Томас Рид - Охотники за жирафами (Буры 3)
Раненый зверь пробежал чуть ли не милю, потом остановился и яростно зарычал.
С ним явно творилось что-то неладное - он завертелся, точно на вертеле, и вообще вел себя самым странным образом.
Яд начинал действовать, и мучения льва, видимо, усиливались с каждой минутой. Он упал и стал кататься по земле; потом поднялся на задние ноги и взревел, словно обезумев. Одно мгновение он даже пытался стать на голову. Потом бешено накинулся на растущее рядом дерево и принялся зубами и когтями сдирать с него кору, пятная ветви кровью. Казалось, он жаждал разнести в клочья весь мир!
Никогда еще нашим путешественникам при всем их охотничьем опыте не случалось видеть такую отчаянную борьбу со смертью.
На мучения громадного зверя было страшно смотреть, и в зрителях пробудилась жалость. Они избавили бы его от страданий, всадив в него пулю, если б не стремились узнать все, что касается действия яда.
С того мгновения, как лев остановился, и до того, как он испустил дух, прошло минут пятнадцать. Все это время он проделывал самые разнообразные акробатические трюки, - охотникам не приходилось видеть такое даже в цирке.
Едва бушмены удостоверились в том, что лев мертв, они отрубили ему лапы и понесли их в селение.
Глава LX
СЧАСТЬЕ ВДРУГ ПОВЕРНУЛОСЬ СПИНОЙ
На третий день после того, как путешественники покинули деревню бушменов, их разбудили громкие крики черных обезьян в соседней роще. Судя по отчаянным крикам, обезьяны, вероятно, попали в беду.
Пока готовили завтрак и нагружали вьючных лошадей и быков, Виллем и Аренд пошли к роще, откуда доносились крики. Сейчас они стали еще пронзительнее и на языке обезьян, казалось, означали: "Караул! Убивают!"
На дереве, где примостилось штук пятнадцать - двадцать этих четвероруких, каждая величиной с кошку, охотники увидели молодого леопарда, пытавшегося поймать одну из этих черных обезьянок себе на завтрак. Спасаясь от врага, они забирались на самые тонкие ветки, и леопард не решался за ними следовать, зная, что эти ветки не выдержат его тяжести.
Некоторое время охотники забавлялись, наблюдая за бесплодными усилиями леопарда добыть себе еду. Леопард преследовал обезьяну, убегавшую по ветке, пока ветка не делалась слишком тонкой, чтоб он мог идти по ней дальше.
Он останавливался в двух-трех футах от визжавшей обезьяны, протягивал лапу и обнажал белые зубы, улыбаясь, словно хотел поздороваться со зверьком, которого собирался сожрать.
Убедившись, что до этой обезьянки ему не добраться, он оставлял ее и затевал ту же игру с другой.
Наконец он загнал одну обезьяну на крупный сухой сук, протянувшийся горизонтально от ствола. Конец сука был обломан, тут не было тонких веток, на которых обезьяна могла найти себе пристанище; и ничто не мешало леопарду последовать за ней и не спеша схватить. Не оказалось поблизости и другой ветки, на которую обезьяна могла бы перескочить; действительно, податься было некуда. Поняв это, она повернулась к охотникам, стоявшим внизу, и посмотрела на них с таким выражением, будто хотела сказать: "Спасите меня! Спасите!"
Леопард, которого мучил голод, заметил двоих охотников только тогда, когда они оказались ярдах в двадцати от дерева, а он уже нагонял обезьянку на сухой ветви. Тут он вдруг остановился. Он увидел "божественный лик человека", и инстинкт подсказал ему, что опасность близка. Леопард уставился на пришельцев горящими глазами, словно обдумывал, не позавтракать ли ими вместо обезьяны.
- Оставь про запас пулю, Гендрик! - крикнул Виллем, вскинув ружье. - Твой выстрел может понадобиться.
Виллем спустил курок, и леопард кувырком полетел на землю. Гендрику не пришлось истратить на него заряд: зверь упал, сраженный насмерть. Виллем схватил его за задние лапы и поволок к лагерю.
Лагерь был близко, и вскоре охотники его увидели. К своему удивлению, они заметили, что там царит смятение. Быки и лошади разбегались во все стороны, бежали и люди.
Что бы это значило?
Недоумение рассеялось, когда охотники увидели посреди лагеря какое-то огромное животное. Это оказался необычных размеров носорог. Свирепый зверь стоял посередине лагеря, как бы размышляя, за кем из убегавших ему погнаться. Он был зол, оттого, что придя на место, где обыкновенно утолял жажду, застал там посторонних.
Черный носорог может, не колеблясь, броситься на целый кавалерийский полк: неудивительно, что этот зверь, внезапно вторгшийся в лагерь, обратил в бегство людей и животных - всех, кто в состоянии был удрать. Один из жирафов был так крепко привязан, что не мог спастись. Он барахтался на земле, стараясь высвободиться, а с ним рядом лежал бык, которого носорог опрокинул, когда ворвался в лагерь. Второй жираф мчался по равнине, далеко обогнав всех быков и лошадей. Казалось, он несся, подгоняемый не только страхом, но и вновь проснувшейся в нем любовью к свободе.
Вскоре носорог сделал выбор - пустился в погоню за одной из вьючных лошадей. Виллем был верхом. Он, пожалуй, еще мог бы догнать беглеца, но теперь, когда жираф намного опередил охотников, на это нечего было надеяться. Однако нельзя было терять ни секунды - надо попытаться сделать все возможное. Предоставив остальным собирать лошадей и быков, которые разбрелись по равнине, Виллем, сопровождаемый Гендриком, Конго и Следопытом, поскакал к роще.
Виллем ван Вейк, всего лишь час назад счастливейший в мире охотник, был теперь едва ли не самым несчастным: один из двух пойманных жирафов, ради которых Виллем столько натерпелся, сбежал и, по всей вероятности, никогда больше не попадется на глаза белому человеку. Теперь неизвестно, когда осуществится заветная мечта Виллема. А может быть, она и вовсе не сбудется.
Один жираф не имел в его глазах большой цены. Ему необходимо два; кто знает, представится ли ему случай добыть второго. Кроме того, он не был уверен, что сумеет уберечь оставшегося. Смерть может вырвать добычу у него из рук. Стараясь освободиться из петли, жираф причинил себе увечья, и Виллем, покидая лагерь, видел, что макололо не удалось поднять его на ноги. Большая задача, которую поставил себе Виллем - главная цель их экспедиции, - по-прежнему не была решена.
Вот какие мысли терзали охотника, когда он торопил Конго и собаку быстрее идти по следу, ведущему через лес.
Глава LXI
ПРОПАВШИЙ НАЙДЕН
Виллем опасался, что лес этот тянется на много миль, а он оказался всего только небольшой рощицей; они быстро ее пересекли и опять выехали на равнину. Жирафа не было видно, но они сразу отыскали на равнине его следы.
Желания Виллема то и дело менялись. Сперва он боялся, что жираф затеряется в густом лесу, где за ним не угнаться на лошади, а теперь, когда он увидел перед собой бесконечную равнину, он стал опасаться, как бы сбежавший пленник не умчался куда-нибудь далеко, и пожалел, что жираф не остался в лесу.
Под сенью рощи он нашел бы себе кров и пищу и задержался бы; там они его и застали бы, между тем как на открытой местности он вряд ли станет задерживаться. А теперь его и не видать, - уж наверно, он опередил их на много миль.
По следу быстро не пойдешь; приходилось двигаться вдвое медленнее, чем жираф, бежавший в поисках своих родителей, с которыми его так жестоко разлучили несколько дней назад.
Значит, чем дольше Виллем со своими спутниками будут идти за жирафом, тем больше они от него отстанут!
Наши любители приключений это отлично понимали.
- Незачем идти дальше, - заметил Гендрик. - Жирафа мы потеряли. Вернемся лучше назад, в лагерь.
- Ничего подобного! - возразил Виллем. - Малыш мой, и так легко я с ним не расстанусь. Я буду за ним гнаться до тех пор, пока не свалюсь с лошади. Должен же он когда-нибудь и где-нибудь остановиться! И когда бы это ни случилось, я подоспею и еще разок погляжу на него.
Рассчитывая, что еще часом-другим этой явно безнадежной погони удовлетворится даже Виллем, Гендрик не стал возражать и двинулся дальше за Конго, который шел впереди всех по следу.
Было уже за полдень, солнце клонилось к западу.
Они выехали из лагеря не позавтракав и в спешке не захватили с собой никакой еды. Страдая от жажды, ослабев от голода и утомительной езды по следу под палящими лучами солнца, они двигались вперед довольно уныло.
- Виллем! - воскликнул наконец Гендрик, круто осаживая коня. - В пределах разумного я на все готов, но то, что мы сейчас делаем, - бессмыслица. Мы и так уже чересчур далеко забрались. Вряд ли мы успеем вернуться в лагерь засветло. Я дальше не еду.
- Отлично, - ответил Виллем. - Не смею упрекать тебя. Ты волен поступать, как знаешь, а я пойду. Нечего мне ждать, что другие станут поступать так же глупо, как я. Это моя забота, а тебе и Конго лучше вернуться. Оставьте мне собаку, и я пойду по следам жирафа без вас.
- Нет, нет, баас Виллем! - воскликнул Конго. - Я с вами, и Следопыт тоже. Мы вас не бросим.
