Владимир Филиппов - 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров
Можно только представить, что бы произошло, прими Святослав вызов базилевса. Сейчас об этом писали бы книги и снимали кино, тот же Лев Рудольфович вещал бы о поединке, захлёбываясь от восхищения. А какой сюжет для Голливудского блокбастера пропал! Но это в наши дни, а в те времена такой сюжет был бы хитом любого летописца и сказителя.
Если бы такой бой состоялся, он, несомненно, вошёл бы в историю.
Неужели Цимисхий хотел оставить в ней след как трус и подлец?
В такую ерунду не поверят даже пионеры.
Но Лев Рудольфович намётанным оком обнаружил хитроумную ловушку со стороны византийцев, которую, по его словам, увидел также и Киевский князь. А потому, быстренько соскользнув на излюбленную тему, писатель снова заговорил о разнообразных клятвах, поскольку поединок с «вероломным клятвопреступником и законченным лжецом унизил бы князя, даже происходи он по всем правилам».
Благополучно свалив всё на Цимисхия, Прозоров прикрыл тему.
Итог один. На Цимисхия возводить напраслину не будем. Но Святослав на вызов не отреагировал. Даже критически настроенный А. Королёв отметил, что: «Судя по рассказам византийцев, Святослав не любил решать вопросы в единоборстве с противником». Это не трусость. Просто Святослав считал, что его дело людьми руководить и за ходом сражения следить, а не в личной доблести упражняться. И это правильно. И ничего боле.
Так почему же русский князь Владимир должен принимать вызовы на поединок от всякого встречного-поперечного, немытого-неумытого печенега, когда его отец отказался от поединка с самим императором, хотя и мог этим решить исход всей войны?
К тому же даже неумытый печенег знает табель о рангах, чего не скажешь про учёного Льва. А поэтому и вызывает степняк на бой не самого князя, что выглядело бы полным идиотизмом, а лишь любого из его воинов, готового померяться силой.
«И подъехал князь печенежский к реке, вызвал Владимира и сказал ему: «Выпусти ты своего мужа, а я своего – пусть борются. Если твой муж бросит моего на землю, то не будем воевать три года; если же наш муж бросит твоего оземь, то будем разорять вас три года» («Повесть временных лет»).
А примет вызов сам князь, так прекрасно, это его выбор, и поединщик от вызова не уйдёт. Только вот есть нюанс: Владимир, как и его отец, Святослав, не обязан быть самым искусным бойцом в своём войске.
Не обязан!!!
Однако Святослава Прозоров всё равно награждает прозвищем «Храбрый», зато Владимир получает за то же самое действо ото Льва Рудольфовича только плевки.
Но мы и не ожидали объективности от «лиходея непечатного слова».
Чтобы не останавливаться на этом, приведём ещё один пример обличения малодушия Киевского князя.
Вот как трубит об этом на всю Россию Прозоров: «Печенеги, от которых недостойный сын Святослава прятался под мостом, наверняка знали о ней не хуже скандинавов».
Это всё о ней, о трусости. О трусости и отсутствия достоинства.
Давайте разбираться, что это за мост такой, и каким образом князь Владимир там оказался. «В год 6504 (996) … пришли печенеги к Василеву, и вышел против них Владимир с небольшою дружиною. И сошлись, и не смог устоять против них Владимир, побежал и стал под мостом, едва укрывшись от врагов» («Повесть временных лет»).
Вот, собственно, и всё.
Из текста летописи ясно видно, что произошёл внезапный набег степняков, князь собрал всех воинов, кто был под рукой, и выступил навстречу печенегам. Владимир прекрасно понимал, что если врага не остановить или хотя бы не задержать, то тысячи смердов окажутся в неволе или будут порублены злыми кочевниками. Время для принятия решения и выполнения его было в обрез. Потому князь не стал собирать всю рать, а вышел навстречу врагу с кем мог. Владимир отдавал себе отчёт в том, что идёт на большой риск, но иного выхода в данной ситуации просто не было.
Появлялся шанс, что люди успеют скрыться от печенегов.
Будь он трусом, засел бы себе в Киеве и пережидал беду, отвечая особенно любознательным: «И рад бы помочь, да не могу, полки собираю, а вот как соберу, то ужо покажу супостатам!» И всё! А главное, спросу никакого – князь рать собирает, дабы отпор ворогу дать. Так нет, вскочил в седло, дал шпоры коню и ринулся в бой «с небольшою дружиною» Родину защищать. Простых людей спасать. Как хотите, но, на наш взгляд, трусостью здесь и не пахнет. Тут больше лихой отваги и безрассудства, бесшабашности и гусарства.
А то, что после разгрома и гибели дружины Владимир укрылся под мостом и этим спас себе жизнь, то это обычное явление, любой бы на его месте так и поступил.
Легко охаивать человека за глаза, сидя в уютном кабинете за компьютером, вместо того чтобы попытаться поставить себя на его место. Ещё большой вопрос, подставил бы Лев Рудольфович свою с красиво выбритым оселедцем голову под печенежские сабли по идейным соображениям или же предпочёл всё-таки пожить на белом свете и уклониться от встречи с кочевниками?
За первое не поручимся.
Прозоров буквально из всех своих сил старается представить Владимира как абсолютно бездарного и трусливого полководца, но факты – вещь упрямая, и всё дело в том, что за свою жизнь сын Святослава проиграл лишь одну битву (у Василёва) и ни одной войны! Чего не скажешь даже о его легендарном отце, который, как ни поверни, а войну с Империей проиграл.
Вот так плавно мы от личной смелости перешли к качествам, характеризующим Киевского князя как деятеля государственного.
Понятно, что Прозорову внешняя политика Владимира тоже не по нутру.
И тут-то князь ему не угодил. Проснулся Лев Рудольфович, зашумел, словно лес на ветру: «Начал с грабежа соседей, выбирая послабее и побогаче. Ятвяги, радимичи, вятичи, опять вятичи, ляхи… Что жертвы набегов были братьями по языку, крови, вере, его не волновало ничуть» (Л.П.).
Хотя Лев Рудольфович всё в свою дуду. Ответ у него готов буквально на всё и как всегда предсказуем – князь слаб и трусоват, а потому и противников выбирает по своему образу и подобию.
Только пуля снова ушла в молоко. Или стрела, как у приличного язычника.
Попробуем и мы вслед за «историком» разобраться во внешней политике Киевского князя.
Для этого обратимся к письменным источникам: «В год 6489 (981). Пошел Владимир на поляков и захватил города их, Перемышль, Червен и другие города, которые и доныне под Русью».
Ляхи так ляхи. Начнём с них, как начал и князь.
Поляки во все времена были злейшим врагом и Руси, и России. Они досаждали нам при первом же удобном случае. Вонзить нож в незащищённую спину для них было проще простого, только повернись к ним этой спиной.
Что плохого в том, что князь разгромил исконных врагов нашей страны?
А если ещё учесть, что в 966 году польский князь Мешко I принял христианство, то возмущение Льва Рудольфовича вообще непонятно – ему бы радоваться надо, что зловредных христиан побили!
Идём дальше: «В том же году победил Владимир и вятичей и возложил на них дань – с каждого плуга, как и отец его брал».
Из текста следует, что в какой-то момент вятичи отложились от Киева и перестали платить дань – Владимир лишь восстановил то положение вещей, которое существовало при Святославе. Поэтому стоны Л. Прозорова по данному вопросу совершенно лишены смысла – раз сын делает то, за что писатель хвалил отца, то какой смысл тогда хаять деяния сына? А когда неугомонные вятичи восстали вновь, то князю опять пришлось принимать меры. «В год 6490 (982). Поднялись вятичи войною, и пошел на них Владимир, и победил их вторично». А ведь до крещения Руси было ещё не скоро, и потому этот поход был явно предпринят не с целью навязать христианство вятичам!
Таким образом, мы ясно видим, что речь шла о целостности государства в границах, оставленных Святославом Владимиру, который таким образом спасал страну от развала. Отколись вятичи – их примеру последуют другие славянские земли. Не дай укорот, не прояви князь характер, попытки будут повторяться раз за разом, и тогда крови прольётся больше, а итог – развал Киевской Руси.
Однако Лев Рудольфович всё стенает! «В год 6491 (983). Пошел Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и завоевал их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими» («Повесть временных лет»).
Новый поход, новая победа, враг повержен, и даже жертвы старым богам, столь милым сердцу Прозорова, приносятся, а он опять недоволен! А ведь после смерти Владимира ятвяги постоянно будут делать набеги на Русь вплоть до XIII века, и даже Даниилу Галицкому придётся совершать походы в их земли.
Воистину трудно угодить человеку, который даже от фонарного столба требует признания его богов и немедленного перехода в язычество.
Однако Прозорова уже ничем не остановить, и писатель мчится вперёд как всесокрушающее цунами. Он приводит новый аргумент, как ему кажется, абсолютно убойный – речь идёт о походе Владимира против Волжской Болгарии. «После первых же стычек Добрыня подходит к Владимиру и заявляет: «Посмотрел я пленных, все в сапогах, эти дани платить не будут. Пойдём, поищем лапотников». Владимир соглашается – и заключает мир с болгарами» (Л.П.).
