Олесь Бузина - Тайная история Украины-Руси
Если Речи Посполитой как великой державы уже нет, то Российской империи еще нет. Она только рождается в руках спешащего Петра. «Русская угроза» станет популярной позднее, а пока никто не может сказать, устоит ли сам Петр, в спину которому бьют волны стрелецких бунтов.
Вода восточноевропейской политики мутна — будь Мазепа ловцом по призванию, он попытался бы не мешкая вытащить еще одну рыбку, но, повторяем, его сачок — уже полон.
1700 год принес большую войну. Иначе и быть не могло. За XVII век предприимчивые шведские короли сколотили империю, контролировавшую всю восточноевропейскую торговлю. Сражения Швеция проигрывала редко — не чаще, чем «Милан» футбольные матчи — и поэтому в Риге, Ревеле и Ниеншанце (на месте современного Санкт-Петербурга) стояли гарнизоны ее солдат в синей форме. Естественно, такие удачи не могли не породить жадную свору завистников.
Датский король Фридерик IV стремился вернуть захваченный Швецией юг Скандинавского полуострова. Саксонско-польский король Август II претендовал на перешедшую в руки шведов Лифляндию. Россия же стремилась получить назад захваченное устье Невы.
Казалось, сколочена мощная коалиция. Но война началась крайне неудачно для союзников. Высадка Карла XII под Копенгагеном заставила капитулировать датчан. Под Нарвой тяжелое поражение терпит русская армия. На фоне поистине драматических декораций, под прикрытием пурги, дувшей в лицо русским, шведы ринулись в атаку и прорвали оборону. В руках Карла оказались генералитет и вся артиллерия. Вскоре и Август II вынужден был снять осаду Риги и отступить в глубь Речи Посполитой, проигрывая одно сражение за другим.
Для Мазепы все эти Марсовы потехи совсем некстати. Торговля Гетманщины ничего не выиграет от того, получит ли Россия выход к Балтийскому морю. Но подписав в день своего избрания Коломацкие статьи, утверждающие, что Малороссийский край — всего лишь часть «их царского Пресветлого Величества Самодержавной державы» — гетман обязан выполнять все приказы Петра. И едва открылись боевые действия, как 12-тысячный корпус казаков под командой нежинского полковника Обидовского направляется на север. Впрочем, боеспособность его оказывается весьма невысокой. Петр возвращает эту подмогу назад. В письме от 31 декабря 1701 г. генерал Шереметьев жалуется царю: «Лучше умереть, нежели с ними служить, а на добычу и на разоренье таких не слыхано». К Нарве казаки опоздали, зато успели помародерствовать на Псковщине, по обычаю всех тогдашних армий восполнив недостаток в продовольствии.
Война продолжается. Исход ее неясен. Успехи чередуются с неудачами. Петр мощно помогает Августу II деньгами и солдатами. Кажется, что союзникам удастся одолеть шведов, и Мазепа остается послушным орудием российской политики. Посылает под Варшаву корпус Даниила Апостола. Сам с 40-тысячным войском берет Львов и Замостье.
Резкий поворот обстановки принес только 1706 год. Устав гоняться за Августом по Речи Посполитой, шведский король направляется прямо в Саксонию — наследственное владение своего врага. Август, большой поклонник женщин, схвачен теперь за самое интимное место. Не в силах вынести разорения любимого княжества, он подписывает втайне от Петра I мирный договор.
Россия оказывается в политической изоляции. Польша превращается во врага. Турецкий султан в любой момент может нанести удар с юга. Элементарная логика подсказывает: Московии пришел конец.
Военная репутация Карла XII еще никогда не стояла так высоко. Послы Англии, Голландии, Пруссии и Австрии осаждали Альтранштадт, где держал свою ставку шведский король, и наперебой поздравляли его с победой в Саксонии. Англичан и австрийцев больше всего пугало предположение: а вдруг Карл не повернет немедленно в Россию, казавшуюся слишком ничтожным противником, а вмешается на стороне их врага — Франции — в войну за испанское наследство? Но Карл не собирался начинать новую войну, не завершив старую. Решение его было твердо — поход на восток. Государства же слабые изворачивались, как умели, и вели двойную игру — так прусский монарх Фридрих I, признав Лещинского польским королем, просил царя через своего посланника не считать этот шаг враждебным России.
Отчего же было не повести двойную игру и Мазепе? Разве не обучался он некогда при варшавском дворе тонкостям европейской политики? И что с того, что почти двадцать лет назад присягал он перед Евангелием, православным крестом и Богом на верность царю?
Еще в 1705 г. в Замостье, где стоял с войском гетман, пробрался из Варшавы с секретными предложениями от Станислава Лещинского некто Францишек Вольский. Тогда Мазепа предпочел отправить посланца в оковах в Киев к воеводе Дмитрию Голицыну, а письма переслал царю. Но польская интрига не утихла. Вскоре на крестинах дочери краковского воеводы князя Вишневецкого Иван Степанович встретился с княгиней Дольской. Дольская повторила предложение Лещинского. Между польской шпионкой и гетманом завязалась переписка «цифирью» — шифром.
Историки — и украинские, и русские — уделяют много внимания таинственным переговорам Мазепы с Лещинским, известным в основном по доносу Искры и Кочубея. Как и самому доносу. Между тем, в силу специфики этого жанра, истина в нем трудноотличима от вымысла. Несовершенство тогдашнего судопроизводства, по всей Европе основанного на пытке, не позволяет установить бесспорную правду. Так, Кочубей, пытанный кнутом, признал себя лжецом, клеветавшим на гетмана. Не перейди гетман к шведам, в дореволюционной русской историографии склонный к доносам генеральный судья остался бы не воплощением честного слуги, а злобным клеветником, оболгавшим Мазепу из личных побуждений. Доказательства нашлись бы вполне логичные — разве не приударял старый гетман за кочубеевой дочкой? Сами же переговоры Мазепы с Лещинским считались бы тогда не более чем вымыслом личных врагов гетмана. И это не самый удивительный парадокс.
Меня, например, просто умилило мнение одного из историков, предложившего и Кочубея тоже считать украинским патриотом — просто он, видите ли, придерживался другой ориентации — протурецкой. Якобы, сковырнув Мазепу (орать под кнутом пришлось бы уже Ивану Степановичу), Кочубей бросился бы спасать Украину в союзе с Турцией и Крымом. Логика непробиваемая — пусть и доносчик, лишь бы патриот!
Нет, если сочинение Кочубея и Искры и характеризует что-то бесспорно, так это нравственную обстановку вокруг гетмана. Донос был в его окружении обычным явлением. Сам гетман тоже жаловался в письмах Петру на склонность малороссийского народа к измене и убеждал: только он, Мазепа, способен удержать его в узде. И никакие личные отношения не были помехой для распоясавшегося честолюбия. Кочубею, метившему при удаче доноса на место Ивана Степановича, не мешало то, что старшая дочь его была замужем за гетманским племянником полковником Обидовским, а сам гетман — крестный его младшей дочери Мотри. Все эти патриоты только то и делали, что тянули в украинские дела кого-то со стороны — то турок, то поляков, то русских, то шведов. Странное у них было какое-то понятие о патриотизме…
Мы мало что знаем о секретных переговорах Мазепы с польским и шведским королями. Историки держатся двух точек зрения. Либо утверждают, что в результате должна была возникнуть независимая Украина, либо же наоборот — страна казаков превратилась бы в часть Речи Посполитой по образу так и не воплотившегося в жизнь Княжества Русского времен Ивана Выговского. Из доноса Кочубея известно, что Мазепа, запершись со старшиной, читал Гадячское соглашение, стоившее некогда гетманства Выговскому — документ специально разыскали в Печерском монастыре. Но вряд ли это подтверждает то, что гетман и в самом деле желал передать Украину Польше. Не покоевый шляхтич Яна-Казимира, а вкусивший власти старый политик разбирал теперь вылинявшие буквы хартии, напоминавшей ему о давно исчезнувшей молодости. И хотя он и мог убеждать Лещинского в том, что сердце его, как и прежде, склонно к прекрасной, как шляхтянка, польской державе, но в частном разговоре с французским дипломатом Жаном Балюзом Мазепа признался, что «корона польская идет, как в Древнем Риме, к упадку». Правда, секретарь походной канцелярии Карла XII Шонстрем, несомненно, ознакомленный с уничтоженными после Полтавы секретными документами, утверждал, что Мазепа должен был вернуть всю Украину полякам, взамен получив княжество, созданное из Витебского и Полоцкого воеводств в Белоруссии. Вот только в самом ли деле собирался выполнять этот пункт Иван Степанович?
Настроения в Украине тогда царили антипольские. Левобережье под властью царя находилось в относительной безопасности. Правый же, польский, берег превращен был постоянными войнами в полупустыню. Один казацкий полковник говорил во время похода на Волынь пойманному предводителю шляхетского отряда: «Когда-то были вы нашими панами. Тогда вы были смелыми, а теперь у вас силы, как у старой бабы. Не умеете даже защищаться. Если не исправитесь, повесим вас всех за уши и сдерем шкуру!» При таких условиях Мазепу, поддайся он полякам, ждала бы участь Выговского. И он это понимал. А потому в Манифесте к украинскому войску и народу 1708 г. появилась фраза: «Решено поставить страну нашу в то состояние государств, в котором была она перед владением Польским, со своими природными Князьями и всеми бывшими правами и привилегиями, что вольную нацию определяют».
