Сергей Семанов - Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)
Топоров откровенно циничен, охотно и даже не без удовольствия заголяется. Повествует с излишним пристрастием к подробностям о всех своих женах, как он изменял им с их подругами, а они ему с его друзьями, раз похвалился даже «групповухой». Описания эти скучны, банальны, уступают множеству иных подобных. Циничный к себе, он, что естественно, циничен и к другим. Охотно расписывает разного рода обстоятельства жизни многих людей, называя имена, приводя подробности. Кое о ком расскажем, точно следуя за данными нашего источника.
Вот говорится о низком нравственном уровне современной адвокатуры (автор знает сюжет, его мать была видным защитником в Ленинграде): «Есть особо отвратительная разновидность политиканствующих адвокатов: лощеные, юридически полуграмотные господа… Самый, пожалуй, активный из них – Генри Резник, в прошлом работник прокуратуры, по собственному признанию, зарабатывавший себе на хорошую жизнь игрой в карты – то есть шулер, что ли?..» Мы поминаем имя мало кому интересного Резника только потому, что именно он защищал в суде телекомпанию Гусинского, когда Союз Христианского возрождения протестовал против показа сатанинской кинокартины. Выступал тогда Резник и в самом деле «особо отвратительно», хотя пытался казаться «лощеным».
Особенно много пикантных подробностей поведал Топоров о своих земляках-писателях. Настоящая фамилия поэта-переводчика Михаила Яснова, оказывается, Гурвич, приводится и эпиграмма на него автора (мы воспроизводим ее только потому, чтобы хотя бы раз показать уровень его, так сказать, эстетики): «Ясное, понятно, псевдоним, / Ачто скрывается под ним, / Еще написано на роже. / И кое-где пониже – тоже». Или вот о недавнем председателе Ленинградского союза писателей: «Сменивший Чупурова на посту председателя правления Владимир Арро как истинный демократ и личный друг Собчака греб все под себя» и т. п.
Много места уделяет Топоров рассказам о делах в редакции популярного в прошлом ленинградского журнала «Звезда». Процитируем лишь небольшой кусочек:
«Входила во вкус и питерская литературная шваль, делегировав в журнал честного и небездарного, но патологически глупого и кланово повязанного крест-накрест Якова Гордина. Прочили Гордина в главные редакторы, но в результате внутрижурнальной интриги они с Арьевым стали соредакторами – и отлично спелись… Бывает, что интеллектуалы решают издавать журнал для интеллектуалов. Бывает, что представители элиты решают издавать массовый журнал для посредственностей. Со «Звездой» же – при Арьеве с Гординым – произошло нечто третье: собрались посредственности и решили издавать журнал для элиты». Ну, землякам виднее, пусть сами разбираются…
Впрочем, в ерническом тексте Топорова есть по крайней мере один сюжет, который заслуживает серьезного внимания. Речь идет о его понимании роли и места евреев в нынешней российской действительности: «Если человеку угодно ощущать себя российским евреем, то он, гордясь Левитаном и Пастернаком, не должен забывать и о Розе Землячке. То есть – брать на себя ответственность и за Землячку… Это обидно, это отвратительно, это, наконец, нестерпимо – но дело обстоит так и только так». Мысль не очень нова и совсем уж не глубока, но напомнить о том в нашей накаленной обстановке сейчас явно нелишне.
Наконец, есть и одно весьма дальновидное предупреждение нынешнему поколению российских евреев, которое наверняка заслуживает заинтересованного внимания с разных сторон. Вот чем встревожен, и, кажется, искренне, Топоров: «Евреи (и те, кто ощущает себя таковыми, и те, кто всего лишь рассматривает себя и своих близких как неизбежные жертвы грядущих утеснений и репрессий) сделали в массе своей капиталистический, «демократический», проельцинский выбор (имеется в виду Ельцин образца 1992–1994 гг.), волей-неволей – а точнее, с великим энтузиазмом! – взяв на себя тем самым часть ответственности за общегосударственные и социально-экономические метаморфозы самого пагубного свойства. Огромную часть ответственности. И в очередной раз проявили национальную беспечность – хотя бы потому, что эту ответственность рано или поздно возложат только на них». Ну, «только» – это, конечно, сильное преувеличение, на которые очень горазд автор, однако над предупреждением его кое-кому следовало бы задуматься.
Итак, перед нами еще один случай, так сказать, еврейской самокритики. Да, сегодня в разваленной стране евреи оседлали Кремль, финансы, все центральное телевидение и большую часть прессы. Вроде бы некоторый переборчик получается. Помню, как земляк и соплеменник Топорова покойный литератор Александр Дымшиц любил в подобных случаях шутить: «Нельзя переполнять корабль, он может потонуть!»
Вот в 1998 году попытался выступить с подобной «самокритикой» российско-американский литератор Эдуард Тополь. А через пару месяцев пожаловался: «На Еврейском конгрессе в Москве меня предали анафеме за то, что я первый заговорил об угрозе погромов. Но это все равно что обвинять метеосводку в том, что завтра в Москве пойдет снег» («Литературная газета», 23 декабря 1998 г.).
Итак, Тополя его собратья дружно и сурово одернули. Любопытно, что ждет в этой связи Виктора Топорова?
…Эти строки были уже подготовлены к печати, когда появился положительный отзыв о книге Топорова, написанный известным литератором, который уравнивает его со средневековыми еврейскими философами Спинозой и Акостой. Рецензент очень смел в историческом размахе, но вряд ли прав. Нам кажется, что Топоров действительно немного похож на Акосту. Только на другого. При Петре Великом был привезен португальский еврей с таким именем и долго развлекал императора своими солеными и веселыми остротами. При петербургском дворе по штатному расписанию он был шутом.
Уроки Бен-Гуриона
Начнем издалека. Лет сорок тому назад довелось побывать мне в Пирее – огромном морском порту близ Афин. Был я молод и любознателен, заграничные морские вояжи в ту пору – явление редчайшее, вот и смотрел я во все глаза. Вижу, рядом стоит большой теплоход, на мачте – израильский флаг, а на трубе как герб – голубой моген-довид. И поразила меня тогда простейшая мысль: судно еврейское, значит, команда должна быть еврейской; представить себе еврея-капитана я мог, штурмана тоже, боцмана – уже с трудом, но еврея-кочегара?!
Для русского человека так было и есть, что ж делать, не попадались нам евреи в образе кочегара, шахтера, тем паче – пастуха или тракториста. Но вот прочтем следующие отрывки из дневника молодого человека, недавнего белоручки, выросшего в семье сугубо городского торговца: «Держась за рукоять, с острой палкой в руке я шагаю за плугом и смотрю, как переворачиваются и раскалываются комья черной земли, а быки медленным и размеренным шагом важных персон все идут и идут вперед». Не станем придираться к явно неудачным словам «переворачиваются» или тем паче «раскалываются», явно плохой перевод, но искреннее чувство тут очевидно.
Кто же этот новоиспеченный и восторженный землепашец? А сам «основатель Израиля» Давид Бен-Гурион, чья биография издана в России. Уроженец местечка под Варшавой, он рос в типичной еврейской среде. Но вот что характерно; затхлая, перегруженная великим множеством запретов кагальная жизнь никак не привлекала его горячую натуру. Занятия окружающей его еврейской среды, мелочная торговля, маклерство и прочее никак его не удовлетворяли. Оказавшись в Варшаве, он обнаружил: «Я услышал речь, которая просто ужаснула меня. Торговля женщинами находилась в руках исключительно евреев». (Говорят, что в нынешних Варшаве, Риге, Петербурге, Москве примерно такая же картина.)
Нет, не хотел юный Давид становиться ни лавочником, ни торговцем живым товаром, ни менялой, к чему привыкли его соплеменники. Он хотел, чтобы его народ был «как все». Вот почему стал одним из первых сионистов-идеалистов, которые видели в Палестине будущего общество евреев-тружеников, а не гешефтмахеров-паразитов. И он с кучкой таких же романтиков перебирается в пустынные палестинские земли, населенные нищими бедуинами. Жизнь выпала поначалу тяжкая, но он с наивным и неподдельным восторгом записывает: «Здесь я нашел ту самую землю Израилеву, о которой мечтал долгие-долгие годы. Ни лавочника, ни управляющих, ни бездельников, живущих чужим трудом. Все жители поселка работают сами и живут плодами труда своего».
Русский трудящийся человек может воспринимать такое только с сочувствием. Так-то оно так, да вот переселялись эти бывшие подданные Российской империи не в тайгу или на целину, а в край, где худо и бедно, однако жили, и уже давно, местные арабы. Их стали вытеснять, это вызвало сопротивление, которое не разрешилось до сих пор, чему мы все свидетели. Бен-Гурион всю свою долгую жизнь был яростным борцом с арабским сопротивлением. Наше, русское, отношение к этому известно, и оно неизменно, однако не о том пойдет тут речь.
