В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII
— Ливонских городов вам за государем своим не видать, как ушей своих! — в досаде воскликнули шведы.
— Вы так говорите, — отвечали русские, — не думая о Боге, а мы, прося у Бога милости, будем доискиваться своего. Не отдадите без крови — отдадите с кровью!
Много раз съезжались, спорили, торговались, перебранивались русские послы со шведскими… Дело затянулось до половины февраля; начиналась весенняя распутица. Наконец порешили заключить перемирие с 22 февраля по 31 мая, а там снова съехаться и договориться обо всем окончательно.
А. Васнецов Москва в середине XVII векаПо истечении срока, после долгой переписки, съехались шведские и русские послы в селе Столбове, меж Ладогой и Тихвином, и начались снова переговоры при посредстве Мерика. Много стоило хлопот «князю Ивану Ульяновичу», как величали его русские, улаживать дело. Переговоры в те времена были настоящей словесной войной: противники старались прежде всего ошеломить друг друга непомерным запросом, затем с большим трудом делали сбавки, стараясь всеми силами перелукавить противную сторону, причем всячески корились и ссорились. Проспорили в Столбове почти два месяца; наконец 27 февраля 1617 года подписан был договор вечного мира. Шведы обязались возвратить русским Новгород, Старую Русу, Порхов, Ладогу с их уездами и Сумерскую волость, а русские уступали шведам побережье Финского залива (Ингрию) с городами: Иван-город, Ям, Копорье; кроме того, город Орешек при истоках Невы и область Корелу, да сверх того обязались уплатить 20 тысяч рублей деньгами.
14 марта русские послы торжественно вступили в Новгород с чудотворной иконой Богоматери из Хутынского монастыря. Митрополит Новгородский со всеми жителями встречал послов как избавителей от иноземной власти; народ громко плакал от радости. Город представлял печальное зрелище: на каждом шагу видны были остатки погоревших домов; жителей оставалось немного; голод и болезни свирепствовали и в городе, и во всей области…
В Москве очень радовались заключению Столбовского мира: большая часть русских земель, завоеванных шведами, была все-таки возвращена и развязывались руки для борьбы с Польшей. Но зато уступленные шведам земли были очень тяжелой утратой: Россия опять лишилась берегов Балтийского моря, которых так настойчиво добивался Иван Грозный и которые так необходимы ей были для сношения с Западом.
Шведам, конечно, было больше чему радоваться: Густав Адольф вполне понимал, как важно для Швеции отнять у своего ослабленного соседа балтийские берега. На сейме 1617 года он говорил о Столбовском мире:
— Великое благодеяние оказал Бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в сомнительных отношениях, теперь навеки должны покинуть гнездо, из которого прежде так часто нас тревожили. Русские — опасные соседи: границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей; у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города; они могут ставить в поле большое войско. Теперь же этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море: большие озера — Ладожское и Пейпус, Нарвская область, тридцать миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него. У России отнято море, и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек!
Уладив мир в Столбове, Дж. Мерик вернулся в Москву за ответом на просьбу своего короля о торговых льготах. Дело это было отдано на решение думы, составленной из торговых людей. По приговору их Мерику было отказано в главных требованиях; при этом ссылались на тяжелое время для России.
— Наши торговые люди сейчас оскудели, — передавали бояре Мерику решение думы. — Теперь они у Архангельска покупают товары у англичан, возят в Астрахань и там продают кизильбашам (персиянам), меняют на их товары, отчего им прибыль и казне. А станут англичане прямо ездить в Персию, то они у Архангельска русским людям продавать своих товаров не будут, повезут прямо в Персию, и кизильбаши своих товаров возить в Астрахань не станут, будут торговать с англичанами у себя… Притом в тех местах, через которые путь в Персию, идет война: воюет персидский царь с турским (турецким); да и по Волге проезд страшен: кочуют ногаи… Это дело надо отложить до другого времени, когда государь управится с польским королем и Московское государство от многих убытков поисправится…
Насчет просьбы поискать пути в Китай и Индию через Сибирь, по реке Оби, бояре сказали Мерику:
— Сибирь далеко, до первых городов с полгода езды, и то зимою. Сами туземцы не знают, откуда Обь-река и куда пошла. Сторона та самая студеная — больше двух месяцев тепло не держится, а на Оби всегда лед ходит, и никакими судами пройти нельзя, а вверх по Оби, где потеплее, там кочуют многие орды. Про Китайское государство сказывают, что невеликое и небогатое — добиваться к нему нечего. Государь из дружбы к Якубу (Иакову) королю велит проведать, откуда Обь-река вышла, куда пошла… где Китайское государство и как богато, есть ли чего добиваться; а теперь, не зная про то подлинно, как о том говорить?
Из этого любопытного ответа ясно видно, как мало русские люди того времени знали о своих собственных землях, о восточных соседях и как в то же время чутко понимали выгоды для России восточной торговли, как боялись соперничества предприимчивых англичан.
Хотя в главных просьбах англичан было отказано, но Мерик, осыпанный царскими подарками и ласками, уезжал из Москвы с надеждой, что если не теперь, то позже, при более удобных обстоятельствах, Англии удастся добыть себе важные торговые льготы у русского царя. Притом не во всем было отказано Мерику: англичанам позволялось в русских землях свободно заниматься разными промыслами (искать железную руду, добывать алебастр, завести канатное производство и прочее). Голландцы тоже хлопотали о торговых льготах для себя и тоже добились кое-каких выгод, хотя и меньших, чем англичане.
Ф. Солнцев Кружка царя Михаила ФедоровичаВойна с Польшей и Деулинское перемирие
Больше всего заботила Михаила Федоровича война с Польшей. Сильно жалел Сигизмунд, что вовремя не устроил на московском престоле сына своего Владислава, и всеми силами старался поправить дело войной. Но сделать это было нелегко: в Польше шли постоянные неурядицы; сейм не ладил с королем, упрекал его в больших и бесполезных расходах на войну, которой и конца не видно было. Польское войско волновалось, требовало недоплаченного жалованья, отказывалось идти в поход… Казна самого короля была пуста. Вот почему около четырех лет Сигизмунд не мог начать решительных действий. За это время Михаил Федорович успел справиться с Заруцким, поочистить несколько землю от воровских шаек и помириться со Швецией.
Пользуясь бездействием поляков, русские воеводы, даже с небольшими ратными силами, стали снова занимать захваченные поляками города — взяли Вязьму, Дорогобуж, крепость Белую и подступили к Смоленску.
Михаилу Федоровичу сильно хотелось поскорее заключить мир с Польшей, чтобы освободить отца из плена. Переговоры о мире в это время уже шли, но успеха никакого не было. Поляки в своих грамотах оскорбляли русских, называли их изменниками законному государю Владиславу и не думали признавать Михаила царем; русские в свою очередь только и делали, что корили поляков их неправдами и насилиями. Несмотря на взаимные обиды и грубости, решено было съехаться для переговоров между Смоленском и Острожками. Посредником сюда явился посол императора Ганделиус. Несколько раз съезжались русские и польские послы; с той и с другой стороны сыпались укоры да обиды. Русские послы, конечно, вынести не могли непочтения поляков к царю и укоров в измене Владиславу. Из Москвы прислали послам наказ, где говорилось:
— Вы бы теперь с литовскими послами на съездах говорили гладко и пословно (согласно), а не все сердито, чтоб вам с ними никак не разорвать.
Но трудно было русским говорить «гладко и пословно», когда литовские послы говорили «непригожие слова» про русского царя. Ганделиус мало сдерживал спорящих и даже явно мирволил полякам. Не могло быть и речи о мире, когда польские послы считали необходимым возвести Владислава на московский престол, а русские требовали возврата Смоленска, вывода польских отрядов из Русской земли, признания Михаила царем и уплаты миллиона рублей за убытки. Дело, конечно, не уладилось, и войны миновать нельзя было.
Чего только не делал царь, чтобы добыть средства к борьбе, обеспечить себе успех. Денег в казне не было; рать была малочисленная, неумелая. Царь засылал послов и к турецкому султану, и к хану в Крым, чтобы побудить их ударить общими силами на Польшу. Русские послы несколько лет подряд жили в Константинополе, задаривали собольими мехами визирей и других сильных людей. Турки злобились за нападения запорожцев, которых считали подвластными Польше, и не прочь были начать войну. Но сближению турок с Москвой мешали донские казаки: они своими разбоями на Черном море и по берегам его досаждали туркам не меньше запорожцев. Турки постоянно корили русских за это, а русские послы отговаривались тем, что «на Дону живут воры, беглые боярские люди, утекая из Московского государства от смертной казни, переходя с места на место разбойническим обычаем». Но отговорки эти мало помогали: турки ставили на вид царское жалованье донцам, которое посылалось из Москвы и деньгами, и разными запасами.
