Алексей Щербаков - Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского
Впрочем, непосредственно управлять из эмиграции революцией невозможно в принципе даже сегодня. А уж с тогдашними средствами связи и подавно.
Самое интересное состоит в том, что из социал-демократических эмигрантов наиболее заметную роль в русской революции сыграли как раз Парвус и Троцкий. Они приехали в Петроград, где стали издавать социалистическую газету, выходившую бешеным тиражом. Троцкий вошел в Петербургский Совет рабочих. Парвус издал «Финансовый манифест», целью которого являлся финансовый крах Российской империи. Краха не вышло, но убытки эта деятельность нанесла изрядные. В конце 1905 года их все-таки арестовали, отправили в ссылку, откуда они снова сделали ноги. Но в этой истории интересно иное. Несколько месяцев в столице империи, особо не скрываясь, действовали беглый ссыльный Троцкий и Парвус, который легально в Россию попасть никак не мог. Уже интересно… Начальник Петербургского Охранного отделения полковник Герасимов этот странный момент в своих мемуарах очень аккуратно обходит.
А дело в том, что парочка социалистов-авантюристов со своей идеей Соединенных Штатов Европы мыслила примерно в одном направлении со многими российскими промышленниками, а в особенности – с банкирами. Разумеется, социализм им был совершенно не нужен. А вот создание «Единой Европы» – почему же нет? Другое дело – какое бы место в ней занимала Россия с её неразвитой промышленностью? Но разве в 1991 году это волновало наших «демократов»?
Темные делаА что же с главными конкурентами эсеров на крайне левом фланге? С ними тоже интересно получилось. 1905 год эсеры начали со страшного разгрома, который прозвали «Мукденом русской революции». (10 марта 1905 года русские войска потерпели серьезное поражение от японцев, оставив стратегически важный город Мукден. Так что это название было на слуху.)
Так вот, в партии эсеров вообще и в БО в частности последовал ряд провалов, которые на некоторое время практически парализовали деятельность партии. Именно поэтому в 1905 году эсеров особо и не видно. Провалы были связаны с двойной игрой Азефа. Напомню, он обманывал и охранку, и революционеров, причем и с тех и с других тянул деньги. Так в 1905 году Азеф получал от полиции 1000 рублей в месяц. Это выше зарплаты министра. С революционеров же глава Боевой организации тоже постоянно тянул деньги на «постановку работы», значительную часть которых он присваивал. Не говоря уже об экспроприациях, то есть грабежах. Если «акции» проводили члены БО, то деньги так и оставались в террористической структуре.
И всё бы хорошо, но на пост вице-директора Департамента полиции пришел знакомый нам Петр Рачковский. Этот человек и сам был мастером провокации, так что, в отличие от других полицейских начальников, Рачковский Азефу откровенно не доверял. Поэтому Рачковский вынудил Евно Фишевича сдать большинство как своих людей, так и многих других, кого он знал.
Удар оказался сильным, но не смертельным. Я уже говорил, что ЦК эсеров делала установку на «центральный террор». В результате «Мукдена русской революции» он оказался на некоторое время парализован. Но российским властям от этого легче не стало – выяснилось, что местные эсеровские организации тоже умеют стрелять и кидать бомбы. И ничего с ними никто поделать не может. В том числе – и партийное руководство.
Окончательно всё прояснилось после исторического Манифеста 17 (30) октября. Напомню, что этим Манифестом Николай II гарантировал определенные демократические свободы, а что самое главное – были обещаны выборы в Государственную Думу. Это совсем не являлось переходом к конституционной монархии, но многие полагали, что Манифест – первый шаг к ней, дальше уже можно будет бороться с царским правительством легальными способами, «откусывая» себе дополнительные права мелкими кусочками. (Так в XVIII–XIX веках английские либералы боролись с королевской властью.)
Лидерам Партии социалистов-революционеров возможность сидеть в Думе показалась куда более привлекательной, нежели работы по дальнейшему раздуванию революции. Но для этого требовалось создание легальной массовой партии, а это совершенно иная структура, нежели организация, «заряженная» на терроризм. Эсеры не додумались до схемы, широко распространившейся во второй половине ХХ века, – когда помимо легальной структуры, существует и боевой филиал, который якобы сам по себе…[45]
В общем, руководство эсеров приняло решение о временном прекращении террористической деятельности. Однако Боевую организацию распускать стало жалко. Решили её «законсервировать» – подразумевалось, что БО действовать не станет, но будет оставаться в состоянии боевой готовности. Разумеется, это было полным абсурдом. Экстремистская организация (реальная, а не карикатурная) подобна игрушке-волчку – она может сохранять устойчивость только в стремительном движении. Остановка непременно ведет к падению. Поэтому Азеф решительно заявил, что либо туда, либо сюда. Если БО не действует, она должна быть распущена. Как показали дальнейшие события, Азеф, будучи инженером, умел просчитывать ситуацию лучше, чем эсеровские лидеры…
Потому что очень быстро выяснилось: сидевшим за границей членам ЦК только казалось, что они всем руководят. На самом-то деле их власть и авторитет действовали в достаточно узких рамках. На их решение о прекращении террора широкие партийные массы просто-напросто наплевали. Более того. В начале 1906 года наиболее радикально настроенные откололись и образовали партию эсеров-максималистов, провозгласив своим методом уже совершенно отмороженный террор. Это было неприятно – потому как приходилось отмежевываться: «это не мы, это они». Но и те, кто остались в рядах, продолжали стрелять. В конце концов, БО в начале 1906 года была возрождена, хотя большинство членов Центрального комитета вернулись в Россию. В составе I Думы эсеры не участвовали, а вот дальше Чернов и остальные стали заседать в Таврическом дворце, при этом их товарищи продолжали стрелять. Но, как бы то ни было, эмигрантами они быть перестали. На время.
Впрочем, в эмиграции тоже было не скучно. Но для начала стоит рассказать о том, чего там не было. Азеф неоднократно доносил в Департамент полиции о существовании в Швейцарии некоего центра по подготовке террористов. В нынешнее время кто-то эти сведения повторяет. Оно, конечно, романтично выглядит. Однако никаких следов этот якобы существовавший центр не оставил. Дело-то в чем? Если террористов тренировали, то должны были где-то засветиться боевики с хорошей подготовкой. Не засветились. Эсеровский терроризм как раз был построен на использовании «одноразовых» исполнителей, порой и стрелять-то толком не умевших. Для изготовления бомб требовались лишь аккуратность и хладнокровие. Зато
за границей творились куда более интересные игры. То же самое было и с подготовкой пропагандистов. Их эсеры не готовили. Ни к чему это было. Собственно, партия была раскручена настолько, что в России в нее буквально ломились. Кстати, кроме революционного энтузиазма это было связано с нарождающимся декадентством. Одним из следствий этого течения была романтизация самоубийства. Уже в конце XIX века Российскую молодежь охватила буквально эпидемия самоубийств. Стрелялись по любому поводу и без него. Какое это имеет отношение к терроризму? Да самое прямое. Некоторым казалось, что умереть надо «красиво» – унести с собой ещё кого-нибудь. А заодно и прославиться.
Зато эмигранты ввязывались в весьма сомнительные игры. Самая знаменитая история связана с пароходом «Джон Крафтон». Суть ее вот в чем. В августе 1905 года финский социалист Конни Циллиакус из так называемой «Партии активного сопротивления» попытался переправить морем в Россию для революционеров большую партию взрывчатки и оружия. То есть в какой-то мере повторилась история с польским транспортом, в которой участвовал Бакунин. С одной лишь разницей. Поляки везли вооружение к совершенно конкретным адресатам. С «Джоном Крафтоном» было куда интереснее. На пароход было погружено 15,5 тысяч единиц огнестрельного оружия, 2,5 миллиона патронов и большое количество взрывчатки. Предполагалось доставить оружие и боеприпасы на финское побережье Балтийского моря, под Выборг, и разделить между всеми революционными группировками.
Сам подход вызывает некоторое недоумение. Революционных организаций было много и разных. Имелись: социал-демократы двух толков, фактически самостоятельный Бунд, эсеры и отделившиеся от них максималисты. Еще польские националисты. В Прибалтике, прежде всего в Латвии, поднималось движение «лесных братьев». Да-да. Тамошние сепаратисты и в 1905 году бегали с винтовками по лесам. Стали появляться и многочисленные анархисты – а среди этой публики каждая группа была сама по себе. Так что как они бы это оружие делили – вопрос интересный. Возможно, передрались бы…
