Imanka - Город пахнет тобою
Обзор книги Imanka - Город пахнет тобою
Imanka
Город пахнет тобою
В городе пахнет только тобою.
Низ живота наполняет любовью.
Море улыбок и море желаний,
Времени нет и нет расстояний.
Воздух вокруг ни на что не похожий,
Нет ни машин, ни случайных прохожих,
Есть только ты и я.
Когда ты плачешь,
Помоги мне, я не знаю, что мне делать.
Может в птицу превратиться и улететь.
Когда ты плачешь,
Помоги мне, помоги мне, помоги мне
В городе пахнет только тобою.
Низ живота наполняет любовью.
Там где я был или там где я буду,
Я никогда о тебе не забуду.
Это любовь или мне это снится,
Солнце встает и обратно садится
В наших с тобой глазах.
В городе пахнет только тобою.
Низ живота наполняет любовью.
Есть только ты и я.
Глава 1
— Мадемуазель?
— Отель Парк Хаятт на Рю де ла Пэ, пожалуйста. — Я пристегнулась и устало вытянула ноги, проклиная неудобные туфли и высокие каблуки.
Шофер ответил что-то особо витиеватое, но я не поняла ни слова, лишь улыбнулась и уставилась в окно невидящим взглядом, мечтая забиться куда-нибудь под сиденье и проспать пару вечностей, чтобы никто не трогал. Голова не думает вообще. Отключается от чужой речи. Мозг просто перестал быть декодером. Хотелось побиться головой о стекло, чтобы стряхнуть с себя эту липкую, обволакивающую сознание усталость. Кошмарно…
Когда я договаривалась в родном издательском доме о новом графике работы, вместо изначально планируемого мною увольнения вообще, то и не предполагала, что будет настолько тяжело физически. Иногда организм отказывается принимать во внимание новые правила игры и глушит уставшее сознание какими-то одному ему известными способами. Я просто отключаюсь, как отключается телефон, у которого разряжается батарейка. Вот уже полгода я мотаюсь между Европой и Москвой как минимум раз в месяц, приезжая в Москву на день-два, максимум три, затем лечу обратно в какой-нибудь незнакомый город, куда в очередной раз контракт закинул мое чудовище. От слова «чудо» между прочим! Причем Европа — стала каким-то абстрактным нечто в моем сознании, одинаковая во всем, отличающаяся лишь языками. Несколько раз было, что я терялась, в какой стране нахожусь, удивлялась, когда с кем-то пыталась поговорить на французском, а потом оказывалось, что это испанский. Я стала сильнее любить славян, потому что их языки немного походят на русский, и мой мозг не занимался переводами и дешифровками, радостно улавливая знакомые слова и выражения. Я безумно устала от этих бесконечных переездов, фальшивых улыбок, потных лиц фанатов и пренебрежения к себе некоторых товарищей из теперь уже нашей команды. Если бы не Билл, я бы давно сдалась, призналась, что слабая, что устала и хочу домой, можно к маме. Хотя нет, в Канаду не хочу. Хочу в свою уютную двухкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте в высотке с башенками, издалека похожую на замок. Да, я живу в замке. С башенками. Под самым небом. Как настоящая принцесса. И из окна видно всё-всё-всё мое королевство, самое красивое и большое королевство в Европе, рядом с которым блекнут и Париж, и Рим, и Берлин с Гамбургом вместе взятые. Только вот принц у меня оказался бродячим. Все время в дороге. И я теперь все время в дороге, рядом с ним — не бросать же принца одного, еще найдет себе другую принцессу, посговорчивее, посимпатичнее, не такую наглую и ненормальную. Мой принц видный. Самый красивый, самый нежный, самый лучший, самый настоящий принц. Другого такого нет. Вернее есть, точная копия. Но он — друг, самый лучший друг на свете, самый заботливый, самый мужественный, самый терпеливый. Я за ним, как за каменной стеной. И, наверное, если бы у меня не было принца, я бы обязательно вышла замуж за его брата. Мы бы родили двух принцесс, наряжали их в пышные платья, а любимый папа играл бы с ними в лошадку и подарил бы каждой пони…. Это не я придумала, это он мне как-то рассказал.
— Мадемуазель? — легко дотронулся до моей руки шофер, привлекая внимание к тому, что мы уже приехали.
Я вынырнула из своего бреда. Кажется мне пора к доктору с такими мыслями. Крыша тихо покидает насиженное место и собирается в теплые края… Я достала из бумажника несколько купюр и, не глядя, сунула их водителю. Боже, эдак от усталости я скончаюсь раньше времени. Надо больше спать.
— Простите, — растянула губы. — Хорошей дороги.
Мою сумку подхватил носильщик. Я растерянно огляделась — у входа в отель стояли размалеванные девочки, десятка два. Холодно же еще ночевать на улице, дурехи… По толпе волной пронеслось мое имя. Дьявол, сейчас начнется. Надо было позвонить Тоби и попросить встретить у машины… Я заставила себя улыбнуться, тряхнула головой, скидывая с лица волосы. Меня фотографировали, в спину неслись какие-то ругательства на плохом русском. Девочки явно поднатаскались в русском мате, но не правильно его употребляют, глупышки. Эх, я бы вам показала, как им правильно пользоваться, если бы было можно. Из толпы вывалилась какое-то чудище и истерично заорало мне в лицо:
— Грязная сука!!!
Я вздрогнула от неожиданности, но быстро взяла себя в руки. Ее тут же отпихнул консьерж. Пришлось нацепить на лицо самую презрительную усмешку, глянула на ненормальную и гордо продефилировала к распахнутым дверям. Хотелось показать им всем средний палец, послать по-нашему, по-русски, красиво и с эпитетами. Но нельзя. Никакой агрессии к фанатам. Потом мои факи облетят весь мир, и всё фанатье будет визжать, какая я тварь, а мне еще и Йост по голове настучит — мы любим своих фанатов, даже если иногда они напоминают буйных психов в период обострения. Впрочем, фанатам и не надо показывать никаких факов, они без повода визжат обо мне с завидной регулярностью. Билл категорически запретил мне заходить на фанатские сайты — не хочет, чтобы я расстраивалась. Я ухмыльнулась. Ах, девочки, если бы вы знали, к кому через пару минут ваш кумир будет сонно лезть целоваться, кого будет гладить по волосам и щекотать ухо смешным «Машенька», вы бы не дали мне пройти эти десять шагов до двери в отель, размазали по начищенному мрамору. По телу пронеслась теплая волна возбуждения. Как же я по нему соскучилась.
— Мадемуазель, извините, — суетился вокруг консьерж. — Это фанатки, сами не знают, что творят. Они даже меня ревнуют к своим кумирам, — хохотнул наигранно. Станиславский бы сказал: «Не верю!»
Я кивнула. Еще немного и грохнусь в обморок посреди холла. Ноги опухли. Новые туфли безумно жмут. Я вообще не могу идти. Разуться что ли? Мое появление в окружении группы полгода назад вызвало такую волну негодования среди фанатов, к какой я была не готова даже в самых ужасных своих прогнозах. Мы с ребятами четко обговорили, что наши отношения с Биллом — тайна за семью печатями, они нигде и ни при каких условиях не афишируются. Мария Ефимова — переводчик. Точка. Я сама по себе для всех. Просто работник. Переводчик-синхронист. О наших отношениях знали только несколько человек из охраны, которых Билл просил присматривать за мной, по сути назначив их моими телохранителями. Для меня всегда снимался отдельный номер, из которого я потом тихо выскальзывала среди ночи, и, стараясь не шуметь, шла к Биллу, или куда он тайно пробирался, чтобы заснуть рядом со мной, уткнувшись носом в волосы, прежде поцеловав в уголок губ. За эти полгода мы ни разу не прокололись. Днем на людях я то и дело играючи цапаюсь с Биллом, отчего непосвященным кажется, что мы ненавидим друг друга, демонстративно игнорируем, недовольно разбегаемся по разным углам. Но как только выпадает свободная секунда, как только мы остаемся одни, то тут же лезем друг к другу целоваться, ласкаться, обниматься. Билл использует любую возможность, чтобы коснуться меня, посмотреть, подразнить. Мы понимаем друг друга с полу-взгляда. Иногда он говорит, что я для него словно Том — одного взгляда достаточно, чтобы понять мысли и предугадать желания. Сам Том, впрочем, кажется, тоже понимает все наши взгляды и желания. Он прикрывает понимающую улыбку рукой, строит смешные рожи, закатывает глаза, типа я всё вижу. И охраняет наши отношения, принимает удары на себя. Днем я всегда держусь ближе к Тому. Мне так спокойнее и надежнее. Он оберегает меня и опекает, защищает перед всеми. Больше нет того глупого самовлюбленного самца, способного уложить в постель одним движением брови, есть мужчина, который многое берет на себя, ограждает от всех, хранит. Георг тоже постоянно трется рядом, отвлекает слишком пристальное внимание от меня и Билла на себя, купирует неудобные вопросы, переключает на другую тему. Вечерами мы с ним любим поболтать, пофилософствовать. Я в силу специфичной профессии журналиста, люблю послушать и пораспрашивать. Я знаю о нем такое, чего не знают самые близкие друзья. Мы шушукаемся, сидя в гостиной турбаса или фойе гостиниц, что-то тихо обсуждаем и строим планы, как удрать из-под бдительного ока охраны и посмотреть очередной европейский город (Билл не любит гулять, он любит развлекаться). С Густавом же все наоборот. С Густавом я болтаю так, что, кажется, на языке появятся мозоли. Густи слушает, задает вопросы, иногда что-то записывает в своем дневнике и делает умное лицо. Ему нравится слушать о путешествиях, особенностях разных стран, спорить до хрипоты, искать что-то в Интернете, чтобы доказать «этой русской выскочке», что она балда. Самое смешное, слово «балда» Густи произносит с таким очаровательным акцентом, как будто это нечто огромное, мягкое и пушистое, в которое хочется зарыться носом и вдыхать аромат ванили. Я заливисто хохочу, Густи смеется надо мной, а Билл бросает на нас ревнивые взгляды, а потом мягкой кошачьей походкой охотящегося ягуара подходит и садится рядом (а нечего хихикать без него!). И тогда я прижимаюсь к нему, трусь щекой о подбородок, а он целует меня в макушку и крепко сжимает руку. Фанатки и не догадываются, что все их вопли о том, что я не простой переводчик и сплю с Биллом, что Детка безумно в меня влюблен — правда до последней буквы. Они не знают одного — от огласки наших отношений его удерживает только беспокойство за мою жизнь. Но справедливости ради надо отметить, фанатки «укладывают» меня в постель ко всем, включая Дэвида… Дэвид по этому поводу жутко злится, ругается, иногда приобнимает меня за плечи и, хитро прищурившись, спрашивает, не хочу ли я попробовать. Билл из-за этого впадает в бешенство. Но я делаю очень большие глаза, наивно хлопаю длинными ресницами, обиженно выпячиваю нижнюю губу и тоном оскорбленной девственницы произношу: «Герр Йост, как можно, у меня контракт, в котором написано, что за половые отношения внутри коллектива вы меня уволите? Герр Йост, я не хочу, чтобы вы меня увольняли! Потерять такую работу — лучше сразу убейте!» Герр Йост довольно смеется, чмокает меня в щеку и отпускает. Группа тоже смеется. Громче всех обычно ржет злой Билл. Потом кидает в мою сторону какую-нибудь гадкую шутку, получает не менее гадкий ответ и на несколько минут вроде бы успокаивается. А когда его никто не видит, он показывает мне взглядом на дверь. Билл — собственник, он не может допустить, чтобы хоть кто-то касался меня и тем более делал такие предложения. Ему надо немедленно доказать, что он лучший, зацеловать, заласкать, чтобы и мыслей променять его на другого в моей голове не возникало. Но против Дэвида он ничего не может сделать. Только громко раздраженно ржать. И кидать на продюсера испепеляющие взгляды. Для всех Мари Ефимова — переводчик-синхронист. Свободная и независимая. Только так. Точка.
