Дмитрий Хмельницкий - Нацистская пропаганда против СССР. Материалы и комментарии. 1939-1945
Это начинается с доноса, часто внутри собственной семьи; однажды ночью ГПУ стучит в дверь и забирает жертву. У человека, измученного в тесных камерах, изнуренного бесчисленными допросами, будет в конечном счете с помощью одного из обычных методов пыток выдавлено признание, которое, не важно, был ли вообще вынесен приговор или нет, ведет в лагерь.
Транспортировка в лагерные районы, с недостаточным питанием, часто в лютые холода, избавляет от страданий большую часть несчастных.
В лагере заключенных набивают в тесные бараки. Скудное питание, которое к тому же зависит от результатов работы, что заставляет всех напрягать все силы, чтобы оказаться в лучшей категории, – это питание в любом случае недостаточно и ведет при исключительно высоких рабочих нормах к скорой потере сил. За малейшее нарушение накладываются ужасные наказания, например заключение в темную ледяную камеру. Постоянное перенапряжение сил, недостаток еды и отсутствие каких бы то ни было медицинских учреждений быстро приводят к тяжелым заболеваниям. Больной заключенный переводится на голодную норму, чтобы ускорить его смерть; неполноценная рабочая сила ГПУ не интересует, она подлежит, по возможности, быстрому устранению.
Только очень немногим из приговоренных к принудительным работам удалось до сих пор выбраться обратно на свободу. Один из них – Каэтан Клюг. Он был одним из руководителей марксистского «шутцбунда» в Линце и после неудачного февральского восстания должен был осенью 1934 г. бежать от мести режима Дольфуса. Его путь вел через Чехословакию в страну его мечты, в «рай крестьян и рабочих». В Москве он принял пост главы группы австрийских эмигрантов и стал членом партии. Но слишком быстро увидел он ужасную нищету рабочих и крестьян. Когда он начал открыто критиковать это, то был обвинен в шпионаже. Арест, мучительное следствие, оправдание, затем осуждение безо всяких оснований к пяти годам принудительных работ в Центральной Азии и ледяной глуши Воркуты, наконец, открыли ему глаза на настоящую суть «рая крестьян и рабочих». После выхода из лагеря, за несколько дней до начала войны с Советским Союзом ему удалось прорваться в немецкое посольство. Вместе с персоналом посольства он прибыл в Германию[56].
Нищета колхозных крестьян
Лозунгом «Земля крестьянам» большевизм привлек к себе крестьянство в дни революции. После того как окончилась Гражданская война и большевизм крепко взял власть в свои руки, быстро выяснилось, что этот лозунг был в прямом смысле слова ловушкой для крестьян. Вместо того чтобы дать крестьянину землю, у него забрали его скромное имущество и принудили вступить в колхоз. Теперь вся земля принадлежала государству, а крестьянин был не более чем дешевой рабочей скотиной, которая обрабатывала для Советов принадлежавшую ему раньше землю, должна была отдавать весь урожай и сама голодать. Результаты этой аграрной политики неминуемо вели к запустению сельского хозяйства и сельскохозяйственного производства. Колхозы в их убожестве, в их грязи и в их нищете – яркое тому свидетельство.
Если считать идею колхозов еврейской, то их организация совершенно правильна. Чтобы сделать невозможной для прежнего крестьянства возврат к самостоятельному хозяйствованию, работа внутри колхоза была так распределена и специализирована, что отдельный человек больше не был в курсе производственно-экономических предпосылок, без знания которых невозможно руководить собственным предприятием. Так, одни работают только на полях, другие заняты только в хлеву или на складе, и даже там работа специализирована. В хлеву, например, один отвечает за корм, другой за уход, третий за упряжь, в то время как четвертый, и только он один, работает кучером. Никто не берется за работу другого, потому что он ее не знает или потому что ему удобнее ее не знать.
Последствия лишения крестьян права собственности и специализации их работы очевидны. Малое желание работать, шатание без дела, потери времени, низкие урожаи и большие производственные потери. Против этого бессильны самые драконовские меры наказаний и даже отправка в лагеря, поскольку изрядная часть как раз самых лучших крестьян, противившихся коллективизации, уже давно «ликвидирована».
Таким образом, нищета и убогость определяют лицо колхоза. Выставка демонстрирует этому выразительный пример: колхозный дом со всем внутренним убранством. Его жители, семья с двумя детьми, 15 лет были членами колхоза. Все их богатство было то, что находилось в доме и соседнем полуразрушенном хлеву: тощая корова, 12 связок соломы, четыре центнера картофеля и 24 рубля – стоимость одного килограмма масла. Колхозник уверял, что с 1931 г. голод был, с редкими перерывами, ежедневным гостем в их семье, хотя все члены семьи день за днем тяжело работали.
В соответствии со специализацией сельского хозяйства все пахотные и уборочные работы проводились моторно-тракторными станциями, так называемыми МТС, которые должны были в среднем обслуживать по 25 колхозов. Персонал моторно-тракторных станций тоже был вплоть до самых мелочей специализирован, что, однако, не мешало станциям, как правило, являть собой картину полного запустения. На выставке экспонируется трактор с моторно-тракторной станции. Из семи тракторов он был единственным в рабочем состоянии. Картофелеуборочная машина, тоже выставленная здесь, четыре года стояла неиспользованной вместе с другими такими же машинами, потому что из-за неудачной конструкции она не могла убирать картофель. Здесь тоже отсутствовали предпосылки для получения урожаев, соответствующих плодородию почвы.
Относительно небольшой колхозный урожай делился на много частей. Государство и моторно-тракторные станции претендовали почти на 2/3. Колхоз требовал себе свою часть. Нужно было создать запас семян. Остаток делился между членами колхоза в соответствии с трудовым вкладом. О том, что приходилось на каждую семью, крестьяне рассказывают постоянно: со времен экспроприации они часто могли держать только одну корову и одну свинью, даже если имели право на поросят и овцу. Поскольку они владели только небольшим садовым участком, у них никогда не было достаточно корма для содержания большего количества скота. Но независимо от того, сколько у них было скота, они должны были платить налоги на максимально разрешенное его количество натуральными продуктами. Налоги составляли на одного человека 32 килограмма мяса, 110 литров молока и 75 яиц. Того, что оставалось семье, не хватало для жизни. Так, например, семья колхозника получила в 1939 г., то есть в мирное время, только 368 килограммов зерна и 480 килограммов сена, никакого картофеля и никакой соломы. Зарплата деньгами, которую они, кроме того, получали, была весьма скромной, ее не хватало ни для обеспечения дополнительно необходимыми продуктами питания, ни для покупки каких-нибудь других вещей.
Так выглядит «рай для крестьян».
Так живет рабочий в советском раю
Куда ни посмотри, нужда, нищета, запустение и голод. Это касается деревни точно так же, как и города. Потому что и в большевистских городах висит затхлая давящая атмосфера, затрудняющая дыхание. Выставке удалось – и в этом едины все знатоки ситуации – как раз в этом достичь жизненной правды...
Это большевистский парк культуры, с его изготовленными на конвейере наивными скульптурами, которые из-за низкого качества не выдерживают погодных условий и усиливают то печальное настроение всеобщего распада, которое свойственно всем городам в стране большевизма.
Это – именно такой, какой он был в натуре, – ветхий барак, так называемое студенческое общежитие, который стоял в тени построенного по американским образцам университета и открывал своим бедным жильцам как минимум замечательный вид из их собственной нищеты на его роскошное здание. То, что во всех деталях этого сооружения при ближайшем рассмотрении видна халтурная работа, издалека понять трудно. Внутреннее устройство студенческого общежития соответствует внешнему впечатлению. Разбитые стулья, поломанная раскладушка с порванным бельем и изношенным одеялом, пара пропагандистских плакатов, книги, старая гардина: это жилое помещение коменданта общежития. Менее привилегированные жильцы этого дома обитают по одиннадцать человек в таком помещении. Рядом с комнатой коменданта умывальное помещение для 63 студентов, без водопровода, примитивное и грязное.
Взгляд на обычную улицу. Темный провал лавки с самыми примитивными товарами, бумажный костюм (в мирное время!), хлеб, несколько банок и бутылок: скромный намек на предметы ежедневного потребления. Это – государственная лавка. Государственная потому, что в «советском раю» нет коммерсантов в нашем понимании этого слова, так же как ремесленников и вообще независимых предпринимателей – частная собственность упразднена. Рядом мастерская сапожника – исключение из строгого правила на запрет частной собственности, поскольку он работает самостоятельно и не включен в обычные в иных случаях коллективы. Однако высокий налог на особое разрешение на работу забирает большую часть его скромного дохода, которого далеко не хватает на то, чтобы он и его семья были сыты.
