Митрофан Довнар-Запольский - Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до конца XII столетия
Становление индоевропейского мифа о Громовержце берет начало в «героической» эпохе расселения индоевропейцев (где-то с конца III тысячелетия до н.э.), с ним совпадает выделение в обществе на первый план воинской функции и героя мифа как вождя боевой дружины. Ближайшие аналогии к мифологическим представлениям беларусов о Громовержце отмечаются у литовцев и латышей. Д. Шепинг в свое время был даже убежден в том, что «нельзя воспринимать имя Перуна как славянское и более верно принять, что оно пришло в Россию или через варягов или через кривичей, имея в виду распространение среди них религии прусско-литовского Криве».
Все эти сообщения хорошо согласуются с фактом иранского происхождения большинства богов (Даждьбог, Сварог, Симаргл, Стрибог, Хоре) пресловутого «восточнославянского» пантеона, тогда как Перун и Велес — архаические индоевропейские божества — достались славянам в наследие от балтов, что подтверждается большинством лингвистов теорией о развитии славянских языков из периферийных западнобалтских диалектов.
ПерунВ свете этого становится понятно, почему кривский ареал, отличающийся своей яркой балтской фактурой, выступает как среда (центр) сохранения и распространения реликтов «основного» мифа.
Находятся основания и для присоединения кривичей к юрисдикции литовско-прусского наивысшего священника Криве-Кривайтиса, культ которого занимал значительное место в религиозных верованиях балтских племен. Но даже при скептическом отношении к панбалтийскому характеру культа и власти Криве, «исследуя языческий пантеон беларусов и этнических литовцев, набор сюжетов и образов их аутентичной мифологии, нельзя не обратить внимание на типологическую близость этих слоев культуры.
Такое сближение, иногда вплоть до тождества, — результат не только взаимовлияний их культур в рамках общего государства — Великого Княжества Литовского, но и генетических истоков»[84]. Наличием балтского субстрата можно также объяснить и особенности здешней языческой монументальной скульптуры (в т.ч. и знаменитого «шкловского идола»).
Святые камни на территории полоцких кривичейЕстественное развитие старокривской культуры было насильственно прервано духовной интервенцией христианской церкви, которая повинна в коренном изменении этнокультурной ситуации через установление новой этноконфессиональной самоидентификации местного населения (что продолжалась и после образования Литовского государства), когда крещение балтов в «русскую» веру в конечном итоге приводило к их ментальной и языковой рутенизации. Впрочем, согласно с представлениями русского летописца, кривичи принадлежали к наиболее упорным сторонникам древних обычаев:
«Си же творяху обычая и Кривичи и прочий погании, не ведуще закона Божиа, но творяще сами собе закон».
Поэтому нет ничего необычного в том, что:
«на Полоцкой Кривьи в XI–XII веках, в отличие от восточнославянских пространств, так и не произошел акт крещения, инспирированный князьями (примеры: Киев 988 г., Новгород 990 г.). Христианизация же, как медленный процесс взаимодействия новой религии и прочных языческих традиций, официально была одобрена в Полоцке только в начале XII века, что в дальнейшем способствовало возникновению архаических (propaganus) форм православия, которые и в XIX веке способствовали сохранению языческого содержания в формально окрещенной культуре Беларуси».
Вполне возможно, что даже сам этноним кривичи вследствие такого этнорелигиозного содержания мог приобрести для создателей древнерусских письменных памятников смысл, синонимичный пониманию «неправильного» и «беззаконного» народа.
Политическая историяДревнейшее время, с которого мы можем говорить нечто определенное о политической организации на кривских просторах, — это конец железного века (V–VIII века), когда на основе археологических культур предыдущего времени (днепровско-двинской, штрихованной керамики, киевской) возникает культура типа Банцеровщина — Тушемля — Колочин. С этой культурой, отличной очевидным совпадением ее ареала с поздними восточными и частично северными и юго-восточными этническими границами беларусов, связываются начала государственности на наших землях. По А. Пьянкову, межплеменную конфедерацию того времени правомерно называть Кривским племенным союзом, созданным на землях восточных балтов.
На смену банцеровской культуре приходят княжества летописных племен, основными среди которых были полоцкие кривичи, дреговичи и радимичи. Дальнейшее развитие государствообразующих процессов продолжалось в «русскую» эпоху. Истоки формирования межэтнических «русских» корпораций — основного двигателя этих процессов — надо, на наш взгляд, искать еще в банцеровских временах, когда отдельные здешние владетели уже опирались на профессиональных воинов — постоянную княжескую дружину. Об этом свидетельствует существование укрепленных городищ, похожих на настоящие замки, где археологи находят особенно много оружия, которое могло принадлежать князю и его войску.
В IX–X веках воинские формации племенных князей пополняются скандинавскими (варяжскими) пришельцами. С проникновением последних в Восточную Европу в качестве наемников, торговцев и захватчиков связывается появление германского термина «русь» (древнесеверн. rōю(e)R[85] «гребец; гребля; весло; плавание на весельных судах» — финн, ruotsi — древнерус. русь) и на кривской территории. Сначала в социальном плане «русь» — это только дружина князя, его «рыцарство» и администрация, а «Русская земля», «Русь» — подвластная этому владетелю и его окружению территория, государство.
При этом к собственно «Русской земле», или «Руси» в узком смысле слова (которая существовала в Среднем Поднепровье), Полоцк и Смоленск не принадлежали. До последней трети IX века полоцкие кривичи не зависели ни от Киева, ни от Новгорода, и только в 70-е годы IX века киевские князья, возможно, совершили поход на Полоцк и включили его в орбиту своего влияния. Но, в любом случае, при князе Олеге Полоцк уже не подчинялся Киеву (напомним, что Олег — вымышленный персонаж. — Ред.).
Все вышеупомянутые города, которые являлись конкурентными государствообразующими центрами, принадлежали к трем крупным этнокультурным и географическим ареалам: финско-словенскому Северу (Новгород), ирано-полянскому Поднепровью (Киев) и балто-кривскому Верхнему Поднепровью и Подвинью (Полоцк, Смоленск). Два первых ареала, не завершив самостоятельного развития в государственные структуры, были объединены Рюриковичами и уже вместе шли к созданию общего государства, Полоцкая же земля проявила максимум упрямства и не попала в эту компанию. Известный историк и культуролог Л. Акиншевич утверждал по этому поводу, что «во времена «княжеские» (X–XIII века) беларуские княжества, бесспорно, менее чем украинские и российские, имели тенденцию к объединению в единое «русское» целое.
Обычно это объясняют тем, что здесь была отдельная княжеская династия. Такое объяснение мало убедительно. Нам думается, что они выделялись чем-то другим и в первую очередь, видимо, тем, что глубина общих культурных влияний (прежде всего византийских) здесь была меньше. Немалую роль играл также момент расовой и культурной близости к старым соседям (а возможно, и древним родичам), народам «балтской» группы — к летувисам и латышам».
Такая этнокультурная мотивация «кривского сепаратизма» имела мощные общественно-религиозные основания, обусловленные тем, что «на территории Полоцкой Кривьи, сложившейся как социо-политический организм уже в IX веке, приверженность к традиционным (вековым) верованиям укреплялась прежде всего тесной связью со жреческой элитой балтов — кланом Криве-Кривайтис, отдельные представители которого, скорее всего, и возглавляли сообщество во время его формирования и консолидации». Высокая степень сакрализации кривского этносоциума ощущается не только в его названии, производном от имени, совпадающего с титулом верховного священника балтов. Не случайно на кривской территории возник так называемый Гнёздовский некрополь, который не имел равных по грандиозности на востоке Европы и где вырабатывались нормы похоронной обрядности языческого военно-торгового сословия. Как полагает С. Тарасов, именно «приоритетное положение в союзе племён рода Крива, вероятно, обеспечило Полоцку, полочанам, Полоцкой земле их исключительное, самостоятельное и независимое место в геополитических условиях Восточной Европы».
Современная полочанка в одежде и с украшениями кривичских женщинК представителям сословия священнослужителей, видимо, надо приобщить и первого упомянутого в письменных источниках кривского князя Рогволода (*Ragnvald(as)). Даже при вероятном скандинавском происхождении этого руководителя, его статус «сакрального владетеля» (rex sacrorum) не должен вызывать больших сомнений — тесные этнокультурные контакты в циркумбалтийском регионе того времени позволяют высказать мнение, что и некоторые варяжские вожди могли иметь сакральный статус (напомним хотя бы «вещего» князя Олега (Helgi) (древне-северное «святой»), представление о смерти которого хорошо согласуется с представлениями о ритуальном убийстве «архаического владетеля»). Все отмеченное могло быть дополнительным стимулом (либо условием) со стороны местного населения, чтобы придать князю властные полномочия и признавать их легитимность.
