Полибий - Всеобщая история.
В заключение настоящего очерка нам остается изложить существенные черты союзной организации ахеян.
К сожалению, для характеристики взаимных отношений между центральной властью союза и отдельными членами его мы не располагаем документом, равносильным по значению надписи Уссинга, которая проливает свет на союзное устройство этолян. Однако и здесь эпиграфические свидетельства, особенно орхоменская надпись, объясненная Фукаром и Диттенбергером, значительно восполняют литературные известия. Сверх того, показания историков об ахейской федерации гораздо обильнее и яснее, нежели об этолийской, а это помогает раскрыть подлинную связь и смысл некоторых исторических явлений, односторонне освещенных историком, который или сам был участником событий, или черпал свои сведения из не беспристрастных источников.
Когда Фюстель-де-Куланж или Фримен противополагают ахейскую федерацию этолийской, как союз равноправных членов на одной стороне, произвол и господство на другой, то нельзя не видеть в таком заключении новых историков зависимости от суждений главного свидетеля, Полибия. Равенство, свобода, истинное народоправство, в основе коих лежало благородство ахеян и милосердие, были, по выражению Полибия, причиною и источником объединения и благополучия пелопоннесцев в ахейской организации. Во всех своих предприятиях ахеяне преследовали только благо союзников, свободу отдельных государств, объединение пелопоннесцев; в этом они видели высшею награду за все труды, какие поднимали на себя. Для полноты единства Пелопоннеса в ахейском союзе недоставало, по мнению нашего историка, только общих стен, которые и внешним образом превратили бы всех пелопоннесцев в равноправных граждан единой общины: «во всем остальном существовали единообразие и сходство в отдельных городах и в целом союзе; все пелопоннесцы имеют одни и те же законы, пользуются общими мерами, весом и монетою, имеют общих должностных лиц, членов совета и судей». Когда Филипп и союзники собирались идти войною на этолян, они обязывались помогать друг другу в борьбе с этолянами за возвращение отнятого у каждого из них, восстановить исконные учреждения у всех, кто по принуждению вошел в этолийский союз, «дабы они владели своими полями и городами, избавлены были от гарнизонов и от дани, жили независимо по исконным законам и установлениям»237*. Самая публичность и торжественность подобных заявлений способна укрепить в читателе ту мысль, будто союзное устройство этолян держалось единственно на терроре, насилии и вымогательствах, будто ахеяне во всем своем поведении держались начал, не имевших ничего общего с порядками этолийского союза.
Раньше мы собрали свидетельства надписей и историков, далеко не отвечающие тем краскам, в каких представляются этоляне Полибию и Ливию. С другой стороны, из истории ахейского союза мы уже знаем некоторые факты, разрушающие идиллическую картину взаимных отношений ахейских союзников. В меньшем еще согласии с нею находятся позднейшие события в ахейском союзе из времени Филопемена и следовавшего за ним, т.е. из того времени, когда наконец ахейский союз вмещал в себе весь Пелопоннес. Этот период ознаменовался жестокостями против Спарты и Мессены; оба города предпочитали зависимость от Рима принадлежности к союзу ахеян. Внутри союз раздирали междоусобные распри238*. В действительности ни ахеяне, т.е. союзные власти ахеян, ни отношения к ним союзных общин не представляли собою чего-либо исключительного или совершенного по сравнению с порядками в других политиях. Преимущество ахеян, как и этолян, состояло в применении к общежитию федеративных начал, которые при наличности других условий способны были бы объединить Элладу и спасти от завоевания.
Единство политической организации выражалось прежде всего в том, что все граждане союзных общин носили имя ахеян, происходили ли они из городов собственно ахейских, или вошедших в союз в разное время. Так, в афинской надписи, относящейся ко времени после вступления в союз Мессении (191 г. до Р.X.) и объясненной Рангави, упоминаются в числе победителей на афинском празднестве Менандр, сын Мениппа, ахеец из Аргоса, Никомах, сын Леонида, ахеец из Мессены, и в трех местах начертано было женское имя аргивянки из Ахаи. В орхоменской надписи не раз повторяется, что орхоменцы стали ахеянами239*. Согласно с этим монеты союзных городов имеют после имени города, чеканившего монету, имя ахеян: коринфян ахеян (или ахейских), сикионян ахеян, элейцев ахеян, тегеян ахеян и пр. На лицевой стороне монет изображен Зевс, патрон ахейского союза, на оборотной — другое союзное божество, панахейская Деметра240*. Плутарх свидетельствует, что со вступлением Сикиона в союз граждане его стали именоваться ахеянами; то же самое о всех ахейских союзниках передает Полибий241*. Как свидетельства надписей, так и начертания на монетах показывают, что союзные общины владели, так сказать, двойным правом гражданства: местного и общесоюзного ахейского. Можно думать, что принадлежность к союзной организации ослабляла местную исключительность, свойственную древнеэллинским общинам. Вероятно, звание ахейского гражданства облегчало натурализацию в отдельных союзных общинах; по крайней мере относительно Арата, сикионца по происхождению, мы знаем, что в Коринфе он имел дом, а в Аргосе был выбран местным стратегом. За отсутствием других аналогичных примеров мы должны, впрочем, считать положение Арата в Коринфе и Аргосе исключительным как последствие дарования ему этими городами гражданства за оказанные услуги. В одной из ахейских надписей мы имеем довольно длинный список лиц, которым ахейский город дарует права гражданства во внимание к особым заслугам каждого, а в другой надписи, плохо сохранившейся, определяются и условия получения такового права242*.
В чем состояло единство мер и весов в ахейском союзе, мы не знаем за отсутствием каких-либо об этом сведений.
Орхоменская надпись, содержащая в себе не самый акт включения Орхомена в союз, но состоявшееся вслед за сим соглашение по устроению некоторых дел в новом союзном городе, поименовывает союзные божества, которые должны быть призываемы в свидетели одинаково обеими сторонами, подлежащими властями ахеян и орхоменян. Следовательно, политическое единство союза выражалось в признании общесоюзных божеств: «Зевса Амария, Афины Амарии, Афродиты и всех божеств».
Общим именем и культом соединенные между собою политические общины составляли один народ. Официальное обозначение его было «союз ахеян», или «ахеяне», удостоверенное и надписями, и теми особенно местами в сочинениях историков, которые имеют вид извлечений из документов. Как мы сказали выше, древнейшее документальное упоминание об ахейском союзе относится к 266/265 г. до Р.X.243* Наряду с официальным термином употребительны были и другие названия, отвечавшие понятию единого народа или тесного союза общин: народ ахеян, государство ахеян, общее государство, общее союзное государство, составное государство ахеян и пр. Постановления народного союзного собрания были равно обязательны для всех членов союза и вопреки ошибочному уверению Дюбуа не нуждались в утверждении собраниями отдельных общин. Заключения французского ученого построены на недоразумении. В привлекаемом им месте Полибия речь идет не о членах ахейской федерации, но о тех союзниках ахеян и Филиппа, с которыми они поднимали союзническую войну на этолян244*. Одно подобное свидетельство способно было бы разрушить представление об единстве ахейского народа; но такого свидетельства нет.
Однако усвоение общего имени и общих божеств вовсе не означало отречения союзной общины от присущих ей особенностей политического устройства и от внутренней политической самобытности, как можно бы заключить из слов Полибия, будто в ахейском союзе все пелопоннесцы имели одни и те же законы, одних и тех же должностных лиц, советников и судей, так что, по его словам, оставалось только обвести Пелопоннес общими стенами и получилась бы единая политическая община. Не утрачивая отдельного имени, не отказываясь от местных божеств, от права чеканить монету, союзные общины сохраняли и свои особые законы, и способ управления, и своих должностных лиц; из местных прав и учреждений устранялось лишь то, что было несовместимо с принадлежностью к общей организации. Отмена Ликурговых законов в Спарте и подчинение ее ахейским учреждениям в 189 г. до Р.X. были исключительною мерою Филопемена по отношению к беспокойному союзнику. Да и сам Полибий в другом месте выражается о предмете с большею точностью, говоря, что первоначальною задачею союза было удалить македонян из Пелопоннеса, упразднить тирании и утвердить в каждом отдельном городе унаследованные от предков вольности и общую свободу союза; все, к чему стремились ахеяне в сношениях с другими народами, было — свобода граждан в отдельных общинах и единение пелопоннесцев245*. Таким образом, относительное многообразие политических учреждений не исчезало с образованием ахейской федерации; оно вмещалось в союзную организацию, объединявшую в известных пределах всех союзных общин. По возобновлении Мегалополя, разрушенного Клеоменом, город устраивается по законам некоего Пританида, поставленного для этой цели Антигоном (222/221 г. до Р.X.)246*. В отдельных городах союза были свои народные собрания, свои думы и председатели их, свои должностные лица, обозначаемые различными терминами: полемархи в Кинефе, стратег в Аргосе, архонты в Сикионе, Орхомене и других городах, дамиорги в Диме и Эгии и пр. Особенно интересна в этом отношении димская надпись, кажется, III в. до Р.X., в которой упоминаются рядом феокол, буларх, предстатель, секретарь, демосиофилаки247*. Местные учреждения и чины, как видно из тех же свидетельств, служили посредствующими органами между общиною и союзными властями. Вот почему никак нельзя согласиться с толкованием показания Полибия о единстве законов и пр., предлагаемым В.Г.Васильевским, будто под ним разумеется «одинаковое устройство исполнительной, судебной и совещательной власти во всех политиях».
