Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»
Комиссар 2-го района полковой комиссар Попов. 25.06.42» [16, с. 82].
Безмерные амбиции И.Г. Куракова во многом подкрепило поступившее известие о том, что Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР упразднен институт комиссаров в Красной Армии. Если ранее командир и комиссар были фигурами равновеликими, а в чем-то комиссар, как представитель правящей в стране партии, мог поставить себя и выше командира — такое тоже бывало, но в основном это зависело от личностных качеств и командира и комиссара, — то теперь командир партизанского отряда становился полностью неподконтрольным.
В действующей армии это решение было воспринято как прогрессивное и соответствовало требованию времени. В партизанских отрядах отказ от института комиссаров был чреват многими негативными последствиями.
Дело в том, что в действующей армии над каждым военачальником находился еще более высокий начальник, который мог и одернуть, и поправить, и отменить неправильное решение. В автономно действующих партизанских отрядах власть командиров становилась беспредельной. В ЦК ВКП(б) стала поступать информация о том, что в результате полной бесконтрольности со стороны партийных органов многие партизанские отряды превращались в обычные банды.
Вот почему уже 6.01.43 приказ от 18.10.1942 номер 0059 и Указ Президиума ВС СССР от 9.10.1942 г. «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии» были дополнены оговоркой о том, что на партизанские отряды он не распространяется [1,с.6].
Непосредственно в отряды известие о возвращении комиссарам их прежнего статуса поступило довольно не скоро. Ох, и намучился в этот период бывший комиссар, а теперь всего лишь заместитель по политической работе Н.Д. Луговой, который хоть и оставался секретарем Зуйского райкома партии и даже стал одним из трех членов подпольного бюро Крымского обкома партии, но для капитана Куракова все эти штатские звания не играли никакой роли. Если в вопросах тактики Луговой старался командиру не перечить, то кадровые вопросы становились постоянной причиной раздора. Серьезный конфликт возник по поводу кандидатуры начальника штаба сектора, фактически третьего лица в партизанской иерархии. Лейтенант Николай Котельников пришел в лес в группе Феодосийского десанта и сразу заявил о себе как грамотный, смелый, инициативный, исполнительный командир. В лесу эти качества замечаются быстро. По инициативе Лугового, но вопреки мнению капитана Куракова, он был рекомендован обкомом на эту высокую должность.
С другой стороны, следует объективно признать, что комиссар Луговой постоянно вторгался «в епархию» командира и играл, что называется, «на его поле». Вероятно, сказывался долгий прежний опыт, когда он был хоть и комиссаром, но фактически «хозяином» Зуйского отряда, а бесконечно сменяющиеся командиры безропотно воспринимали его вторжение в их дела, так как прекрасно понимали, «кто в доме хозяин».
Поводом для очередного конфликта послужил доклад нового начальника штаба о личном составе сформированных диверсионных групп. Масла в огонь подлила фраза о том, что «Николай Дмитриевич лично участвовал в их подборе и подготовке. Кураков вспыхнул.
— Почему я узнаю об этом последним?
— Не знаю. Думал, что вы договорились.
— Отныне никаких приказов и приказаний комиссара по военным вопросам не выполнять!» [78, с. 558].
Не стесняясь подчиненных, Кураков разразился неприличной бранью в адрес своего комиссара.
Все это, безусловно, было ненормально. Н.Д. Луговой написал официальное обращение в бюро подпольного обкома, где подчеркнул: «Стремление Куракова свести к нулю роль комиссара и его практика наносить всем подряд личные оскорбления, что переросло во вредную систему и привело к подрыву авторитета командования». [78, с. 558].
Антагонизм между командиром и комиссаром достиг апогея. Оба требовали отставки своего визави. В роли Верховного суда выступило бюро подпольного обкома: П.Р. Ямпольский, Р.Ш. Мустафаев и Н.Д. Луговой. Наученные горьким опытом конфликта «Мокроусов — Попов», члены бюро не имели ни малейшего желания вновь «выносить сор из избы» и потому обязали не в меру строптивых командира и комиссара продолжать работать вместе. Но уйти от проблемы или сделать вид, что ее не существует, уже было невозможно. Куракова заносило постоянно: рукоприкладство по поводу и без повода; принятие неадекватных решений, которые вели к неоправданной гибели людей, а тут еще присвоение двух продуктовых парашютов, предназначенных спецгруппе НКВД.
21 мая 1943 года к Н.Д. Луговому пришел секретарь обкома Ямпольский.
«Скажу тебе, Николай Дмитриевич, новость, и, думаю, ты затанцуешь.
— Интересно.
— Послал сегодня Булатову запрос о капитане. По состоянию здоровья его надо вывезти. Немедленно.
Слова «по состоянию здоровья» и «немедленно» не без злой иронии Ямпольский подчеркнул.
— Голосую «за», — ответил я. — И предлагаю в бригадные командиры выдвинуть Федора Федоренко.
— Ты думаешь?
— Уверен.
— А по-моему, ты и сам поработаешь» [78, с. 655].
В этой истории возникают два вопроса. Первый связан с тем, почему секретарь Крымского обкома партии Петр Ямпольский, наделенный в лесу высшими партийными полномочиями, сам не встал во главе партизанского движения? Ответ видится в том, что история с А.В. Мокроусовым наглядно продемонстрировала всю меру ответственности любого человека, который возглавит партизанское движение в Крыму. Все знали, что только помощь влиятельного друга спасла Мокроусова от расправы.
При первой же возможности покинул Крым и его преемник полковник Лобов. Теперь вот, «по болезни», отстранен Н.Г. Кураков, держать которого на этой «опасной должности» дальше было просто невозможно. Никто не мог дать гарантии, что завтра каратели не окружат обессиленных голодом партизан и не перебьют их как куропаток, и это тогда, когда Крым вновь входит в орбиту стратегических интересов Верховного Главнокомандования. Вновь может встать вопрос о виновных. Вот тогда и затребуют для расправы «Тяпкина-Ляпкина» и по полной программе спросят за развал партизанского движения.
Вот почему умудренный жизнью Пинхус Рувимович Ямпольский здраво рассудил, что гораздо удобнее руководить партизанами со стороны, с должности секретаря подпольного обкома, но всегда иметь под рукой человека, на которого, в крайнем случае, можно будет возложить всю ответственность.
С другой стороны, возникает вопрос о том, почему не поставили профессионального военного? Надо признать, что предложение Лугового о назначении Федора Федоренко было вполне логичным.
Почему же его предложение не было принято? Ответ видится в том, что у Крымского обкома партии уже имелся горький опыт общения с военными, у которых неожиданно оказывались высокие покровители. Было и понимание того, что любого кадрового военного легко назначить, но трудно потом снять. Вот почему секретарь провинциального райкома Луговой был очень удобен на этой должности.
Из-за его обращений непосредственно к И.В. Сталину Н.Д. Лугового терпеть не могли в штабе Черноморской группы Закавказского фронта, не любили его и партизаны, так как не могли простить «сытую жизнь» Зуйского отряда в то время, как они пухли от голода. Ко всему прочему, Луговой не был «летающим командиром». «Летающий командир» — это фраза из лексики моего отца. Все авиационные командиры делились на «летающих» и «нелетающих». «Летающими» были: его командир 39-го полка А.Г. Федоров, командующие авиационными корпусами Полбин, Савицкий, командующие воздушными армиями маршал Судец и маршал Голованов, но эти люди скорее были исключением на фоне огромного числа «нелетающих», которые, оставаясь в штабной землянке, не моргнув глазом отправляли экипажи на смерть. В лесу все знали, что Луговой был «нелетающий командир». В отличие от М.А. Македонского, B.C. Кузнецова, Л.А. Вихмана, Н.К. Котельникова, Ф.А. Федоренко, М.М. Егорова, А.О. Османова и других партизанских командиров и комиссаров он не участвовал в операциях, которые так сближают выживших и порождают подлинное боевое братство. Его единственная боевая операция — Баксан марта 1942 года.
Вот почему в Крымском обкоме твердо знали, что когда понадобится снять Н.Д. Лугового, то подобно тому, как это было в конфликте Мокроусов — Лобов, никто не придет ему на помощь.
Так 19 июня 1943 года Луговой становится командиром 2-го сектора, а с 15 июля командиром бригады. Чтобы сохранить сложившийся баланс сил, на освободившуюся должность комиссара назначают не кого-нибудь из секретарей райкомов, а такие в лесу еще были, но военного выходца из все той же 48-й о.к.д. — Егорова.
