Евгений Юркевич - Военный Петербург эпохи Павла I
«Кадеты любили покойного Государя, и многие из нас заплакали», – вспоминал Ф. В. Булгарин о получении в 1-м Кадетском корпусе известия о смерти Императора 31. Он же писал и об особой чести, предоставленной кадетам 1-го Кадетского корпуса – содержать караул у гроба Павла Петровича в Михайловском замке, а во время похоронной процессии следовать впереди и позади погребальной колесницы под ружьем и со знаменами (кадеты 2-го Кадетского корпуса шли по бокам колесницы всего лишь с факелами). И только кадеты 1-го корпуса вошли во время церемонии погребения под ружьем внутрь Петропавловской крепости, в то время как остальные части гарнизона выстраивались за ее гласисом 32.
В мемуарах современников царствование Павла характеризуется зачастую огромным количеством нелепых распоряжений, в том числе и касающихся военной службы 33. Но нелепыми эти распоряжения выглядели чаще всего вопреки воле монарха.
«Тяжесть службы еще увеличивалась тем обстоятельством, что высшие начальники, исполняя Высочайшие повеления, проводили их в жизнь со своими дополнениями, – писал В. К. Судравский. – Очень часто эти дополнения носили весьма курьезный характер и вторгались в область, имевшую мало общего с военной службой. Так, например, Император Павел приказал исключить из ученого словаря несколько русских слов и, заменив их немецкими, приказал не употреблять ни в разговоре, ни в письмоводстве. По этому повелению слова „стража“, „отряд“, „исполнение“, „объявление“ были заменены „караулом“, „деташементом“, „экзекуцией“ и „публикацией“. Получив Высочайшее повеление, командир Лейб-Гренадерского полка приказал, по рассказам современников, полковому священнику петь на заутрени ирмос вместо „на божественной страже богоглаголивый Аввакум“ – „на божественном карауле“. Другой командир полка запретил офицерам отлучаться из квартир и приказал им при каждом выходе просить разрешения у баталионного командира; этот же командир полка запретил нижним чинам ездить на извозчиках и приказал им обязательно ходить пешком. После Высочайшего повеления, чтобы гренадеры носили усы и бакенбарды, некоторые командиры полков Петербургского гарнизона приказали нижним чинам, не имевшим своих усов и бакенбард, наклеивать искусственные» 34.
Чрезмерная ретивость начальников становилась порой причиной весьма неприятных инцидентов. Так, в 1800 г., после повеления Павла изъять из полков и сжечь знамена обр. 1786 г., многие полковые командиры взялись за дело столь рьяно, что оказалось сожжено и множество знамен более ранних образцов 35.
Но далеко не всегда распоряжения Павла искажались по недомыслию или от излишнего усердия. Нередко это делалось и специально, и более всего преуспел в этом уже знакомый нам граф П. А. Пален.
«Как военный губернатор, имея в своем распоряжении Гвардию, полицию, заставы, и как министр внутренних дел, заведуя внешними сношениями и перлюстрацией почты, причем вообще все повеления Государя шли через его руки, Пален систематически пользовался всякой вспышкой Павла и так грубо безжалостно проводил немедленно в исполнение его приказы, чтобы создавать недовольство всюду и размножать врагов Павла, – писал автор предисловия к сборнику „Цареубийство 11 марта 1801 года“. – Эта адская махинация тем легче могла быть приведена в действие, когда Павел заперся в Михайловском замке. Именем государя правил Пален, и правил так, что, действительно, и за границей, и внутри России создавалось впечатление, что правит сумасшедший деспот. Но когда Павел узнавал о том, как жестоко исполнялось его приказание, он делал все, чтобы исправить причиненное зло. Не в расчетах Палена, однако, было давать эту возможность государю. Постоянно повторяемые обвинения Павла в том, что он запрещал круглые шляпы, жилеты и фраки, усматривая в них „якобинство“, требовал, чтобы при встрече с ним дамы останавливали кареты и выходили, – конечно, справедливы. Но особенно потому, что Паленом делалось все, чтобы требования государя выполнялись с бессмысленной жестокостью, последовательностью, крайностью. Сколько раз Павел Петрович, подъезжая к карете, просил даму не беспокоиться.
Собрав все причины недовольства, должно признать, что, при всех недостатках характера Павла, без коварной провокации графа Палена это недовольство не разрослось бы в такой степени. Крутая муштровка, регламентация обывательской жизни, придирки и стеснения были и после Павла. А все терпели.
Замечательно, что самое спокойное время в 1800 г. в Петербурге было в сентябре и в октябре, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора с 14 августа исполнял генерал от инфантерии Свечин» 36.
А вот приказ, отданный в феврале 1800 г. комендантом Михайловского замка генерал-лейтенантом Н. О. Котлубицким начальнику замкового караула в связи с якобы имеющимся распоряжением Павла о том, чтобы все, кто проходит перед императорскими резиденциями, снимали головные уборы: «Чтобы часовые отнюдь не приказывали скидать шляп и шапок проходящим, а оставляли на их волю (а когда будет повелено, то об оном будет и особо предписано)» 37.
Впрочем, понятно, что Пален действовал в интересах антипавловского заговора.
Заговор и убийство Императора Павла являются, бесспорно, одной из самых черных и позорных страниц в истории русской Гвардии. Заговорщики действовали отнюдь не в интересах России и народа, как заявляли потом, пытаясь оправдаться. «На этот раз заговорщиками руководила не столько забота о благе государства, сколько своекорыстные интересы…» – писал А. М. Валькович 38.
Едва ли во имя государственной пользы убийцы изуродовали тело Павла так, что его трудно было узнать. «Уборка тела, гримировка, бальзамирование и облачение в мундир длились более 30 часов, и только на другой день после смерти, поздно вечером, Павла показали убитой горем Императрице», – вспоминал полковник Н. А. Саблуков 39.
Неизвестный литограф с оригинала Г. Шварца. Открытие памятника Павлу I в Гатчине. 1851 г.
Убийство этого Государя, главной виной которого было желание навести в России и армии порядок, не может быть оправдано никакими аргументами.
«11-е марта останется навсегда позорной страницей в Русской истории, – справедливо отмечал С. А. Панчулидзев. – Цареубийство всегда наносит тяжкую рану государству, т. е. тому, для кого существуют и Государи, и подданные» 40. Кратко, но верно охарактеризовали убийство Павла современные исследователи Д. В. Калюжный и Я. А. Кеслер, написавшие, что в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. «… пьяные клятвопреступники и их слуги убили необыкновенного человека, помазанника Божия. Убили за иностранное золото и ради сохранения вольготной сытой жизни. Убили, ссылаясь на „мнение нации“, но побоялись привлечь к перевороту даже рядовых гвардейцев, поскольку солдаты, без сомнений, не позволили бы убить Императора» 41.
«Офицерские парики и парадный лоск были известны и до Павла, и после него, – писал В. Голубин. – Но именно решимость монарха проводить преобразования, несмотря ни на какие препятствия, сделала невозможной ситуацию, когда в отполированных до зеркального блеска ножнах могло не оказаться клинка. Суворовские победы, война 1812 года со всей очевидностью обнаружили своевременность мер, предпринятых Павлом Петровичем – Императором и слугой своего государства» 42.
При Павле военный Петербург, безусловно, «подтянулся», потеряв оттенок гвардейского сибаритства. И именно тогда, пожалуй, впервые стал ярко проявляться в облике города «военный» дух, столь хорошо знакомый по литературным произведениям и мемуарам.Заключение
Император Павел… «Страшный в гневе, расточительный в милостях». Аскетичный, благочестивый и набожный, как монах, простой, суровый, подтянутый, как солдат, тонкий ценитель искусств и красоты, как истинный сын эпохи Просвещения. Человек загадочный, романтический, ранимый… Сколько страданий пришлось ему перенести – и душа его, несмотря на припадки гнева и ярости, осталась чистой, светлой и благородной, лишь окрепшей, пройдя через многие испытания. Жизнь Императора Павла – это постоянная борьба с угнетавшими его последствиями многих лет одиночества, бездействия, отчуждения – гневливостью, подозрительностью, придирчивостью… Эта борьба – показатель его истинно христианского духа – страждущего и величественного.
Почти не имевший друзей, Павел мало с кем чувствовал себя спокойным и счастливым. Пожалуй, по-настоящему счастлив был Император лишь в кругу своей семьи и на плацу – в окружении войск. И можно без преувеличения сказать, что армия была для него второй семьей.
Военные реформы Императора Павла изучены, к сожалению, недостаточно. Но их объективное значение и своевременность, несмотря на всю противоречивость как личности самого монарха, так и предпринимаемых им мер, несомненны. И в первую очередь это касается Петербурга – не только государственной, но и военной столицы Российской империи, своего рода эталона, на который равнялась вся русская армия. Безусловно, в формировании облика военного Петербурга эпоха Павла I занимает особое место как период, когда произошло зарождение многих его черт, столь близких не только военному человеку, но и каждому истинному петербуржцу.
