Елена Ржевская - Геббельс. Портрет на фоне дневника.
И начинается террористический поход против католической церкви.
29 мая 1936. Большой процесс о безнравственности против католических священников. Все — 175 (175-я статья уголовного кодекса, карающая за гомосексуализм). Фюрер считает это характерным для всей католической церкви.
В ход пущены самые низменные средства для дискредитации церкви. Втоптать в грязь, добиваться коллективной ненависти, которая тем успешнее становится достоянием каждого в отдельности. Тот же метод, что в антисемитской пропаганде.
4 июля 1936. Суровый приговор католической церкви и ее монастырям по 175-й. Это надо выжечь… В Женеве ничего нового. Только чешский еврей попытался покончить с собой, чтобы привлечь внимание мира к положению евреев в Германии.
11 октября 1936. Католическая церковь — банда педерастов. И вдруг — процессы приостановлены.
21 октября 1936. Процессы против католической церкви пока прекращены. Может, кончится миром, во всяком случае временным. Для борьбы с большевизмом. Фюрер хочет поговорить с Фаульхабером (видным католическим проповедником).
В дневнике раскрывается зловещая провокация Гитлера, циничный шантаж — этот процесс предпринят им с целью заставить церковь примкнуть к нему, действовать с ним заодно, подчиниться.
10 ноября 1936. Фюрер рассказал о разговоре о Фаульхабером. Он крепко взял его в оборот. Или вместе против большевизма, или — война с Церковью. Тот совершенно беспомощен. Нес чепуху о догмах и тому подобное. Пусть издохнет со своими догмами.
«НАЦИОНАЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ НАРОДА ОТДАЕТСЯ В МОИ РУКИ»Во внутренней политике не все гладко. Геббельса многое тревожит. То фюрер недоволен его культурной политикой. То фюрер же несправедливо потворствует выдвижению старых бонз, как более опытных бюрократов. То Гесс притесняет кое-кого. То жена Геринга «как королева» — чересчур величественна и нарядна, что неприятно фюреру. А «Борман порой невыносим, так важничает!». Однако: «Что делать с искусством? Те, кто что-то умеют, по большей части идут еще в старом фарватере. Наша молодежь еще не созрела. Людей искусства сфабриковать невозможно. Но вечное ожидание в пустыне тоже ужасно. Но сейчас худшее я изгоню».
И принимается за выдающегося скульптора — 65-летнего Э. Барлаха, национальную гордость: «Запретил глупую книжку Барлаха. Это уже не искусство, это разрушение, бессмысленная работа. Отвратительно! Этот яд нельзя пускать в народ».
Изгнать из страны, бросить в тюрьму, уничтожить, учинить слежку, перлюстрацию корреспонденции, запретить издание — все это во власти фюрера такого ранга, как Геббельс. Права и полномочия его никакими правовыми нормами не обусловлены, не ограничены. Судья над ним один лишь Гитлер, его общие указания, пожелания, одобрение или порицание. Девиз же новой тетради Геббельса «Чем жестче, тем лучше».
29 августа 1935. Свинья из Н. С. (национал-социалистического) культурного общества Херцог грубо оскорбил Магду. В тюрьму!
11 сентября 1935. Собрал против Шахта материал, который фюрер хотел получить. — По части подноготных дел Геббельс большой дока. — Материал просто уничтожающий. Председатель Рейхсбанка в ночной рубашке!
Еще загодя, до 1933-го, когда в партии делили будущие властные посты, Геббельс обеспечил себя: «Обсуждали с фюрером… министерство народного образования, в котором соединятся кино, радио, новые центры образования, искусство, культура и пропаганда. Революционная должность, которая будет централизована… Великий проект, в таком роде в мире еще ничего не было»… Словом, «национальное воспитание народа отдается в мои руки. Я с ним справлюсь», — с бесцеремонным самодовольством записывал он.
А поскольку фюрер «непоколебим» в отношении любых политически безобидных объединений — в них «он видит опасность 175-го», как, впрочем, и повсюду, — то и Геббельс «проблему книжной политики» в свете «национального воспитания народа» улаживает с фюрером под тем же углом зрения: «Немного эротики надо оставить, не то у нас все станут 175-ми».
И еще из области национального воспитания: о расовых законах. «Только не надо слишком заорганизовывать, — озабочен Геббельс. — И не строить любовную жизнь по бюрократическим законам». На этот счет у Геббельса имеются на сей день свои персональные резоны. Хотя вообще-то никакого разнообразия человеческой природы не признается. Празднуется стандарт.
Нестерпимы интеллигенты, но без них, без деятелей культуры, в интересах нацистской политики не обойтись. «Иметь дело с людьми искусства — это тоже искусство. Они обращаются с деньгами как с дерьмом». Иные, правда, жалуются на «неприятности с налогами», обирающими их. «Я выступлю против этого».
21 сентября 1935. Трагедия Жени Николаевой. Не арийка. Мать полуеврейка. Она очень плачет. Хотел бы ей помочь. Подам заявление фюреру.
Власть над судьбой жертвы «чистоты расы», власть даровать «арийскость» питает самоутверждение Геббельса:
24 июня 1936. В законном порядке объявил Юго и Люси Энглиш (известные актеры) западными, а Гильденбрандт (артистку) и полуеврейку Николаеву (балерину) нордическими. Нелепость нордического расизма, который смотрит не на убеждения и манеру держаться, а на обесцвеченные перекисью водорода волосы (т. е. блондин ли?). Я приму меры. Партайгеноссе 1933 года, который защищает свой расовый идеал.
Как не яриться Геббельсу, когда самому приходится обороняться при несоответствии его внешности требованиям арийского стандарта, хотя он расово безгрешен: мать, как выясняется в его воспоминаниях, — голландка. Оно бы лучше, если б немка, но и голландка — арийка.
Германию покинули и продолжают покидать писатели, артисты, ученые. Но немало деятелей культуры остается — те, кто не в силах разлучиться с родиной, кто надеется и в этих неблагоприятных условиях служить ей своим талантом. И те, кто с взволнованным национальным чувством принял на первых порах национал-социалистическую революцию. Среди оставшихся в нацистской Германии композитор Рихард Штраус, он занял пост президента музыкальной палаты. Но вскоре ушел с этой престижной должности.
«Рихард Штраус написал исключительно низкое письмо еврею Стефану Цвейгу. Стапо (гестапо) поймало его. Теперь и Штраусу придется убираться. Тихое прощание. Все эти художники совершенно бесхарактерны политически. От Гёте до Штрауса. Прочь!» Теперь Геббельс созрел до того, чтобы некогда «божественного» Гёте, будь тот у него под рукой, изгнать из Германии. Но готовых сотрудничать, служить новому режиму среди работников культуры достаточно. Особенно среди тех, кто метит в фюреры цеха.
В бункере Гитлера среди прочих бумаг оставались отобранные из потока поздравительные письма к дню рождения, списки денежных переводов и других подношений. Верноподданнейшие письма, преисполненные благодарности «за Ваши огромные благодеяния, которые мне и моей семье в таком изобилии выпадают» — это слова главы тогдашнего товарищества художников Бено фон Арента. О «верности и безграничной любви к Вам и благодарности» пишет дирижер Франц Адам.
Лизоблюдов хватает, а в культуре, в искусстве — пустоты. Дело зашло далеко.
13 декабря 1935. Штрейхер написал мне письмо в защиту еврейской оперетты. Бывают же чудеса.
21 января 1936. Фюрер явно недоволен нашей культурной политикой. Я должен предпринять кадровые перестановки. Я не могу терять доверие фюрера из-за пары никчемных людей.
27 февраля 1936. Фюрер и люди искусства у нас дома. До 5 утра. Фюрер замечательно говорил о колебаниях стиля и вкуса в последние 30 лет. Революция во всех областях.
За два года до захвата власти Геббельс уже присматривался, брал на заметку: «Смотрел с Магдой фильм «М» Фрица Ланге.
Замечательно! Против гуманных разглагольствований. За смертную казнь! Ланге еще будет нашим режиссером».
Но и в кинематографе дело не движется. «Больше современного материала. Время внеполитического кино ушло. Надо поспевать за временем, — требует он от режиссеров. — Это наш единственный шанс».
Что же делать? «Людей искусства сфабриковать невозможно», это он понимает. Выход найден, и вполне по-геббельсовски: заставить критику замолчать.
Итак: «проблема критики».
26 октября 1936. Фюрер со мной согласен. Совещание о критике. Я совершенно запрещу критику искусства. Никто в общественной жизни не будет больше критиковаться прессой, и люди искусства тоже не должны быть добычей прессы, — что и создаст иллюзию благополучия в этой области.
29 октября 1936. Штрейхер ругает критику. Не без оснований. Я с ней покончу. Последний пережиток из демократических времен. Долой его!
«БОКС, БОКС»«В науке народное государство должно видеть вспомогательное средство для развития национальной гордости. Не только мировая история, но и вся культурная история должна изучаться с этой точки зрения». «Учебный материал должен планомерно строиться с этой точки зрения и воспитание систематически вестись так, чтобы из школы выходил не полупацифист, демократ или еще что-то, а настоящий немец». «И это воспитание с точки зрения расы получает завершение на военной службе».
