Юрий Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков
Этот переход был очень труден. Сплошное "непроходимое" болото… Я подчеркиваю "непроходимое", потому что оно было действительно непроходимо летом.
Наше счастье, что мы шли в эту пору. В начале я не мог понять почему оно не затягивает совершенно. Я попробовал штыком и уперся во что то твердое. Попробовал в другом месте, штык уходил на то же расстояние. В чем дело? Оказалось, {190} что болото оттаяло только сверху, а на пол аршина вглубь — лед. Вот почему это "непроходимое" болото было проходимо.
Но все таки, в некоторых местах пройти его было нельзя. Мы шли, проваливались, с трудом возвращались обратно, делали обход, снова шли, опять проваливались и снова возвращались. Здесь я начал считать на "полезные" и "не полезные" километры которые нам приходилось проходить.
Дул холодный северный ветер. Мы были мокры по пояс. Было очень холодно. Наконец мы попали в лес. Но были уже так вымотаны, что не дотянули до утра и остановились ночью.
21 — го Мая. Ночевки "в лесу". Остановка в шалаше, вследствие выпада снега.
Немного поспав, мы вышли утром. Лес оказался небольшим, и скоро мы снова попали в болото. Этот день оказался еще труднее предыдущего. Болото было еще хуже, вода холоднее и северный ветер крепчал.
В середине дня стало очень холодно, несмотря на движение согреться было невозможно.
Шли мы страшно растягиваясь. — Впереди я и Мальбродский… Отставая от нас на пол километра, остальные…
Я решил сделать привал. Хорошо, что на этот раз я долго выбирал для него место и нашел защищенное от ветра. Мы развели большой, настоящий северный костер… Кстати, но приемам разведения костра, в России легко можно определить южного — степного и северного — лесного жителя.
Уроженец юга разводит костер из сучков, ковыряется с веточками и все время держит маленький огонь.
Северный житель начинает с двух — трех щепок, затем сразу наваливает на огонь поленья и сейчас же покрывает это целыми, стволами. Огонь у него не затухнет и через пять минут, дает настоящий жар. Таким он его и поддерживает.
Хотя среди нас и были большей частью жители не лесных губерний, но все таки огонь мы держали северный — горячий.
Сегодня нужно было его особенно поддерживать… Ветер крепчал и крепчал… Лес шумел… Собрались тучи… Стало темно… Начиналась вьюга…
Вот появились первые снежинки…
Мрачно лежали мы у костра… Все молчали… В головы {191} забирались неприятные мысли. — Что бы ни случилось, крыши, крова мы над собой не увидим… Нужно все перенести…
Вьюга усиливалась… Болото уже покрылось пеленой снега…
"Надо строить шалаш", предложил я моим спутникам.
Требовалась работа. Все устали. Нехотя, надеясь, что вьюга скоро кончится, принялись мы за постройку.
Построили навес и покрыли его еловыми ветками. Снег валил хлопьями. Быстро покрывались они белой пеленой.
Мы забрались в шалаш… Но увы, он не спас нас… Недостаточно низкая температура, близость костра и наше дыхание растапливали снег и шалаш начал протекать…
С этого времени началось наше пятидневное сидение в снежной пустыне, под завывание вьюги, шум леса, с постоянно падающим снегом…
Это было тяжело… Очень тяжело… В моем дневнике оно помечено коротко:
Остановка в шалаше вследствие выпада снега.
22-го Мая. То — же.
23-го Мая. То — же.
24-80. Метель продолжается. К вечеру прекратилась.
25-го. Снегу на пол аршина.
26-го. Снег тает…
Одинокие, голодные, холодные, все время мокрые, сидели мы оторванные от всего мира… Давило сознание, что своими силами найти выход было нельзя… Можно было только ждать… А ждать было тяжело…
Первую ночь мы провели совершенно без сна. Усталость была сильная, но холод не давал заснуть. Все платье было мокро. Только высушишь его у костра, ляжешь, — через пол часа весь до нитки мокрый… Опять костер, — платье горит, но ничего не помогает. В начале мы хоть ели вволю. Затем пришлось сократить и паек…
Чем дальше, тем хуже…
Haстроение переходило в апатию… Мы почти не разговаривали…
Появились первые признаки цинги — сонливое состояние.
День мало отличался от ночи… Та же тьма… и безостановочно падающий снег…
{192} В голове у меня начали путаться дни… Здесь, чтобы не забыть их, я начал писать свой дневник. Казалось просвета не видно…
……………………………………………………………..
Но вот что то изменилось… Что?.. Еще трудно определить, но перемена есть… Стало чуть светлее… Чуть теплее… Но снег еще шел.
А вот появились и признаки… Ветер повернул на юг, метель прекратилась, и выпавший на пол аршина снег, начал таять…
На душе стало легче… Я взял винтовку и пошел в болото. Идти еще было невозможно. — Bcе прогалины занесены снегом, и в них можно было провалиться так, что и не вылезти… Но долго ждать было нельзя. Паек был сокращен до минимума и его могло хватить только на день, кроме того нас поджидала цинга — этот бич севера. Почва для нее была благоприятная — и голод, и холод, и отсутствие движения… Первые признаки ее приближения — апатия и сонливость были на лицо.
На следующий день мы выступили.
26-го Мая. Снег тает. В два часа вышли на реку Кемь, часам к 7-ми вечера дошли до деревни Подужемье. 11 часов вечера встретили 2-х крестьян. Получили немного хлеба. Ночь. Идем по реке Кеми. Настроение бодрое. В дер. Подужемье была засада из красноармейцев, которая поискав нас ушла.
Снег еще тонким слоем покрывал сухие части болота и леса, когда мы вышли. Несмотря на усталость все таки было приятнее двигаться чем сидеть в тех условиях, в которых мы находились последние 5 дней.
Мы шли довольно быстро и вскоре показались первые признаки жилья начали попадаться тропинки, заборы, затем пошли поля… Взобравшись на гору, мы увидели деревню, а за ней реку… По полям разгуливали бараны… хотелось взять, но нельзя было портить отношения с крестьянами. Деревню надо было обогнуть, и мы начали ее обход с севера-запада. Обход должен был быть достаточно глубок, так как следы наши ясно отпечатывались на снегу. Попадались тропинки…
"Стоп". Поднял я руку… Все остановились. На тропинке два человеческих следа, с подкованными каблуками, с боку {193} два собачьих. Красноармейцы с собаками. Не скажу, чтобы это добавление на меня приятно подействовало. Лучше быть охотником, чем зверем…
Двое нас — двое красноармейцев. Постреляли бы, подсчитали… Как-нибудь и поладили бы… А эти не отвяжутся.
Оставив всех на месте, я пошел на разведку и к моему удовольствию скоро увидел обратный след.
Мы пересекли оба следа и к вечеру дошли до реки Кеми. Широкая, сильная река… По обоим берегам могучий, почти девственный лес, вдоль берега узенькая, еле заметная тропинка. Свежих следов нет, значит можно идти.
Тишина… Наступает ночь…
По воде слышно очень далеко… Стук…
Мы остановились. Прислушались. — Разговор… Подошли поближе крестьяне строят на пожне забор. Подходить или нет?
Не хотелось кому-нибудь показывать свой след…
Но надо было есть, надо получить хоть какие-нибудь сведения.
"Пойдем!" Кивнул я Мальсогову.
Два бородатых мужика… При нашем приближении продолжают работу.
"Здравствуйте"!
— "Здравствуйте"… Никакого вопроса кто мы и почему мы здесь. Ясно видно, что знают нас, но ничем этого не выдадут. Приходиться нам заговаривать первым.
"Вот что, отцы", начинаю я прямо, — "вы о нас вероятно знаете, мы беглые люди, не большевики, а поэтому помогите нам".
Вижу мнутся…
"Мы вас не выдадим, и вы нас не выдавайте", прибавляю я.
— "Да нам что… Мы не доносчики, а чем помочь то?…"
Я рассказал. — Нам нужно знать где мы, что у нас сзади и спереди и где достать хлеба.
Оказалось, что деревня, которую мы видели, называется Подужемье, и в ней до сегодняшнего дня стояло человек 25 красноармейцев с собаками. Сегодня они ушли, но неизвестно куда. Крестьянам, под страхом наказания, приказано не давать нам продуктов. Деревне, за голову каждого из нас обещано по 10 пудов хлеба на человека. Вверх по течению, {194} верстах в 30-ти есть два хутора, в них можно достать продуктов…
"А все, что у нас есть, мы вам отдадим. Чай голодны"? — Прибавил один из стариков.
Оказалось, что они здесь на лодке. Оттуда он принес две буханки хлеба. Это была для нас большая поддержка.
Обоюдно обещав не выдавать друг друга, мы простились со стариками, поели хлеба, и двинулись по Кеми.
Погода поправилась… Кое что было в животе… Впереди хлеб настроение стало лучше…
Узенькой, еле заметной тропинкой пробирались мы вверх по течении Кеми. Масса маленьких притоков затрудняла наше движение. Через многие из них были перекинуты срубленные деревья. Но все таки, чтобы перейти их приходилось каждый раз спускаться в овраг, а потом карабкаться в гору.
Несмотря на утомление, трудность перехода, голод, холод все таки хорошо жилось среди природы. Мы шли всю ночь. Настало утро… Пробежал утренний холодок, потом запели птички…
