Полибий - Всеобщая история.
Что было бы с Пелопоннесом и Элладою в том случае, если бы Арат согласился уступить Клеомену руководящую роль в Пелопоннесе, мы загадывать не станем. Верно одно, что он не оправдал бы опасений одних и упований других на насильственный раздел имуществ. Плутарх положительно свидетельствует, что возвращение Аргоса от Клеомена в ахейский союз совершилось при участии самого аргивского народа, недовольного тем, что Клеомен вопреки ожиданиям не уничтожил долговых обязательств231*. Если бы Арат твердо верил в превосходство союзных учреждений, то он мог бы спокойно рассчитывать на то, что гегемония Клеомена сама собою уступила бы место первоначальному союзному устройству. Потом, ни на чем не основанным кажется нам предположение некоторых новых историков, будто прежние тираны пелопоннесских городов находили себе поддержку в Клеомене. Напротив, тирания давно уже опиралась на македонские гарнизоны и на деньги македонских царей; следовательно, если в Клеоменову войну бывшие тираны и подняли голову, то случилось это не по вине Клеомена, а благодаря македонской политике Арата. Тогда как Антигон Досон вскоре по прибытии в Пелопоннес, ранее какого-либо решительного дела, отдал приказ восстановить в Аргосе статуи тиранов и низвергнуть изображения освободителей Акрокоринфа от македонского гарнизона, ненависть к тирании составляла одну из постоянных особенностей Спарты. Во всяком случае, для каждого должно быть ясно, что не этоляне и даже не Клеомен были виновниками разложения ахейского союза в эту эпоху. Союзные учреждения ахеян дали Арату возможность управлять судьбами союза в течение многих лет; но в трудные времена у вождя не оказывалось достаточно ни военной доблести, ни возвышенных порывов, способных воодушевлять и увлекать народные массы, ни политического мужества, в столь высокой мере отличавшего Клеомена. Недостаток положительных достоинств и побудил Арата искать союза Антигона. Казни изменивших союзу сикионян, розыски против колебавшихся в своей верности коринфян, конфискация имуществ Клеоменовых сторонников в Аргосе, насильственная смерть бывшего союзного стратега, Аристомаха, — все это были неизбежные последствия колебаний и ошибок самого Арата и союзных властей232*. Ошибочным оказался и долго лелеянный Аратом план призвания Антигона в Пелопоннес. Правы были ахеяне, когда долгое время упорно отказывались выдать Антигону Акрокоринф. Чтобы провести эту меру до конца, Арату потребовалась и безответственная власть, и звание самодержавного стратега, и сокращение территории союза, наконец, страх ахеян перед победоносным Клеоменом. Только при таких обстоятельствах собрание ахеян в Эгии (223/222 г. до Р.X.) бесповоротно решило отдаться Антигону при условии возвращения ему Акрокоринфа и предоставления неограниченного командования войсками на суше и на море. Ценою свободы и независимости союза куплена была победа над Клеоменом при содействии македонского царя.
Вскоре по вступлении в Пелопоннес Антигон занял положение не равноправного союзника, но господина ахеян. В Аргосе он устроил дела по своему усмотрению и явился на собрание в Эгий, где и были приняты предложенные им условия союза (223/222 г. до Р.X.). Прежде всего, Антигон провозглашен был главою нового союза, в состав которого наряду с другими эллинскими народами входили и ахеяне; царю отдан был не только кремль коринфский, но и самый город; сношения с прочими государствами ахеяне могли вести впредь не иначе, как с согласия Антигона; расходы по содержанию македонского войска, а равно по устроению игр и иных празднеств, разумеется, в честь могущественного союзника падали на ахеян233*. «Так позорно кончилось благородное возбуждение эллинов, — восклицает Дройзен, — которое за тридцать лет до того предвещало, казалось, новую эру Элладе; омерзительно представить себе, что эти некогда свободные народы превозносили властителя, а он, сильный и ясно понимающий, что делает, не трудился даже поморочить их обещаниями свободы, что они дарили ему Коринф, как будто это была ничтожная деревенька, постановляли чествовать его, как божество, торжественными процессиями, играми, жертвоприношениями. И всем этим руководил Арат». По мере военных успехов росла власть Антигона, обнаруживалась зависимость эллинов от царя, и пределы ахейского союза сократились. Коринф и Орхомен получили македонские гарнизоны; Мантинея переименована в Антигонию и подарена Аргосу; Магары остались в беотийском союзе; в завоеванной Спарте восстановлено доклеоменовское устройство, за отсутствием царя — Клеомен бежал в Александрию — превратившееся в чистую олигархию; партия-то олигархов и считала избавление от Клеомена освобождением Спарты; начальником города Гераклидов Антигон назначил беотийца Брахилла. Для наблюдения за интересами македонской династии во всем Пелопоннесе поставлен был некий Таврион; позже, при Филиппе V, такого же положения добивался для себя один из приближенных царя Апелла. Предупредительность Арата к Антигону выразилась и в том еще, что по взятии Аргоса он предложил подарить царю имущества аргивских граждан, передавших было город Клеомену.
Вскоре после битвы при Селласии (июль 221 г. до Р.X.), живо описанной по Плутарху и Полибию В. Г. Васильевским, Антигон умер, но дело рук его перешло по наследству к юному Филиппу V, сыну Деметрия II. Ахеяне оставались в союзе, образовавшемся при Антигоне и во главе имевшем царя Македонии. В битве при Селласии кроме македонян и наемников участвовали под командою Антигона ахеяне, мегалопольцы, беотяне, эпироты, акарнаны; завоеванная Спарта тоже вошла в новый союз. Все эти народы, по имени свободные союзники Македонии, на самом деле находились в подчинении у македонской династии, потеряли право почина во внешней политике и служили лишь династическим целям македонской политики. Скрепленный клятвою договор между ахейцами, эпиротами, фокидянами, македонянами, беотянами, акарнанами и фессалийцами был в действительности восстановлением македонской гегемонии времен Филиппа и Александра Великого.
Как в конце IV в. до Р.X., так и теперь носителями преданий независимой и самодовлеющей Эллады оставались одни этоляне, если не считать афинян, которые по освобождении от македонского ига держались в стороне от общего движения эллинов и в своем поведении сообразовались с видами египетской династии. Македонии оставалось сломить сопротивление Этолии, с которою союзническими отношениями связаны были Элида и Мессения в Пелопоннесе, и вся Эллада обратилась бы в подчиненную македонским владыкам страну. Разрешение этой последней задачи, столь удачно начатое Антигоном Досоном при участии Арата и ахейского союза, выпало на долю семнадцатилетнего Филиппа V. Для достижения гегемонии над значительною частью Пелопоннеса и Эллады Антигон воспользовался враждою между Аратом и Клеоменом; дальнейшему упрочению македонского господства помогла давняя ненависть того же Арата к этолянам. Так называемая союзническая, или этолийская, война (220—217 г. до Р.X.), начавшаяся вскоре за усмирением Спарты, показала воочию, как мало к тому времени эллины, и в частности ахеяне с Аратом во главе, располагали политическою свободою в смысле эллинском. Само собою разумеется, война эта должна была составить последний акт той борьбы македонской династии за гегемонию в Элладе, которая на время была прервана образованием ахейской федерации и окончательному завершению которой долгое время препятствовали этоляне. Царь Македонии не только был военачальником всех союзных сил во время войны; ему принадлежала руководящая роль в самих приготовлениях к ней, в наборе войск, в определении контингентов, какие должны были доставить союзники, и пр. Поэтому союзническая война была на самом деле войною Филиппа против этолян, причем эллины, впереди всех ахеяне, были его союзниками, несвободными и покорными. В одном месте Полибий и говорит, что союзническую войну «предпринял в союзе с ахеянами сын Деметрия и отец Персея Филипп». В других случаях он называет ее войною ахеян и Филиппа против этолян234*, и лишь опять в одном месте войною эллинов с этолянами. Только первое из этих обозначений должно считать точным. По словам Полибия, не только союзники Филиппа, но и все эллины возлагали упования на мягкость и великодушие царя.
Союзническая война составляет для Полибия исходный пункт всего повествования; историк излагает ее с достаточными подробностями, что дает читателю возможность самому определить подлинный смысл и значение излагаемых событий. Разделяя вражду Арата к этолянам и одобряя наступательные действия Филиппа на этолян, Полибий не замечает того, что все это предприятие ведено было собственно Филиппом, что кончилось оно ослаблением не одних этолян, но и ахеян и эллинов вообще и рядом с этим усилением Македонии и утверждением господства македонских царей в Элладе. Есть основание предполагать, что и предшественник Филиппа, Антигон Досон, заботился о разъединении этолян и ахеян, ибо этим путем устранялась возможность единой эллинской политики235*.
