных монет, которые в течение десяти лет Жерар раздал соседским священникам. Этот воин наверняка происходил из сельских тружеников и преуспел в своем деле, так как имел лошадь и оружие. Воины происходили также из обнищавшей семьи или же были отпрысками младшей ветви рода, которая стала лишней в процессе прямого наследования. Так получилось с воином Эраком, описанным около 1030 года монахом из Музона в его повествовании о событиях предшествующих пятидесяти лет. Этот Эран «унаследовал от своих предков щедрость и благородство», однако сам он принадлежал «к захудалой ветви» своего рода. Поэтому он поступил на службу к более могущественному, чем он сам. Воином именовался также и Бюршар, который, если верить хронике Сансского аббатства Сен-Пьер-ле-Виф более позднего времени, владел около 950 года крохотной крепостью Брей.
Короче говоря, термин «милиты», «воины», малоупотребительный в X веке, означал тогда вассалов первого уровня. Следом за ними смутно различаются люди, еще более многочисленные, тоже способные воевать, имеющие лошадь, меч, панцирь и достаточные ресурсы — либо земельный надел, либо вознаграждение от своего сеньора, либо то и другое вместе.
Все чти фигуры были, разумеется, мирянами, и, как правило, свободными от повинностей, которые вельможи в своих интересах все больше и больше перекладывали на плечи тех, кто трудился и производил. Отсюда родилась идея, оправданная для целого ряда регионов, что эти воины, столь различные, образовывали отдельную социальную труппу — служилую аристократию. Но будем очень осторожны в своих выводах по поводу X века. В Каталонии, например, все свободные люди, то есть почти все мужское население, имели право, и даже обязанность, носить оружие. Война традиционно оставалась делом каждого. И та страсть, с которой здешние аристократы относились к своим лошадям и обмундированию, нисколько не означала, что они были столь кровожадны: войны в Каталонии того времени были очень редкими.
4. Местная аристократия
Бездействие во многих краях королевской власти, перераспределение и дробление функций управления более четко выявили присутствие местной аристократии, которая находилась в тени в эпоху Каролингов, лучше всего заметно ее благородное происхождение на юге Луары. Прежде всего, местные монографии об этой части королевства, очень солидные, свежие и многочисленные, содержат ценные сведения на этот счет и скрупулезно исследуют малейший текст, извлекая из него максимум информации. Затем, и главным образом потому, что здесь франкская аристократия была представлена меньше, чем на севере. Несколько графских династий, назначенных королем, пустивших здесь корни благодаря своим личным качествам, это Гильгельмиды, Раймундины, Бозониды, Рамнульфиды и некоторые другие. Вплоть до начала X века они, судя по документам, владели всем. Иногда позади них, чаще рядом с ними, а иногда и против них можно уже различить фигуры, группы, давно обосновавшиеся в этих краях, которых вынуждены признать князья и которые владели большей частью земли, имели знатных предков, являясь представителями чисто южной цивилизации и культуры.
Когда распадается королевская власть, когда наступает брожение среди самих князей, тогда на сцену выступают местные представители, большие и малые. Откуда появился, к примеру, этот Эбб, занявший видное место в Берри? У него не было никакого особого титула, когда он основал у себя в Деоле в 917 году монастырь, порученный аббату Бернону из Клюни. Его отец и дед сами как будто имели владения в этих краях. Сеньоры из Деоля были также известны в долине Эндр, и более давно, чем династия Гийома Благочестивого на юге Луары, вассалом которой был Эбб. В склепе церкви Деоля будут вскоре помещены мощи святителей Берри Леокадия и Люции, к которым принадлежала будто бы могущественная семья из Деоля, владеющая на протяжении двух поколений архиепископством Бурж. Эмар де Бурбон тогда не был ни графом, ни виконтом, ни поверенным, ничем, что относило бы его к франкской системе управления. Он был просто сыном Эмара. Его называют, но крайней мере однажды, «сиятельнейшим воином», что ставит его почти рядом с герцогом Аквитанским, его господином. Он чувствует себя как дома в Алье, а из собственных владений он в 915 году жертвует Клюни область Сувиньи. Граф Жеро из Орийака сам был королевским чиновником, который, несмотря на просьбы Гийома Благочестивого присягнуть ему на верность, остался лично преданным королю франков. Жеро был не менее знатным овернцем благородного происхождения. Его род вел свое начало от святого Ириея, чьи добродетели были известны в этих местах триста пятьдесят лет тому назад. Тем самым он был связан с галло-римской аристократией времен Григория Турского. Иначе говоря, с античностью периода ее расцвета, когда Овернь в изобилии рождала Галлии императоров и святых. Имея столь блестящее происхождение, Жеро обладал и особыми привилегиями, и значительной земельной собственностью. Аббат Эд из Клюни, написавший биографию Жеро около 925 года, то есть почти через пятнадцать лет после смерти своего героя, в молодости также близкий к Гийому Благочестивому, — отмечает, что граф мог отправиться из Руэрга в Канталь, на расстоянии около двухсот километров, каждый вечер останавливаясь в своих владениях, что предполагает наличие хотя бы десяти таковых в одном только этом направлении. И еще многих — в других местах. Подобные владения не были нажиты благодаря одной графской должности. Жеро, знатный овернец, имел свободные земельные наделы, как имели или присвоили их и другие местные аристократы: Дальмас, виконты-аббаты из Бриуда после 930 года; виконты Клермона, откуда был родом выдающийся епископ Этьен II; или эти сеньоры, владеющие землями в Оверни, — семья Меркёр, от которых произошел аббат Одилон из Клюни, семьи Полиньяк, Гюйо. В Оверни X века, отмечает К. Лорансон-Роза, всегда жила римская античность, едва прикрытая тонким франкским покровом: город, право, язык, может быть, костюм, земельные владения, происхождение собственности, народная память, церковная организация, верования — все носило отпечаток древнего Рима. Здесь лучше всего сохранилось общество V века, в сравнении с Фландрией или Нормандией.
Сходная ситуация наблюдается и в Провансе. Там тоже различимы местные знатные семейства. В IX веке они иногда вступали в союз с франкскими чиновниками или присваивали себе титулы графов и виконтов, быстро становящиеся наследственными. Здесь влияние Рима было еще сильнее, накладывая характерный отпечаток на городской пейзаж, произведения искусства, дороги, имена и названия. Крупный помещик Прованса, чьи владения, в основном в графстве Ант, были расположены вдоль древнеримских дорог, — Фушер в 909 году по римскому, то есть вестготскому закону женится на Раймонде, дочери виконта Майёля Нарбоннского, сестре епископа Гонтара из Фрежюса, племяннице Обри, старшего брата Майёля, женатого на дочери графа Раку из Макона, чьим наследником он стал. По брачному контракту, который в этих местах был письменным, Фушер давал Раймонде более era мансов — несомненно, половину своих владений. В центре этих земель — вилла Валенсоль, где издавна жила семья Футера. Здесь же на следующий год родился мальчик, названный Майёлем, в честь маминого дедушки. Клану Обри-Майёль противостоял род Сабран, имевший обширные владения в районе Узе, из которого во второй половине IX века вышли виконты в Безье, епископы в Узе и аббаты в Сен-Жиль. И они тоже были провансальского происхождения. При поддержке Бозонидов, ставших королями Прованса, они вынуждали Обри покинуть Нарбонн. Будущий Майёль из Клюни спасался от них со своими родственниками при дворе графов Макона, около 918 года. Дома остался Эйрик, брат Майёля, ставший затем родоначальником знатных семейств. И не столько сарацины — что бы ни писалось об этом в агиографии, сколько различные кланы, борясь друг с другом, нанесли больше всего ущерба Провансу. Эти местные властители, обладая земельными угодьями и городскими крепостями последние чаще всего охранялись от имени графа Прованса Гийома Арлезианского, располагая военными отрядами, оставшимися не у дел после окончательного изгнания мусульман в 972 году, надежно контролировали не только назначения на светские посты в обществе, но и дела в Церкви. Семья виконта из Марселя с 965 года и на протяжении более века правила отвоеванным ею епископством. То же самое происходило и в Септимании. Одно епископство вошло даже составной частью в личное наследство виконта Гийома, о котором уже говорилось выше. В своем завещании он отдает жене Арсинде город Агд с епископатом, а дочери Гарсинде — Безье с его епископством.
