Эдуард Петров - Паруса в океане
Вначале ночевали на берегу. Но несколько раз были потревожены слонами, которые так и лезли на свет костра, угрожая раздавить спящих. К тому же досаждали пятнистые гиены, которым ничего не стоило подкрасться и отхватить кусок тела помягче. Поэтому решили на ночь останавливаться на островках; низкий уровень воды в это время года обнажил множество мелей.
...Громкие крики береговых стрижей заставили Астарта очнуться. Вновь перед ним вырастал берег, на этот раз обрывистый, изрытый стрижиными норами. Птицы стремительными молниями носились у самого паруса.
Он было взялся за весло, но сильная боль в спине отняла последние силы. Финикиец упал на дно, ударившись затылком о рукоять меча. В глазах перевернулись и небо, и обрыв, и близкие деревья, на этот раз покрытые плотной броней листвы. Парус туго надул свою единственную и израненную щеку, пригвоздив лодку к берегу.
Журчала вода, перекатываясь через лопатку весла. Изредка плюхались в воду куски подмытого берега.
"А парень тот хорош! Где мы его встретили? Кажется, он удил рыбу. Мбита поразила его с первого взгляда. На меня боялся смотреть, зная, что его восхищение невозможно скрыть. Он тоже был одинок... Интересно, за что его изгнали из племени? Оскорбил вождя? Старейшин? Убил негодяя? Но только не украл. У вора не может быть такого лица, таких глаз".
У одинокого ливийца была лодка. Они втроем поднялись выше цепи мелей, образующих нечто вроде порогов. Они втроем искали деревню, где можно было остановиться. И тут случилось несчастье, заставившее Астарта вспомнить о богах, Мбиту укусила водяная змея.
Девушка металась в беспамятстве, царапая пальцами землю. Двое мужчин, не двигаясь, сидели у ее ложа из травы и мягких ветвей. Они оба признались в своем бессилии перед таинственной карающей силой, и оба глубоко страдали.
Астарт просидел ночь, не шелохнувшись, придавленный, растоптанный неумолимым роком. И вдруг он закричал, подняв лицо к еще спящему небу:
- Боги! Я отрекаюсь от нее, только пусть она будет жива! Я никогда ее не увижу, но пусть она живет! Разлучить с любимой - вот на что вы только способны! Почему вы терпите мою ненависть, но губите невинные души, с которыми меня сталкивает судьба? Дайте ей исцеление, и я покину ее! Проклятое небо!
После этого Астарт не сомневался, что Мбита выздоровеет, и она на самом деле вернулась к жизни, и первым ее осмысленным словом было имя тирянина.
Финикиец покинул Мбиту, оставив ей лодку с парусом, рыболовные снасти, копья и остроги с железными наконечниками - величайшая ценность для ливийцев, знакомых лишь с медью. Не рискнул он остаться лишь без топора и меча. Он ушел, и наивная детская радость не покидала его лица: прекрасная зинджина будет жить!
Но им было суждено встретиться еще раз. Астарт обогнул берегом мели, а затем и гряду настоящих порогов и, облюбовав подходящее дерево для лодки, взялся за топор. Он не мыслил своего существования здесь, на берегах широкой ливийской реки без лодки и паруса. "Конечно, так хананейская лодка - хороша, но им будет нужнее: их двое. Он ей понравится, а время сгладит боль. Пусть у меня будет выдолбленная из дерева пирога. Ведь я теперь зиндж. Зиндж с желтой кожей".
Мбита с шумом вырвалась из зарослей и застыла, похудевшая, гневная. Астарт обнаружил, что и коричневое лицо может быть бледным. "Нашли по следам", - подумал финикиец.
Ее спутник бесшумно подошел и сел у дерева.
И хотя Астарт еще не выстрогал весла и не проверил лодку на плаву, он поспешно натянул на рей парус из своей старой туники. Финикиец трусливо столкнул пирогу в воду. Не выдержав, оглянулся, твердя про себя, что дает ей жизнь.
- Прощай, Мбита! - крикнул он.
Она вздрогнула, что-то прошептала. Затем вынула из мочки уха знаменитую серьгу и бросила в Астарта. Серьга не долетела до пироги и со слабым всплеском ушла в воду. Она торопливо бросала в воду все, к чему касались его руки, - свои браслеты, копье, с железным наконечником, потом подбежала к ливийцу, недоуменно взирающему на нее, схватили его вьюк с финикийским луком, одеялами, снастями и все это полетело в воду.
"Правильно, Мбита, пусть старое не путается под ногами. А зиндж настоящий мужчина. Любой хананей на его месте бросился бы в воду спасать имущество".
Девушка сидела на берегу у самой воды, спрятав лицо в ладонях.
Кричали стрижи, журчали речные струи, и солнце злорадно впивалось в тело. Сильный приступ озноба сдавил в ледяном кулаке мозг. Астарт потерял сознание.
49. БОГ ЗЕМЛЯНЫХ ЛЮДЕЙ
Астарт жадно пил прохладную жидкость, настоенную на ярко-желтых древесных опилках. Вокруг сидели на корточках люди, вымазанные с ног до головы красноватой глиной, и смотрели ему в рот. Эти дружелюбные запущенные грязнули вернули его к жизни своим чудодейственным настоем.
Женщина с отвисшей нижней губой, проткнутой замысловатым украшением из древесины железного дерева, еще и еще подливала в чашу. Астарт пил, захлебываясь и кашляя, и приятное ощущение силы наполняло все тело.
За пологими бурыми холмами взметнулся дымный смерч: горела выжженная солнцем саванна. Светило, багровое и гневное, купалось в клубах дыма и пепла, вздымаемых знойным воздушным потоком. Пальмы стояли с покорно поникшими кронами.
Чем ниже опускалось солнце, тем беспокойней становились люди. Наскоро поужинав немудреной пищей, они расползались по своим норам в холмах. Заброшенные хижины из тростника и пальмовых листьев стояли совсем недалеко, на берегу реки. Астарт ничего не понимал.
Его втиснули в одну из таких нор, отполированных телами. Следом набилось целое семейство. К полуночи он почувствовал, что задыхается. Привыкшие к столь странному образу жизни ливийцы преспокойно спали.
С первыми лучами солнца плетеные и кожаные щиты, плотно прикрывавшие входы в земляные убежища, вываливались наружу. Все племя выползало на свежий воздух.
"Вот почему они все такие тощие и грязные!"
Ливийцы столпились у деревьев, приглушенно, с опаской переговариваясь. Астарту с трудом втолковали, что всесильный бог унес женщину, которую специально для него оставили под пальмами. Раз в три дня бог приходит за жертвой и, если ее нет, разрывает когтями норы и вытаскивает людей.
Астарт внимательно осмотрел место жертвоприношения: всюду груды костей, очищенных стараниями гиен и омытых ливнями. Видя любопытство гостя, старый вождь отвел его чуть в сторону и ткнул пальцем в землю. У Астарта волосы встали дыбом. То был старый, засохший след кошачьей лапы, превышавший размерами отпечаток слоновой ноги.
Целый день земляные люди молились и плясали под звуки тамтамов. Их танцы живописали приход кошки-бога и пожирание жертвенного существа.
Астарт после недолгих размышлений прыгнул прямо с обрыва в свою пирогу, у которой никто не решался снять парус - так необычна была "крылатая лодка". С острова, поросшего буйной растительностью, Астарт навез целую гору гибких лиан. Два последующих дня финикиец что-то мастерил под пальмами, не говоря никому не слова. Негры вились вокруг, изнемогая от любопытства, но так ничего и не узнали.
Старейшины племени выбирали жертву среди больных и немощных старух. Наконец единодушно остановились на одной, отличавшейся несносным, сварливым характером.
Вечер. Финикиец сидел на вершине холма, мысленно подгоняя садившееся за мутный горизонт светило. Совсем близко, под холмом, небольших размеров слон воевал с молодой пальмой, трепетавшей под ударами его лба: он стряхивал с деревьев сладкие орехи, и дела ему не было до богов с кошачьими лапами.
Старейшины накормили в последний раз старуху. Жертва поругалась на прощание с многочисленными родственниками и спокойно уселась на груду костей предшественниц. Идея потустороннего мира была известна земляным людям, и это делало их мужественными.
Прощальный луч лизнул саванну и исчез, словно его перерубили мечом, мгновенно надвинулась темнота. Лишь розовые облака еще бросали тревожные отсветы на землю. Астарту кричали изо всех нор, но финикиец не отзывался, прятался за холмом. Когда земляные люди закупорились в норах и затихли, он подошел к месту жертвоприношения. Старуха сидела неподвижно, отрешенно глядя в саванну, откуда должен был прийти бог.
Астарт вскарабкался на верхушку пальмы. Под тяжестью его тела ствол изогнулся неровной дугой. Финикиец плавно опустился едва не на голову старухе. Жертва встрепенулась и начала браниться пронзительным голосом. Посмеиваясь, Астарт накрепко привязал конец лианы к согнутой пальме. Когда облака потухли и непроглядная темень опустилась на землю, все было готово. Астарт сидел, прислонившись к толстому узлу из лиан, удерживающему несколько молодых пальм в согнутом, напряженном положении. Старуха сидела под лиановой сетью и громко икала.
Вдалеке рыкнул лев. Ему тотчас отозвались гиены и шакалы. Трещали неугомонные кузнечики и цикады, от реки несло свежестью, запахом ила. Лягушки заливались мелодичными трелями, яркие звезды украсили плотную черноту неба голубыми блестками. Ничто не предвещало сошествия божества на землю. Но вдруг что-то громадное, смутно различимое обрушилось на сеть. Жертва слабо пискнула. Астарт вслепую ударил мечом по узлу. Одна из лиан натянулась, как струна, лопнула с громким звуком, хлестнув концом по груди финикийца. Удар был так силен, что Астарт упал, скорчившись от боли.
