Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»
Пришли в отряд. У нас стали просить кукурузы. Мы кое-кому давали. Предстояло идти в штаб сектора. Нам сказали, что кукурузу всю надо ссыпать в одно место и разделить. Я с этим не был согласен, потому что привели лошадь и корову. Мы знали, что отдадим это для всех, а кукурузу хотели оставить для себя. Я сказал группе — попрятать часть кукурузы. Посоветовался с Кузнецовым, он не возражал. В вещмешках мы оставили кукурузы килограммов по три. Пришли в штаб. Нас встретили, не дали даже зайти в землянку и сказали из вещевых мешков все высыпать. Был приготовлен брезент. Они видели, что у меня вещевой мешок полон. Я снимаю, вытаскиваю оттуда грязное белье, портянки, высыпаю кукурузу, и все ахнули. Как там говорили, был мешок полон, а в нем кукурузы мало.
Кукурузу разделили на всех. Лошадь, корову зарезали и раздали. Мешок муки мы спрятали. Наша группа кушала вместе, варили все вместе: командир, политрук и бойцы. Дали муки командиру отряда, начальнику штаба, оперуполномоченному. Пришел Вихман, ему дали и Коле Белялову, комиссару 2-го отряда. Тут мы стали себя чувствовать сильнее» [22, с. 49–50].
«В Ангаре было человек 500 румын, но выбора у нас не было. Зашли с южной стороны, постучали местному жителю Белому Ивану. Он открыл, обрадовался и сказал: «Хлопцы, не бойтесь, не трогайте только румын». Рассказал, где они располагаются. Дал три буханки хлеба, покормил молоком. Рассказал, к кому стоит идти и как подходить. В эту ночь мы достали по полному вещмешку продовольствия. Отошли в лес, все попрятали и решили еще раз сходить в Ангару, но уже с северной стороны. Так и сделали, вышли к одной женщине, ее звали Катя, она нас тепло встретила, сварила кукурузу и дала меду. Стали расспрашивать, у кого больше хлеба. Она говорит, что через три дома живет старик, у него хлеба много, но он вредный. Мы решили пойти к нему. Стали стучать, он отвечает. Мы стали просить хлеба, говорит — хлеба нет. Даниленко стал очень просить, чтобы он дал хотя бы один вещевой мешок муки. Знаем, что мука у старика есть. Он не давал. Я обошел вокруг сарая, на нем висел большой замок. Я подошел к Сергею и спрашиваю — ну как, старик дает хлеба?
Нет, говорит, даже покушать не дает. Я взял карабин и подошел к маленькой пристройке, смотрю, опять замок. Взломал его, там корова. Привязали ее за рога стропами парашюта. Свиридов и Смеженко ее повели. Мы остались для прикрытия с пятью автоматчиками: Старцев, Бакаев, Куценко, Даниленко и я. Старик, видно, догадался, что корову забирают, стал рваться во двор, но Даниленко предупредил: не выходи — застрелю. Мы сказали — вынеси хлеба. Он вынес полкилограмма. Я сказал — раз ты такой честный, то мы у тебя корову взяли. Подперли железную дверь и ушли. Старик выбил окошко, выскочил на улицу и закричал «караул». Мы отбежали в сады. В Ангаре поднялась сильная стрельба. Мы шли тихо. Дошли до Камня. Тут был обрыв, мы залегли за камни. Я сказал, что мы здесь будем часа два, пока корову отведут подальше. Просидели час — полтора и пошли собирать оставленные продукты. На опушке леса мы догнали корову. Долго шли по горам. Идти с ней одно мученье. У Поповой казармы решили ее зарезать. Я вынул пистолет и застрелил корову. Мясо мы разделили и положили в вещевые мешки. Часть забазировали. На наше счастье, пошел сильный снег и замел все наши следы. Мы прожили в этом шалаше восемь суток. Продовольствие стало кончаться. Тогда я сказал — корову съели, пошли за второй. Мы вышли из шалаша и пошли по направлению к Соловьевке. Услышали стук топора. Я знал, что в этих местах находится с каким-то заданием наш командир отряда Соловей и небольшая группа бойцов. Соловей спросил: знает ли командование, что я здесь? Я сказал, что не знает. Соловей покачал головой — может тебе попасть.
Ребятам я сказал, что если меня расстреляют, то за то, что я их спас от голодной смерти.
В ближние села пробиться было невозможно, и мы решили идти в Степной Крым. Соловей дал мне четыре человека: Дудченко, Харина, Кулика, Даниленко. Около Мазанки поднялся сильный буран. На расстоянии одного метра ничего не видно. Держались друг за друга. Я зацепился за камень, упал, из автомата вылетел диск и пружина с затвором. Я сильно ушибся и набил синяк под глазом. Стал искать пружину и затвор, нашел в снегу. Вернулись в лес. Наутро пурга стихла.
Пошли вновь по старому маршруту. Между Мазанкой и Зуей перешли дорогу. Решили остаться на ночь в Дубках. Меня тревожило, что мы находимся в степи. Стал будить Харина. Он был беспечный человек, даже постолы снял: завернул ноги в плащ-палатку и спокойно спал.
За день по дороге мимо нас прошло две повозки, несколько человек пеших. Решили идти в колхоз «Красный пахарь». Харин сказал, что там есть общинные лошади.
Остановились в метрах пятисот от деревни. Выкопали себе окопчик. Я сказал: здесь нам, пожалуй, придется поплатиться жизнью. В этот день никто не спал, все волновались. По дороге проехал полицейский на велосипеде.
Вечером мы вышли к крайней хате. Там жил чабан. Он сказал, что староста уехал в деревню Бурнаш. Общинные лошади есть, но очень худые. Мы сказали, что идем в Джанкой на диверсию. Собралось много молодых девушек, ребят. Никто не верил, что мы партизаны. Я показал свой комсомольский билет, да и у каждого из нас на шапках были звездочки. Наконец поверили. Я написал расписку, что «От имени Родины партизаны Крыма в лице командира группы Ваднева реквизируют пять лошадей у колхоза «Красный пахарь». Эту расписку я дал конюху. Он принес нам килограмма три табаку. Мы сели на лошадей и проехали в сторону Джанкоя, потом развернулись и поехали на Зую. Харин вел нас по компасу. Мы плутанули и оказались под Симферополем. Изменили направление и километров через пять вышли на Феодосийское шоссе. Рассвет нас застал под Мазанкой. Мы знали, что там большой гарнизон, и все растерялись. Кто-то предложил бросить лошадей и пробираться самим. Я приказал вести лошадей, пока нас не станут преследовать. Километров пять ехали в чистом поле, пока не достигли леса, а уж там вышли на лагерь Соловья. Оказалось, что туда перешел штаб сектора. Кузнецов, увидев меня, расцеловал и сказал, что был уверен, что я погиб. Рассказал, что из моей группы те, кто не пошел на продоперацию, умерло от голода десять человек» [22, с. 44].
12 июня в лесу появилось шесть человек в не очень понятной форме. Оказалось, что это словаки. Партизаны уже слышали, что словацкая моторизованная дивизия, прибывшая в Крым в апреле 1943 г. из резерва группы армий «А», была настроена антифашистски.
Доходили слухи о том, что в районе Джанкой — Сарабуз советский самолет сделал вынужденную посадку. Словаки заняли вокруг него оборону от немцев, наполнили баки с горючим, посадили своего офицера, самолет поднялся и благополучно вернулся на свою базу.
В Симферополе солдат-словак раздал жителям машину хлеба.
Около с. Воинка словаки остановили эшелон, в котором везли девушек в Германию, разогнали конвой и всех выпустили [36, с. 7].
В силу всего этого словаков встретили доброжелательно. Вскоре стало известно, что еще 230 словаков направились к партизанам, но недалеко от опушки леса их догнали немецкие части и устроили кровавую расправу. «Рыхлая» дивизия, как недостаточно надежная, была отведена под Херсон.
26 октября 1943, пройдя всю Таврию, пришла новая группа во главе с Жаком Юраем и Йозефом Белко.
С их появлением партизаны применили тактику «подвижных засад». В своей обычной форме, на автомашине партизаны-словаки выехали на трассу Симферополь — Феодосия и устроили ложный контрольно-пропускной пункт. Останавливали автомобили, проверяли документы, а в удобный момент совершали нападение. Таким образом они захватили два грузовых автомобиля, которые пригнали в лес. Естественно, долго обыгрывать эту «новинку» было невозможно, и уже на втором выходе их разоблачили. Немецкий офицер из остановленного легкового автомобиля первым открыл огонь.
Прекрасным разведчиком зарекомендовал себя Войтех Якобчик, который курсировал между лесом и квартирой самого ценного партизанского резидента Михайла Михайлеску — офицера штаба румынской армии, который через подпольщиков вышел на партизан и теперь передавал бесценную информацию. Поскольку мы затронули тему участия в партизанском движении румынских военнослужащих, то осветим ее подробнее.
То, что одним из противников партизан, а в количественном отношении самым главным противником, будут румыны, явилось для партизанского руководства полной неожиданностью. Собственно, так же это было и для руководства 51-й армии. В крупных штабах были предусмотрены переводчики с немецкого языка, но не было с румынского.
Примечательна следующая история. В ходе одного из самых первых боев с румынами по лесу гулко разносились команды офицеров. Боец 48-й кав. дивизии Андрей Беликов, который знал румынский язык, стал сообщать командиру отряда смысл услышанного, что сразу помогло ему ориентироваться и принимать соответствующие решения. О необычном партизане сообщили И.Г. Генову. Оказалось, что А.Д. Беликов родом из Бессарабии. Родился в 1916 году в г. Добруджа. В 1930 году уехал в Бухарест, где находился до 1938 года. С 1938 года служил в румынской армии. Когда Красная Армия освободила Бессарабию, стал гражданином СССР. 5 июля 1941 был мобилизован в РККА и отправлен через Днестр. В составе 48-й кавалерийской дивизии оказался под Алуштой, а затем в партизанах [42, с. 12–13].
