Жан-Ноэль Робер - Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений
Проститутками становились по разным причинам. Часто рабынь приобретали специально для этих целей. Некоторые сводники воспитывали брошенных детей или детей, которых им продавали. Каждый год несколько тысяч детей и подростков становились предметом купли-продажи. Обычно дети передавались в лупанарии в возрасте четырнадцати лет, но нередко в таких кварталах, как Субура, можно было встретить совсем маленьких детей, вынужденных торговать собой. Часто причиной проституции являлась нищета, и множество проституток, рожденных в обычных семьях, вынуждены были покориться необходимости. Иногда соблазнялись возможностью легкого заработка. Один из персонажей Теренция прослеживает путь такой девицы:
Сперва она вела тут жизнь стыдливую,
Суровую и скромную; тканьем себе
И пряжею искала пропитания;
Но после появилися влюбленные
С посулами и платою, один, другой.
Все люди склонны к наслажденью от труда
Спуститься: принимает предложение,
А там уже берется и за промысел[140].
Для других проституция являлась средством получить свободу. Когда хозяин отпускал одну-двух рабынь, они предпочитали, ничего не теряя, зарабатывать на жизнь уже привычным способом. Поскольку вольноотпущенники часто сохраняли «деловые» связи со своим патроном, он получал от предприятия кое-какую прибыль и каждый находил в этом свою выгоду.
Единственным, кто не находил для себя никакой денежной выгоды, был юный повеса, не способный сопротивляться властному зову своей плоти. Зачастую он разорялся или разорял своего отца или друга, содержа куртизанку, — как правило, не испытывавшую к нему никакой благодарности. Харин из «Купца» Плавта откровенно рассказывает свою историю. Ему было едва двадцать весен, когда он влюбился в одну куртизанку, чей хозяин потребовал у него все, чем он обладал. Его отец, прознав об этой связи, попытался воззвать к нему, чтобы он взял себя в руки и не пустил по ветру ради любви красавицы состояние, заработанное непосильным трудом.
Некоторым удавалось приблизиться к куртизанке, подкупив привратницу чашей вина или обманув ее с помощью переодевания; другие проделывали дыру в стене дома. Но самым простым способом добиться ее любви были конечно же деньги. Страбакс в «Грубияне» Плавта воспользовался именем отца для того, чтобы добыть необходимую сумму.
Часто сама куртизанка требовала себе дорогих подарков. Куртизанки латинской комедии отмечены непостоянством, лицемерием и полной бессердечностью. Юный любовник для них всегда предпочтительнее старика, чаще всего слишком жадного:
Словно рыба ведь любовник сводне! Только свеженький
В дело годен, много соку в нем и много сладости,
И готовь его, как хочешь, — жарь, вари, повертывай.
Он охоч давать, податлив к просьбе, есть откуда взять.
Сколько дал, каков убыток, не смекнет; забота вся —
Как бы угодить подружке[141].
Диниарх из «Грубияна» говорит то же самое:
Прежде чем успеешь ты одно отдать,
Как сотни новых требований ждут тебя:
То золото пропало, то разорван плащ,
То куплена служанка, то серебряный
Сосуд, а то старинный бронзовый, кровать
Роскошная, иль греческие шкапчики,
Иль… Что-нибудь всегда давать приходится
Влюбленному, всегда в долгу у девки он[142].
Требовалось настоящее искусство лицемерия, чтобы принимать любой подарок как должное. Когда соперник Диниарха дарит их общей любовнице двух рабынь-сириек, она притворно восклицает: «Неужто мало и того тебе, сколько я кормлю служанок?! Ты же сверх того еще мне приводишь целый рой их поедать мой хлеб». Тогда он дарит ей фригийскую накидку, а она заявляет: «За все страданья мне такой ничтожный дар!»
Для куртизанки не важны ни чувство, ни даже красота мужчины. Напротив, она предпочитает некрасивого потому что он щедро платит, чтобы заставить ее забыть о его уродстве. Служанка одной куртизанки из комедии Плавта рассуждает о том, как должна поступать ее хозяйка. По поводу одного из любовников она говорит: «Покуда было что, давал; теперь — ни с чем; у нас то, что он имел; его удел — что мы имели прежде».
И добавляет:
Хорошей сводне надо обладать всегда
Хорошими зубами. Если кто придет,
С улыбкой встретить, говорить с ним ласково;
Зло в сердце мысля, языком добра желать;
Распутнице ж — похожей на терновник быть.
Чуть притронется — уколет или разорит совсем.
Оправданий ей не надо слушать от любовника:
Оскудел — его в отставку за плохую службу, прочь!
Любовник истинный лишь тот, кто своему именью враг,
Люби, пока имеешь; нет — другого ремесла ищи,
Спокойно место дай другим, что дать еще имеющим.
Пустого стоит тот, кто, дав, не хочет тут же вновь давать.
У нас любим лишь тот, кто дал, да сразу и забыл про то.
Кто дело губит, бросивши дела, — любовник истинный[143].
Недостаток нежности тщательно скрывался. Требовалось заронить в душе любовника надежду на будущее счастье. Соответственно, куртизанке необходимо было следить за своим туалетом. То, о чем мы говорили в предыдущей главе относительно римской дамы, верно и в отношении куртизанки, особенно когда она имела дело с щедрым любовником. Хотя иногда афишируемая роскошь была показной и скрывала нужду и тяжелые условия жизни. Публичные женщины выходили на улицу одетыми в коричневую тогу, свидетельствующую об их роде деятельности, но богатые куртизанки соперничали в нарядах с самыми богатыми римлянками. Они должны были быть стройными, хорошо накрашенными, причесанными и усыпанными драгоценностями. Но чрезмерность в их туалетах и макияже отличала их от других женщин. В туниках ярких цветов и экстравагантного покроя, с красными румянами на щеках они уподоблялись тому выдуманному и фантастическому миру, который любили создавать вокруг себя.
Вот как описывает их кокетливое поведение автор одной из комедий:
«Она делает одному знак, а другому бросает взгляд; она любит одного и обнимает другого; ее рука занята с этим, а ногой она толкает того; одному она отдает свое кольцо, а кончиками губ призывает другого; она поет с этим, одновременно выводя пальцем слова для того».
Влюбившись в куртизанку, мужчина попадал в ловушку: его удерживают всеми силами, чтобы заставить истратить состояние. Для этого хороши все средства. Например, можно продемонстрировать внезапную холодность, лишь возбуждающую желание. Или выдумать какую-нибудь ложь, подобно куртизанке из «Грубияна», пытавшейся заставить своего любовника-солдата поверить, что, пока он был в походе, у нее родился от него ребенок. Излюбленным средством также являлось возбуждение ревности. Но едва любовник разорялся, куртизанка отдаляла его от себя, изобретая другую ложь: от невыносимых головных болей до внезапной набожности, требовавшей на некоторое время целомудренного поведения. Это в самом деле было профессиональное искусство.
Куртизанка могла наняться к клиенту на любой срок. В этом случае она являлась к нему на дом для удовлетворения его желаний как на одну ночь, так и на месяц или даже на год. Заключался контракт, который мог быть расторгнут, если куртизанка встречала другого, более выгодного любовника. Так, в «Вакхидах» Плавта, прежде чем перейти к новому любовнику, Вакхида должна вернуть долг жестокому военному, нанявшему ее сроком на год. «Наниматель» всегда должен опасаться обмана, то есть неверности нанятой куртизанки. Пьеса Плавта «Ослы» сохранила пример такого контракта, разумеется, несколько утрированного, как и положено в комедийном жанре. Адвокат составляет для Диабола договор с Филенией сроком на год за двадцать мин серебром, ставя следующие условия:
Другого никого не сметь пускать к себе,
Не выдавать за друга и защитника
Иль за любовника подруги: только ты,
Для всех других должны быть двери заперты,
На двери сделать надпись: место занято.
На письма не ссылаться приходящие,
Ни писем, ни табличек восковых не сметь
В дому держать. Картина ль есть опасная —
Продать. На устранение четыре дня
С получки денег сроку, а не сделает,
Тогда твоя тут воля: хочешь — можешь сжечь.
Писать не сметь — чтоб воску в доме не было.
Гостей не звать — имеешь право звать лишь ты.
А в позванных глазами не стрелять никак,
А если взглянет, пусть ослепнет тотчас же.
Вино из одного бокала пить с тобой;
Пусть принимает от тебя; она ж начнет,
Ты — после; чтобы смыслила, как ты, она,
Не больше и не меньше…
Ни в чем не даст пусть места подозрениям:
Ноги ногой своею никому не жать,
Вставая, и на ложе ли ближайшее
Всходя, с него сходя ли, никому руки
Не подавать, колечка не давать смотреть
И не просить ни у кого, чтоб он ей дал.
Игральные же кости одному тебе
Пускай подносит; бросивши, не сметь сказать:
«Твои»: пускай зовет тебя по имени.
Пусть молится богиням исключительно,
Отнюдь не богу; если ж благочестие
Найдет такое, скажет пусть тебе о том,
Ты богу и помолишься о милости.
Кивать, моргать, подмигивать чужим нельзя.
Когда погашен ночью свет, во тьме она
И шевельнуться не должна…
Словечком не обмолвится двусмысленным,
Пусть говорит она лишь по-аттически.
Начнет ли кашлять, попросту пусть кашляет,
Не так, чтоб показать язык кому-нибудь;
Прикинется, что из носу течет, — ты сам
Под носом вытрешь ей, чтоб не могла она
Послать воздушный поцелуй украдкою.
Мать-сводня пусть к вину не приближается,
О брани пусть забудет. Чуть ругнет кого —
Сейчас же наказание: на двадцать дней
Вина лишить…
Служанке ли, случится, отнести велит
Венки, гирлянды, мази — Купидону ли,
Венере ли, — твой раб пускай следит, кому
Дает, Венере — иль мужчине их.
А если пожелает чистоту блюсти,
Пусть столько же ночей вернет нечистыми[144].
Этот договор для нас весьма интересен. Видно, что адвокат Диабола пытается предусмотреть все неожиданности, перечисляет как самые обычные, так и самые невероятные ситуации, показывая нам, что у него есть и опыт, и знания об ухищрениях куртизанок. Даже если пренебречь некоторыми деталями, добавленными для усиления комичности, можно представить себе незавидную участь, уготованную Филении, — участь женщины-вещи, используемой исключительно для наслаждения, а еще и для повышения престижа юного влюбленного. Но это тогда, когда куртизанка появляется в доме; если же, напротив, любовник приходит к ней, то в этом случае доминирует куртизанка, которая дает согласие или отказывается подарить оплаченное наслаждение.
