Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна
Желательно было бы иметь для каждого региона общее исследование с развернутой картографией. Тогда нам бы удалось увидеть, как распространялась паника, сменяясь успокоением, часто совсем обоснованным. Можно было бы оценить то, насколько непригодными для обороны считались прибрежные регионы, и состояние их административной заброшенности (в принципе, для окончательного отступления необходима была санкция властей). В пути беглецы из разных мест объединялись и устанавливали прочные связи: так, например, священнослужители из Доля и Котантена шли бок о бок до самого Орлеана или до самой Англии, безусловно, из-за того, что франки (в 867 г.) уступили Котантен бретонцам. Наконец, надо было бы установить, в порядке исключения, те из монастырей или мощей, которые, вразрез с вышеприведенной схемой, никогда не двигались с места, как Мон-Сен-Мишель.
А пока мы располагаем несколькими превосходными работами об отдельных случаях бегства. Две из них мы кратко изложим в качестве примера. Каноники, охранявшие останки св. Мартина в Туре, впервые пережили боевую тревогу в 853 г.: мощи были отправлены в Кормери (совсем неподалеку), а сокровищница в Орлеан; план направиться в Ферръе-ан-Гатинэ не был осуществлен, и после того как тревога улеглась, все вернулись в Тур (854 г.). В 862 и 869 гг. каноники подготовили пристанища в Лере в Берри и в Марса в Оверни; побывали они там, или нет, мы не знаем, но в 877 г. они направились в Шабли (что вТоннеруа) и, безусловно, в Оксер. В 878 г. они вернулись в Тур и больше не двигались с места; при последнем нападении норманнов они укрылись в стенах города. В этот горестный период крепостные стены там были окончательно достроены. Монахи из монастыря Сен-Мэксан впервые ушли из него около 860 г. в Эбрейлъ около Ганна. Вскоре вернувшись в Пуату, они почти тотчас же покинули его, направившись в сторону Бретани, где в 869 г. король Соломон приютил их в Плелан-ле-Гран. В начале X в. они попытались вернуться, но их остановила угроза норманнского нападения на Луару; тогда они поселились в Канде-сюр-Беврон около Блуа, а затем, около 911–921 гг., в Бургундии; в 924 г. отрешились вернуться в Пуатъе, а к 942 г., наконец, добрались до своей отправной точки. Между тем они оставили в Эбрейле значительную часть мощей, и на месте монахов из Пуату времен первого отступления оказалось большинство бретонцев. Другие знаменитые маршруты, монахов с о. Нуармутье, или из Фонтанеля, еще более длинны и запутанны; а некоторым монастырским общинам впоследствии пришлось бежать уже от венгров…
Бегство светской аристократии и разрушение церковной структуры повлекло за собой колоссальные земельные переделы, размах которых мы можем осознать, сравнив хартии IX и XI вв., касающиеся одного и того же института. Для вотчин каролингской эпохи обычно была характерна разбросанность по очень обширным территориям, причем правительство благоприятствовало этой тенденция, вкрапливая владения французских аббатств в территорию Германии или Северной Италии, так как это способствовало духовному единению Запада. Владения XI в. гораздо более компактны, а отдаленные угодья фигурируют только как засохшие побеги, эксплуатация которых прекратилась. Впрочем, нашествия не были ни единственной, ни даже, возможно, главной причиной этой регионализации; в этом играли значительную роль также экономические (трудность сообщения) и политические (некоторые территориальные княжества стали автономными) факторы.
Социальные последствия угадать нетрудно. Несостоятельность франкской аристократии на западе повлекла за собой образование там в X и XI вв. нового правящего класса. Падение каролингского епископата освободило место для наихудших злоупотреблений; в 990-1048 г. в Ренне (кафедру на протяжении всего X в. никто не занимал) епископский сан стали передавать от отца к сыну. Напротив, нищета разграбленных аббатств стала одной из движущих сил клюнийского движения89, которое было озабочено их восстановлением, а возможно, и другими монастырскими реформами. Наконец, нет нужды подчеркивать, что сразу после этого беспорядочного бегства, в котором каждый мог рассчитывать только на себя самого, необходимость склониться перед высшей государственной властью уже не импонировала умам, и особенно духовенству, которое столько сделало для величия Империи в IX веке.
Проблемы цивилизации: интеллектуальные аспекты
Не исключено, что каролингский мир пал жертвой в большей степени собственного интеллектуального упадка, чем изобретательности своих врагов. Первое «имперское» поколение в какой-то мере осознало сущность угрозы викингов и начало трезво реагировать. Однако оно дожило примерно до середины IX в., когда эта опасность только начинала усиливаться. После этого уже не было ничего, кроме растерянности и беспорядка. Запланированные ответные меры франков, иногда не лишенные определенной эффективности, были заброшены одни за другими. Наиболее разумные шаги перед лицом первых рейдов были предприняты Карлом Великим. Например, в 811 г. он создал флоты в Булони и Генте и вступил в сношения с датским королем Хеммингом. Королевские Анналы под 813 г. свидетельствуют, что в империи располагали точной информацией о внутренней ситуации в Скандинавии. Эпизод, связанный с «русами», пришедшими в Ингельхейм в 839 г., говорит об умении распознавать шведов среди остальных скандинавов. В 847 г. в Мерилсенском капитулярии предполагалось начать дипломатические переговоры с Данией, чтобы добиться прекращения нападений датчан. А главное, при Людовике Благочестивом были приложены значительные усилия, чтобы христианизировать и тем самым утихомирить народы Скандинавии. В Голштинии была создана миссионерская база, и в Данию и Швецию был послан архиепископ Эббон, а затем монах Ансгарий; их деятельность продолжалась в течение одного поколения, примерно до 865 года. Во второй половине IX в. сведений и контактов уже нет, подготовка к отпору на море прекращена. Франки практически утратили всякое знание о скандинавском мире как раз тогда, когда опасность достигла своей высшей точки. Ученые возглавили этот катастрофический процесс. Можно содрогнуться, видя как Рабан Мавр91, посвятивший в 855–856 гг. одну из своих книг Лотарю II, простодушно добавляет к ней отрывки из Вегеция92 «из-за очень частых нападений варваров»: абсолютная новизна и, главное, морской характер тактики викингов ускользали от лучших умов! Иного выхода, помимо обращения к книжным источникам, ученые не находили.
Очень показательно то рвение, с которым духовенство стремилось обрядить викингов в обноски всех варваров из своих библиотек. В 1Хв. родилось тождество маркоманны=норманны (возможно, по причине названия Дании (Danemark?)), безусловно, появившись из-под пера все того же Рабана Мавра. В X в. без особого успеха предпринимаются попытки ввести в оборот названия скифы, вестготы или вандалы. Затем в начале XI в. Дудон Сен-Кантенский отмел всю дунайскую коллекцию; он ввел в обращение тройку — Dacus («дан») вместо Danus («дан») (датчанин), Noricus («норик») (для норвежцев), Suavus («свев») (для шведов) — первые два имени которой имели огромный успех. Он неоправданно находил скандинавские корни во всем, что Иордан поведал об пребывании готов между Балтийским и Черным морем. Неудивительно, что простой народ реагировал еще более бестолково. То в районе Нарбонна викингов принимают за евреев, африканцев или бретонцев. То в Бургундии распространяется слух, что знаменитыйХастингс — это всего-навсего крестьянин, бежавший из Транкольле-Репо около Труа. Сам Эгинхард93 признавал наличие связи между кометой 837 г. и норманнскими грабежами. A posteriori обнаруживалось, что их приход предсказывался многими пророками, вроде Этелъдреды, аббатиссы монастыря в Или в VII веке.
Трезвостью отличалась лишь реакция короля Англии Альфреда Великого, претворявшего в жизнь методическую программу строительства наземных укреплений, главным образом, в Мидланде, и кораблей. В 896 г. король, сознательно подражая в этом викингам, приступил к созданию большого флота, связанного, как и сухопутная армия, с совершенной налоговой системой. Она была настолько эффективной, что в этом последнем вопросе англичанам, без сомнения, подражали сами скандинавы. Эти события произошли в самый разгар интеллектуального возрождения, когда король постарался собрать географические сведения о Скандинавии из первых рук.
Это звучит необычно, но христианские священники конца X — начала XI в. оказались в состоянии без единого руководства и общей программы осуществить то, что не смогла сделать в эпоху расцвета Империя франков. Как только улегся первый порыв бури, в обстановке, напоминавшей о германских миссиях до св. Бонифация, начался огромный приток желающих отправиться обращать скандинавов. Безусловно, на Севере они встретили хороший прием, поскольку уже не были представителями государства, способного планировать завоевания. Миссионеры прибывали в Скандинавию сразу со всех сторон, главным образом из Англии и Северной Германии, но, изредка и несколько позже, из Нормандии, православного мира и даже Армении. С искусством и изобретательностью они использовали все предоставлявшиеся им для проповеди возможности, будь то в заморских колониях или метрополии, в торговых городах, в среде сельской аристократии или в окружении королей. Эти многообразные усилия в эпоху, когда повсюду обнаруживается упадок и секуляризация Церкви, заслуживают быть замеченными. Они не были методичными, будучи подвержены значительным колебаниям, за исключением окружения архиепископов Бремена-Гамбурга, которые с IX в. постоянно руководили миссионерством в Скандинавии, но оказались в невыгодном положении из-за подозрений, которые возбуждала у датчан имперская политика Оттонов. Тем не менее это, несомненно, была непосредственная реакция благочестивых душ на опасность, нависшую над христианским миром.
