Томас Рид - Охотники за жирафами (Буры 3)
Выехав из селения, охотники поскакали по равнине, раскинувшейся к северу; в той стороне они увидели что-то вроде стада и тут же подумали, не их ли это пропажа. Они не ошиблись. Это были украденные лошади и быки. Охраняли животных лишь несколько женщин и детей, которые с неистовым криком бросились бежать, едва увидели белых.
Виллем и Гендрик погнались вслед за перепуганными женщинами, которые бежали со всех ног. Судя по всему, женщины не сомневались, что если их догонят, то непременно убьют.
Охотники были очень рады, что вернули свое имущество, и не имели ни малейшего желания обижать беззащитных женщин, и все же они оказались причиной гибели одной из беглянок.
Мчась галопом за кучкой перепуганных детей и женщин, всадники увидели, что одна из них немного отстала и вдруг упала на землю. Виллем и Гендрик придержали коней и повернули к упавшей. Подъехав ближе, они увидели ее тусклые, остекленевшие глаза и поняли, что она умерла.
Гендрик спешился и приложил руку к ее сердцу. Сердце не билось. Женщина не дышала. Она была мертва. Испуг убил ее!
Возле нее лежал ребенок, не старше трех лет. Все же его глаза, устремленные на Гендрика, сверкали гневом. Страх перед белым человеком не смирил его инстинктивной, точно у зверька, враждебности, и весь его вид доказывал справедливость распространенного мнения, будто африканский ребенок, подобно детенышу льва, рождается с поразительно развитыми умственными способностями.
Тем временем остальные женщины убежали уже далеко и не услышали бы, если бы их позвали назад. Гендрику не хотелось оставлять ребенка возле мертвой матери. Не зная, как поступить, он обратился к подъехавшему Виллему.
- Мы испугали эту женщину насмерть, - сказал Гендрик. - После нее остался ребенок. Что нам с ним делать? Нельзя же бросить беднягу здесь.
- Вот несчастье! - сказал Виллем, взглянув на мертвое тело. - Чернокожие подумают, что это мы убили женщину, и у них составится превратное мнение о белых. Надо отвезти ребенка в деревню и отдать его. Мы скажем, что женщина умерла по собственной глупости, - ведь это так и есть. Дай-ка мне этого негритенка.
Едва Гендрик наклонился к ребенку, тот отчаянно заорал, не желая расставаться с матерью. Сопротивление выразилось не только в крике. Словно тигренок, он царапал и кусал державшие его руки: это было совсем не похоже на поведение его взрослых родичей бечуанов, которые испытывают инстинктивный страх перед белыми и избегают каких-либо столкновений с ними.
Держа чернокожего малыша под мышкой, Виллем галопом поскакал за скотом и с помощью своих товарищей меньше чем через час пригнал стадо к деревне. Недоставало лишь того быка, шкура которого висела на крыше хижины.
Ребенка передали вождю. Черныш рассказал ему, при каких обстоятельствах ребенка нашли, и перевел бечуанам совет Виллема никогда больше не зариться на чужое добро. К удивлению охотников, вождь и несколько его старейшин заявили, что знать ничего не знают ни о животных, ни об охранявших стадо женщинах; но тут двое макололо признали нескольких бечуанов, которые громче всех утверждали, будто они впервые слышат о скотине: они-то угнали лошадей и быков.
Чтобы спастись от нестройного крика туземцев, охотники поспешно повернули назад, уводя свое стадо.
Гендрик и Аренд не прочь были наказать бечуанов за их вероломство, за потерю времени и все те неприятности, которые они причинили, но великодушный Виллем удержал их. Он считал, что туземцев нельзя винить эа их проступок, как нельзя винить птицу за то, что она заглатывает подвернувшегося ей червяка.
- Эти бедняги, - сказал он, - не понимают, что делают. Они не отличают добра от зла. Пусть наше милосердие послужит им уроком.
Глава LIX
ОХОТА НА ЛЬВОВ
И вот наши любители приключений опять на пути домой.
Против ожиданий, жирафы почти не причиняли им хлопот. Ремня, обвязанного вокруг шеи, было достаточно, чтобы они покорно шли вперед.
Способ, каким их поймали, с первой минуты научил их, что воля человека сильнее их воли, и с той поры, то ли из хитрости, то ли по глупости, они больше не сопротивлялись.
Можно было не опасаться, что они отобьются в пути, даже если бы им предоставили возможность это сделать. Подобно прирученным слонам, они не знали ни своей силы, ни своего проворства и вскоре стали не менее послушны, чем любая лошадь или бык.
В течение нескольких дней не случилось ничего, о чем стоило бы упомянуть, да охотники и не мечтали больше ни о каких приключениях. Они получили все, чего хотели, и даже такой страстный охотник, как Виллем, не свернул бы в сторону, чтобы убить самую прекрасную антилопу, когда-либо ступавшую по равнинам Африки, если б ему не приходилось добывать мясо на обед.
Они провели в пути еще две недели, и вот Черныш очутился в краю, где жило много его соплеменников - бушменов. Он давно предвкушал удовольствие побывать в этих местах, хотя влекли его туда не лучезарные воспоминания детства, а просто любовь к родине - чувство, присущее всякому человеку. Своим молодым хозяевам он всегда изображал бушменов доблестными воинами и охотниками, утверждая, что они добры, гостеприимны, умны, - во всех отношениях превосходят соотечественников его соперника Конго.
Охотники находились сейчас в крае, населением несколькими кочующими племенами бушменов, и им мог представиться не один случай проверить справедливость утверждений Черныша.
Так оно и вышло. Однажды перед вечером они прибыли в поселение бушменов своеобразную деревню, где жило семейств пятьдесят. Узнав, что поблизости нигде не найти подходящего места для привала, путешественники решили заночевать в этой бушменской деревне.
Первым проявлением гостеприимства бушменов, которое так расхваливал Черныш, было то, что они всем племенем стали выпрашивать табак, спиртные напитки, одежду и все, что видели у охотников, а взамен милостиво разрешили брать воду из пруда, находившегося рядом с деревней, и только.
Ночью лев унес телку, принадлежавшую главе селения, а утром двоим туземцам было приказано выследить и убить льва. Охотники не раз слышали рассказы о том, как бушмены убивают львов. Им очень хотелось своими глазами увидеть это, и они попросили разрешения сопровождать двух смельчаков.
Отправляясь на охоту за царем зверей, каждый взял с собой только буйволову шкуру, небольшой лук и несколько отравленных стрел.
Следы льва вели к леску, росшему в полутора милях от деревни. Путешественники направились туда, полные любопытства: верно ли, что такая крошечная стрела несет льву смерть? И как бушмены осмелятся подойти к такому страшному зверю настолько близко, чтобы пустить в него стрелу?
Оказывается, вовсе нетрудно подойти близко ко льву, когда он досыта наелся. Как бушмены и предполагали, после обильной трапезы свирепый хищник спал глубоким сном.
Оба бушмена подкрались к нему совсем близко - так близко, что почти касались спящего льва.
Наши зрители остановились поодаль, спешились и, готовые в любую минуту пустить в ход ружья, двинулись следом за бушменами в нескольких ярдах позади, невольно восхищаясь их бесстрашием.
Только один из них натянул лук. Второй, растянув обеими руками буйволову шкуру, подошел к льву еще ближе, чем тот, который готовился пронзить льва смертоносной стрелой.
Охотники смотрели затаив дыхание. Ведь лев мог в одну секунду повергнуть этих двух малорослых людей на землю, смять их и разорвать на куски.
Еще минута - и крошечная стрела вонзилась меж ребер громадного зверя. И в то мгновение, как он, гневно взревев, вскочил на ноги, в тот самый миг, как перед глазами у него мелькнули два человеческих лица, ему на голову накинули буйволову шкуру.
Лев отпрянул назад, быстро повернулся и высвободился из-под шкуры; потом, пораженный непонятным столкновением, он бросился бежать и ни разу не оглянулся.
Бушмены сделали свое дело: они убили льва. Отравленная стрела проникла в тело, и смерть его была так же неизбежна, как если бы ему снесло голову пушечным ядром.
Но оказалось, это еще не все. Бушменам было приказано принести своему вождю все четыре львиные лапы в доказательство, что лев убит. Они должны были идти за львом, пока тот не упадет мертвым, и охотники, которым хотелось видеть все до конца, следовали за ними.
Сначала лев уходил медленно, словно бы даже равнодушно, но постепенно он все убыстрял шаг.
Стрела могла разве только пробить толстую кожу, и, боясь, как бы лев не остался жив, Виллем пожалел, что не всадил в него пулю из своего ружья.
- Очень хорошо, что ты этого не сделал, - заметил Ганс. - Ты испортил бы нам все удовольствие от этой охоты. Мне хочется увидеть, как действуют их отравленные стрелы, и своими глазами убедиться, что льва можно умертвить таким легким способом.
Раненый зверь пробежал чуть ли не милю, потом остановился и яростно зарычал.
