Владимир Филиппов - 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров
Вопрос о том, менять или не менять веру, перед Киевским князем уже не стоял, выбор был уже сделан, просто нужно было сделать это так, чтобы исключить какую-либо зависимость Руси от Византии. О чём и поведал нам летописец, оставив запись о том, как князь советовался в Киеве со своими людьми: «И спросил Владимир: «Где примем крещение?» Они же сказали: «Где тебе любо». И когда прошел год, в 6496 (988) году пошел Владимир с войском на Корсунь, город греческий, и затворились корсуняне в городе».
Ни о каком мятеже в Херсонесе и речи нет, а если даже он и был, то правильно сделал Киевский князь, что его подавил.
На своих рубежах гораздо лучше иметь город, где есть стабильная власть и твёрдая рука имперского правителя, а не правит кучка смутьянов, от которых можно ожидать чего угодно.
Впрочем, как мы помним, к врагу внешнему писатель Прозоров относится очень доброжелательно, как-то раз даже отметив в припадке благодушия, что русы «как раз к нему могли быть снисходительны».
Однако в этот раз цель похода была не только в том, чтобы пограбить и напугать.
Владимир задумал действительно грандиозное мероприятие, да и сама его комбинация была многоходовой. Поход на Херсонес (Корсунь) был лишь только одной из её составляющих, точнее, первым её этапом, заняв город и диктуя свои условия Византии, князь планировал ни много ни мало, а взять себе в жёны сестру базилевсов Анну.
«Правда заключалась в том, что Владимир принял крещение вовсе не из убеждения, а потому, что это было условием его женитьбы на греческой царевне. Владимир крестился из-за выгодной политической комбинации» (С. Лесной).
Сын Святослава прекрасно понимал, что за язычника императоры Василий и Константин свою сестру не отдадут никогда, а получать крещение из их рук значило признать зависимость Руси от Империи. Вот и дилемма. Как её решить?
А просто! Огнём и мечом!
Если взять Херсонес, там креститься, а затем отдать город в качестве выкупа за невесту, то все останутся довольны итогом, и при этом никто никому не будет должен!
При удачном стечении обстоятельств Киевский князь просто расплатится с будущими родственниками их же добром, нисколько не ущемляя интересов Руси и своего престижа.
Мало того, даже его воины останутся при добыче.
Вот это класс!!!
Именно это и имел в виду В.Н. Татищев, когда отметил, что: «Владимир положил намерение летом идти на Корсунь и там просить у царя в жену себе сестру их».
В этом противостоянии с Империей инициатива постоянно была у Владимира, который учёл опыт походов на Империю нескольких поколений киевских князей. Византийцы за ходом его дел и мыслей просто не поспевали.
Владимир, «собрав великое войско, пошел весною на град Корсунь греческий» (В.Н. Татищев).
Обложив город как со стороны суши, так и с моря, русы приступили к осаде.
Сразу же закипели яростные бои, поскольку воины гарнизона и горожане не собирались отсиживаться за стенами, а выходили сражаться за городские ворота. Но перевес как численный, так и качественный был на стороне русов, и в итоге вылазки горожан прекратились, однако на предложение открыть ворота они ответили отказом, надеясь получить помощь от метрополии.
Попытки подвести к городу насыпь успехом не увенчались, а потому оставалось лишь два выхода – либо брать измором, либо генеральным штурмом.
Очевидно, что Владимир не хотел терять своих воинов в лобовой атаке, он явно не был знаком с передовыми трудами Льва Рудольфовича, где тот прямо указывал, что «для язычника война – прежде всего ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ Богам и духам».
Хотя, может, и просматривал на досуге, да не согласился, а потому, отбросив книгу в сторону за ненадобностью, предпочёл действовать иначе.
Поразмышляв, князь решил заморить город блокадой, ожидая, когда от нужды и лишений горожане откроют ворота. Помощь из Константинополя всё не шла и не шла, а поскольку лето закончилось, то появилась реальная перспектива, что в связи с изменением погоды к худшему она не придёт вовсе.
Владимир рисковал. Если осада перейдёт в затяжную стадию, то его войско тоже ждут тяготы и лишения, хотя защитникам Херсонеса придётся ещё хуже. Но и горожане понимали, что их ждёт впереди. Не желая больше терпеть затянувшиеся неудобства и не имея понятия, когда же всё это закончится, жители и гарнизон решили сдать город.
«Тогда один корсунянин, именем Анастасий, пустил стрелу с письмом, написав такое: «Колодцы, которые за тобою на восточной стороне, из тех вода трубами идет во град, прекопав, отними». Владимир же, получив сие, воззрел на небо и сказал: «Если сбудется сие, сам здесь крещусь» (В.Н. Татищев).
В итоге Херсонес остался без воды и открыл ворота, а князь в нём крестился.
И сразу – вопль негодования, стоны и причитания. Опять что-то не так!
«В любом случае, из летописей вырисовывается впечатление, что крепости Владимир брал исключительно с помощью измены. По-другому не умел» (Л.П.).
Так Прозоров выражает своё недовольство тем, каким способом князь овладел городом. Лев Рудольфович коварен! Снова лукавит, ведь Владимир брал приступом Полоцк, да и во время войны с ляхами, когда княжеские войска будут захватывать один за другим вражеские города, не в каждом их будут встречать хлебом с солью.
Но вернёмся в Херсонес, где накануне сдачи города Владимир пообещал принять христианство.
Скорее всего князь, как обычно, хитрил, и, произнося слова о смене веры под стенами крепости, явно играл на публику – как мы помним, решение о крещении было принято ещё в Киеве.
В итоге Владимир получил жену, а отчаявшиеся было братья-базилевсы с радостью вернули Херсонес в лоно Империи.
Ну и где тут «византийский наёмник», как называет Владимира Прозоров?
Далеко не каждый правитель удостаивался чести сочетаться браком с представительницей правящего дома Византии. Это крупнейший успех внешней политики сына Святослава. Просто так, без мощного нажима, базилевсы никогда бы её не отдали вообще ни Киевскому князю, ни какому другому правителю. Значит, Владимир крепко держал за горло Империю, раз Василий и Константин вынуждены были пойти на его условия. Князь действовал как победитель, а то, что после взятия Херсонеса он принял христианство, не является показателем его слабости перед Византией.
До Владимира заполучить в жёны византийскую принцессу удалось только болгарскому царю Петру. Едва вступив на престол, он атаковал ромеев в Восточной Фракии и захватил крепость Визу, после чего заключил мирный договор с Империей и получил жену из императорского дома.
Впрочем, Прозоров и Петра не жалует – как же, перестал воевать с ромеями, замирился с христианами, да и против Святослава посмел выступить!
Слишком уж однобокий подход к предмету, пора расширять кругозор.
Но Прозоров не унимается, и чтобы Владимиру не скучно было, он находит улики, которые уличают в тягчайших преступлениях его нового родственника базилевса Василия II, которого впоследствии нарекут Болгаробойцей. Мол, рыбак рыбака…. И так далее.
«Сам Василий пришёл к власти, отравив в сговоре со своим тёзкой, главой придворных евнухов, своего отчима Иоанна Цимисхия. Вслед за Иоанном юный государь отравил чересчур ушлого скопца – на всякий случай».
Но это всего лишь версия Льва Рудольфовича, не более того, давайте для интереса окунёмся в записи другого Льва – Диакона, человека более сведущего, к тому же современника описываемых событий.
«Между тем император Иоанн, выйдя из Сирии, шел по направлению к Византии, по пути он увидел угнетаемые проедром и паракимоменом Василием Лонгиаду и Дризу, благодатные, цветущие области, которые ромейское войско отвоевало ранее для империи ценой обильного пота и крови. Как и следовало ожидать, император испытал печаль и досаду; он порицал корыстолюбивую жестокость проедра. Опасаясь гнева повелителя, Василий не мог возражать ему открыто, но втайне посмеялся над его словами; видя, что впал в немилость, проедр замыслил устранить его каким-либо образом. Когда император прибыл в равнину Атроады, прилегающую к Олимпу, он остановился в доме патрикия Романа, украшенного достоинством севастофора. Там, говорят, какой-то евнух из слуг, то ли сам нерасположенный к императору, то ли прельщенный и совращенный обещаниями даров со стороны тех, которые из зависти к хорошему стремятся к переворотам (об этой второй причине больше говорят, чем о первой, и больше ей верят), подал императору отравленный напиток, а тот, ничего не подозревая, выпил яд как полезное для здоровья питье. На следующий день члены его одеревенели и всем телом овладела слабость, а искусство врачей оказалось пустым и тщетным – они не могли распознать признаки этого внезапного заболевания».
Византийский историк, нимало не колеблясь и без всякой тени сомнения называет конкретного виновника смерти Цимисхия, а также указывает и причины, которые побудили евнуха так поступить – император подготавливал опалу не в меру зажравшегося царедворца. Василий II сделал то, что не успел сделать Цимисхий, – он сослал проедра в ссылку в Стенон и аннулировал все его распоряжения. Там евнух и умер, причём ни о каком отравлении и речи нет, Лев Диакон просто отметил, что «он ушел из жизни, а состояние его было предано разграблению и расхищению».
