Марк Блок - Характерные черты французской аграрной истории
Все эти социальные категории являются к тому же часто лишь этапами одного и того же восхождения: богатый крестьянин станет родоначальником «господ», а те в свою очередь, возможно, родоначальниками дворян. С конца XV века первые собиратели земель рекрутируются главным образом среди этих мелких деревенских или местечковых капиталистов — купцов, нотариусов и ростовщиков, — игравших тогда в экономически обновленном обществе (все более и более подвластном денежному кумиру) роль, конечно, более скромную, чем крупные банковские и торговые авантюристы, но не менее эффективную, в сущности, роль фермента. Это были люди, которых обычно не мучили сомнения, но которые умели видеть ясно и далеко. Этот процесс был всеобщим и повторялся в каждой провинции: одно и то же упорство в покупке земель присуще и Жому Дедье, юристу из Олиуля (Ollioules), в Провансе, и сиру Пьеру Бобиссону, купцу из Плэзанса (Plaisance), в Монморильонэ (Montmorillonnais), и Пьеру Сесилю, советнику его величества Филиппа II в Дольском парламенте. Сеньоры последовали этому примеру с некоторым запозданием, притом они зачастую лишь продолжали дело своих рожденных в ротюре предков. Крупный земельный собственник Александр Мэрте, советник Дижонского парламента при Людовике XIV и сеньор Мино (Minot) в Бургундии, происходит от мелкого деревенского торговца, начавшего в XVI веке накоплять недвижимость в этих же местах. Родом из Кана или его окрестностей, семья Перротт де Кэрон владеет в 1666 году почти всеми крупными пашнями, расположенными целыми кусками вокруг деревни Бретвилль, лОргейез (Bretteville lOrgueilleuse). Члены этой семьи неизменно носили звание оруженосцев и ставили за своим родовым именем название сеньории: сеньоры де Сен-Лоран, де ла Гер, де Карданвилль, де Сен-Вигор, де ла Пигассьер. Но их дворянство насчитывало всего лишь два столетия, а состояние было создано, конечно, сначала благодаря торговле и должностям, а затем быстро укреплено солидными земельными приобретениями. С 1482 года Никола де Кэрон владел вблизи деревни полем, которое называлось тогда Grand clos; как сказано в описи, «названный огороженный участок перешел к нему от многих лиц как в результате покупки и обмена, так и другим путем»{111}. Часто, как это было в Мино с семейством Мэрте, ранг сеньории устанавливался для поместья лишь потом. За три года, с 1527 по 1529, генеральный прокурор Бургундского парламента заключил двадцать две купчие с десятью различными собственниками и таким образом создал свой домен Ла Во (La Vault;, площадь которого достигала 60 га, после чего он стал здесь собственником части сеньориальных прав и правосудия{112}.
В XVII и XVIII веках традиции этих земельных приобретений следуют и семьи высшей буржуазии. Она проникает и в дворянские семьи. Для разбогатевшего купца присоединить луга к пашням и виноградники к лесу — это обеспечить состояние потомству на более прочных основах, чем случайности торговли. «Семьи, — пишет Кольбер, — могут удерживаться в том же положении лишь благодаря солидному обзаведению земельными владениями». Это способствует также росту престижа семьи: обладание землей и сеньориальными правами, которые рано или поздно приходят вслед за ней, вызывает уважение и подготавливает получение дворянского звания. Для настоящего дворянина это значит защитить себя от непредвиденных случайностей, возможных при взимании повинностей. Наконец, для всех, кто имел какие-нибудь деньги, — для дворянства старого и нового происхождения или для простых ротюрье — в XVII веке появился еще новый довод в пользу земельных приобретений: почти полное отсутствие возможности прибыльного и надежного помещения капитала в другом месте. Поля покупали, как покупали впоследствии государственные ренты, железнодорожные облигации или нефтяные акции. Это дело требовало длительного времени! Экскому адвокату Антуану де Крозу потребовалась целая или почти целая жизнь, чтобы восстановить для себя сеньорию Линсель (Lincel), раздробленную между столькими лицами, что первый приобретенный им у несостоятельного должника участок составлял лишь одну сорок восьмую ее часть; сеньорам де Лантене (Lantenay), в Бургундии, потребовалось 75 лет, чтобы составить из многих клочков участок, получивший с тех пор характерное название Большого Куска; 161 год ушел на то, чтобы собрать в своих руках землю, на которой они в конце концов воздвигли свой замок. Но, как видно, труды отнюдь не пропали даром.
В некоторых областях эта концентрация земель зашла достаточно далеко, чтобы изменить само размещение людей на земле. Там, где преобладали крупные деревни, земли были слишком обширны и число жителей слишком значительно, чтобы один владелец мог заменить это множество земледельцев. Напротив, в областях огороженных полей Центра и, быть может, Бретани, где населенные пункты были гораздо мельче, а раздробление земель менее резко выражено, в зонах недавней распашки, где поднимавшие целину люди поселялись маленькими деревушками, удачливый собственник мог вполне захватить постепенно всю округу. Не раз вместо прежней горсточки домов в области Монморильон (Mont-morillon), в Лимузене, на холмах области Монбельяр (Montbéliard) возникала стоящая в одиночестве большая ферма, вокруг которой группировались поля{113}. Укрупнение земельных владений, осуществленное при старом порядке буржуазией и дворянством, вызвало новый прогресс распыления населения.
Старые сеньориальные домены там, где они еще частично существовали, могли послужить лишь исходным пунктом для восстановления домениальных земель, которые в значительной степени превосходили их. кое-где в результате обменных операций удалось осуществить удачное округление земель, но, само собой разумеется, объединение парцелл было в основном достигнуто за счет покупок. Почему же многие мелкие крестьяне были вынуждены продать отцовские поля? Почему они оказались столь стесненными в средствах?
Иногда их нужда была вызвана каким-либо неожиданным событием, например войной. Показательно, что в Бургундии конца XVII века деревни, насчитывавшие наименьшее количество наследственных держателей, были именно теми поселениями, которые претерпели в течение столетия наиболее сильные опустошения в результате вторжений и сражений. Некоторые прежние жители покинули их и никогда больше не вернулись; их земля, ставшая выморочным имуществом, досталась сеньору, который, будучи более дальновидным, чем его предшественники после Столетней войны, и находясь в более благоприятных экономических условиях, поостерегся вновь раздать ее в качестве наследственных держаний; он сохранил ее для себя или же, если считал необходимым сдать ее в аренду, заключал договор на определенный срок. Однако многие цензитарии остались на месте или вернулись, но, не имея кредита, подыхая с голоду и зачастую обремененные долгами, они вынуждены были продавать свои земли по низкой цене.
Однако для того, чтобы сельские массы оказались в безвыходном финансовом положении, вовсе не обязательны были неожиданные происшествия. Для этого было вполне достаточно трудностей приспособления к новой экономической жизни. Прошли те времена, когда мелкий производитель — худо ли, хорошо ли (скорее худо, чем хорошо) — мог и умел жить за счет своего хозяйства. Отныне приходилось без конца заглядывать в кошелек: платить налоговому сборщику; платить агенту государства (причем потребности последнего в результате экономической революции увеличились в сотни раз); платить агенту сеньора, который, так же как государство, увеличил свои притязания в соответствии с требованиями эпохи; платить купцу, ибо; согласно жизненным привычкам, укоренившимся даже среди самых обездоленных людей, нельзя было отныне отказываться от покупки некоторых товаров или продуктов. Конечно, под рукой были плоды земли, часть которых можно было продать, по крайней мере в хорошие годы. Но продать — это еще не все. Чтобы извлечь из этого некоторую выгоду, надо совершить продажу в благоприятный момент, следовательно, надо уметь выжидать и предвидеть, а это зависит от наличия запасов и от склада ума. Но у мелкого крестьянина не было ни избытка капиталов, ни умения взвешивать конъюнктуру. В XVI–XVIII веках были созданы значительные состояния благодаря торговле зерном. Обладатели этих состояний были чаще всего купцами, хлебными торговцами (blatiers), иногда также крупными крестьянами, трактирщиками, предпринимателями различных перевозок. «Средний» деревенский житель выиграл от этого гораздо меньше. Ощущавшаяся столькими деревенскими жителями необходимость достать любой ценой наличные деньги нашла свое выражение (при старом порядке во многих районах) в том рвении, с которым они добивались получить работу на дому, чтобы в форме заработной платы иметь какие-то добавочные средства. Еще чаще они брали взаймы, само собой разумеется, под очень обременительные проценты. Сельскохозяйственный кредит не был ни организован, ни предусмотрен. Зато изобретательность денежных воротил была беспредельной: ссуды деньгами, ссуды хлебом, ссуды скотом под залог земли или будущего урожая, часто (особенно в XVI веке в силу старинных запретов, еще лежавших на взимании процентов) скрытые под маской совершенно безобидных контрактов. Все эти хитроумные и разнообразные комбинации имели один результат — еще более тяжелое обременение должника. Раз попав в долговую кабалу, будучи не в состоянии удовлетворить сразу требования чиновника государственного фиска, сеньориального агента и деревенского ростовщика, крестьянин, если даже ему удавалось избежать наложения ареста на имущество или продажи «по приговору», вынужден был все же в конце концов продать по своей воле несколько кусков полей, виноградников или лугов. Часто в роли покупателя выступал сам заимодавец, бывший в то же время перекупщиком земель — «посредником» (moyenneur), как говорили в Пуату в XVI веке, и ростовщиком; возможно, что с самого начала, когда он согласился предоставить заем, он рассчитывал именно на это. Он намеревался либо сохранить землю за собой и превратиться в свою очередь в земельного собственника (первый шаг по дороге, ведущей к социальному престижу и дворянству), либо выгодно перепродать ее какому-нибудь более богатому буржуа или дворянину. В другом случае продавец, нуждаясь в деньгах, с самого начала обращается к крупному купцу или к своему собственному сеньору. Все эти люди, разумеется, не покупают наобум; они знают цену «хорошо отграниченным» землям, по возможности смежным «с огороженным участком при доме»{114} или, во всяком случае, состоящим из небольшого количества крупных цельных кусков. В основе возрождения крупных хозяйств, в основе стольких прекрасных доменов, возникающих и растущих в то время в сельских местностях, лежит прежде всего (как это, несомненно, раскроют кропотливые исследования, которые придется со временем предпринять для всех провинций) долгий и тяжелый кризис кредита в финансировании крестьянской жизни[111].
