Олег Айрапетов - На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история
Процессы, которые шли в Азии, вызывали весьма значительное внимание в Вене и Берлине. Естественно, что ухудшение англо-русских отношений вызывало там прилив энтузиазма{847}. Для того, чтобы компенсировать русское и германское присутствие на морских подступах к Пекину, 1 июля 1899 г. Англия арендовала у Китая порт Вейхайвей — «на тот срок, пока Порт-Артур будет оставаться во владении России»{848}. На Дальнем Востоке, таким образом, складывалась на редкость тяжелая обстановка — три европейские державы — Германия, Россия, Великобритания захватили три военно-морские базы в непосредственной близости от Пекина и Японии. При этом русская (Порт-Артур) и британская (Вейхайвэй) базы были первоначально нацелены друг против друга. «Единство Китая, как отмечал Э. Грей, — было священным принципом, действовавшим против Японии, но не против европейских держав, которые провозгласили его после победы Японии над Китаем»{849}. Это обещало мрачные перспективы на будущее. В Токио усиливалась подозрительность и росли самые мрачные ожидания.
Глава 10. Русско-японские противоречия в Корее
Японии было необходимо жизненное пространство в Китае и безопасный плацдарм в Корее. Островная империя видела угрозу своим планам со стороны европейских держав. «Новыми врагами, — вспоминал об этом времени Кикудзиро Исии, — были не дикие племена сучен или монголы, а две самые сильные, самые алчные державы мира — Германия и Россия. В новых условиях Япония очутилась перед необходимостью рисковать всем, чтобы устранить эту новую угрозу… Как зубы страдали бы от холода без губ, также и Японию ожидала бы трагическая судьба, если бы территория Китая была потеряна. А по движению западных держав на восток было ясно, что она скоро может быть потеряна»{850}. Изменение положения в Китае усилило убежденность Японии в неизбежности войны с Россией. Уже в 1898 г. политика европейских стран и Японии вызвала в Китае движение против иностранцев. Нечто подобное происходило и в Корее, где противоречия России и Японии были также весьма острыми.
С 1885 года в Сеуле присутствовала русская дипломатическая миссия, русское влияние долгое время имело тенденцию к росту при дворе короля Коджона. Сторонницей русской ориентации и главой анти-японской партии была королева Мин Менсон, однако 8 октября 1895 года, во время организованного японским послом ген.-л. виконтом Миура Горо переворота, она была зверски убита. Прояпонски настроенные придворные нанесли ей несколько ранений холодным оружием, выкинули ее в окно и потом, облив керосином, сожгли истекающую кровью женщину. Король был бессилен — он опасался своих солдат.
Долгое время королевское войско было немногочисленным — около 10 тыс. чел. Это были воины, обученные по японскому и китайскому образцам, и несшие в основном службу дворцовой стражи или охраны губернаторов. С 1888 года корейскую армию инструктировали американцы, но в 1895 году их сменили японские учителя. Небольшая корейская армия почти полностью находилась под контролем японцев — они обучали все 5 столичных и 2 из 8 провинциальных батальонов и не очень стремились получить хорошие результаты. Впрочем, в этот период корейская армия использовалась в основном для полицейских функций, а значительная ее часть, особенно в провинции, существовала только на бумаге. Россия заявила энергичный протест, ген. Горо был отозван. Охрана русской дипломатической миссии была доведена до 160 человек за счет десанта пришедшего в Инчхон крейсера «Адмирал Корнилов»{851}.
29 января 1896 г. король Коджон вместе с наследником бежал из дворца, контролируемого японцами, и укрылся в здании русской миссии. Тут он подписал указ об отстранении японофилов от власти. Значительная часть из них вскоре была перебита народом. Раздражение против них было чрезвычайно сильным{852}. Здесь же было подписано соглашение, предполагавшее передачу обучения корейской армии русской военной миссии во главе с полковником Генерального Штаба Д. В. Путятой, занимавшим пост старшего делопроизводителя Военно-Ученого Комитета Главного Штаба. Всего лишь с октября по декабрь 1896 года первая партия инструкторов в составе 2 младших офицеров, 10 унтер-офицеров и доктора сумела подготовить батальон(800 чел.), который приступил к охране королевского дворца{853}. За шесть месяцев русские специалисты, подобранные из числа знакомых с реалиями Дальнего Востока служащих 3-го и 10-го Восточно-Сибирских линейных батальонов, добились значительных успехов в строевой и стрелковой подготовке корейских солдат. Обучение велось по русским уставам{854}.
«То было время наибольшего нашего влияния. — Вспоминал в 1901 году свидетель этих событий. — В Корее русским правительством подготовлялась почва для непосредственного участия и воздействия на ход дел нашей соседки, в судьбу которой вмешивалась и американцы и японцы; первые для устройства коммерческих предприятий и авантюристских похождений на государственной службе у корейцев, а вторые — мечтая из лучшей части Кореи создать свою колонию, чему они положили доброе начало в Фузане, Гензане и многих иных городах, поставив гарнизоны, наводившие страх на корейцев; в то время прибыли наши инструктора из Приамурья, по инициативе ехавшего в Корею полковника Д. В. Путяты, под его началом дело установилось и через три месяца после их приезда корейские солдаты выглядели молодцами, ловкими и умелыми…»{855}.
В кратчайшие сроки русскими офицерами было обучено 2 столичных батальона, что сделало возможным возвращение короля из миссии во дворец. С конца января король начал покидать миссию и ночевать во дворце, но окончательно вернулся туда лишь в феврале 1897 года. В июле того же года прибыла еще одна партия инструкторов для обучения второго батальона. Путята планировал в течение 3 лет создать 6-тысячную кадровую корейскую армию, которая могла быть развернута до 40 тыс. чел.{856}. 2(14) мая 1896 г. представители Японии и России подписали в Сеуле договор, гарантировавший безопасность возвращения Коджона в собственный дворец{857}. Тенденция развития не могла не взволновать Токио, для которого Корейский полуостров был естественным и единственным мостом на континент. Контроль над этой дорогой был жизненно важен для японской государственной традиции.
Понимание этого простого факта в русских военных кругах присутствовало. Вот что сообщал своим читателям «Военный сборник» в 1901 г.: «Вопрос о колонизации — вопрос жизни для Японии; немыслимо было представить, что неудача заставит навсегда отказаться от притязаний на Корею и окончательно примириться с новым порядком и усилением русского влияния; то, что произошло, то послужило уроком для дальнейшего. Японцы повели в Корее пропаганду, пользуясь школой, устраивая прогулки с развлечениями для детей, празднества, народные игры, раздавая книги, и все это должно было внушить корейцам, что две сестры и брат (Корея, Япония и Китай) имеют полный интерес жить согласно, чтобы избежать опасности от большого северного медведя — России; агитация имела кое-какой успех…»{858}. В Корее в это время неприязнь к чужому, и особенно к европейскому была довольно традиционна{859}.
В марте 1898 г. правительство Японии попыталось добиться от Петербурга уступок в Корее за счет признания Манчжурии зоной особых интересов России. Русское правительство поначалу отклонило это предложение, но затем пошло на уступки. Влияние России продолжало расти, но вскоре в Корее начался хорошо организованный рост выступлений против присутствия иностранцев. 22–23 марта 1898 г. русские инструкторы вынуждены были покинуть страну. Это был компромисс, не устраивавший обе стороны, продолжившие консультации по корейскому вопросу. В конце концов они закончились соглашением между Петербургом и Токио. 13(25) апреля 1898 г. русский посланник в Японии барон Р. Р. Розен и министр иностранных дел Японии барон Т. Ниси подписали протокол о признании полной независимости Кореи, невмешательстве в ее внутренние дела. Россия обязалась не препятствовать японской торговле в Корее, телеграфные концессии были разделены: от русской границы до Сеула отдавались России, от Корейского пролива до того же города — Японии{860}. В частности, обе стороны согласились не посылать в эту страну своих военных инструкторов без консультаций друг с другом{861}. В данной ситуации это означало господство Японии. Экономически ее влияние в Корее было несравнимо более сильным, чем русское.
В начале 80-х гг. торговыми партнерами Кореи были исключительно Китай и Япония{862}. 21 мая 1882 г. был заключен договор об открытии старны для американской торговли, 6 июня 188 г. — для британской, 30 июня — для германской{863}. Показатели внешней торговли почти не менялись. Лидировала Япония. 1886 г. торговый оборот Японии и Кореи составил 2,5 млн. долларов, в то время как показатели русско-корейской торговли давали гораздо более скромную сумму в 14 тыс. долларов. И в 1898 г. ситуация мало изменилась, на долю Японии приходилось свыше 90 % корейского вывоза и ввоза. Русская торговля практически полностью ограничивалась севером Кореи. На юге полуострова японская торговля занимала господствующие позиции. В 1898 году в северокорейские порты пришло 15 русских судов(2 парусника и 13 пароходов, общей вместимостью 11 326 тонн, что составило 7,3 % ввоза и вывоза из этих гаваней. В том же году в северную Корею прибыло 379 японских судов (из них 152 парохода), вместимостью в 97 103 тонны, что составило 62,5 % грузооборота корейских портов. В 1899 году в северокорейские порты пришло уже 30 русских судов(15243 тонн — 7,8 % грузооборота), и 551 японских(139 185 тонн, 71,2 % грузооборота). Очевидно, что несмотря на относительный рост русских торговых показателей, они стабильно и серьезно отставали от таковых же японских{864}. Не зря японские бумажные деньги пользовались доверием в Корее — их охотно брали при расчетах{865}.
