Лев Колодный - Москва в улицах и лицах
В том месте, где простиралась усадьба Гончаровых, построен доходный жилой дом. В нем поселился в 1903 году и прожил свыше тридцати лет Владимир Иванович Немирович-Данченко, изучавший физику, математику, право в Московском университете, но нашедший себя в театре. После встречи с ним Константин Станиславский основал Художественный, где они были содиректорами. Третьим содиректором стал Савва Морозов, радовавшийся, что кроме коммерции нашел себя на поприще искусства. Но счастье длилось недолго. Вскоре после того как Немирович поселился в этом доме, триумвират распался из-за возникшего антагонизма между Саввой и Немировичем, занимавшимся и режиссурой, и драматургией. Морозов пытался влиять не только на финансовую часть, но и на политику театра, выбор пьес, авторов. Тут взгляды содиректоров резко разошлись. Савва уступил в борьбе, где в союзе с Немировичем оказался Чехов... Эта драма стала одной из причин самоубийства Морозова, не нашедшего сил, чтобы создать новый театр, как того хотели Максим Горький и Мария Андреева, не разделившая любовь покойного, завещавшего ей 100 тысяч рублей...
ХIX-ХХ века придали Большой Никитской образ, хорошо нам знакомый. Остаться как прежде, двухэтажной - улице, конечно, не удалось. Но и после строительного бума мы видим черты прошлого - фасад бывшего дворца Екатерины Дашковой. Над его прежним входом и двумя этажами поднялись стены Большого зала Московской консерватории. 7 апреля 1901 года в нем в исполнении симфонического оркестра прозвучала увертюра к "Руслану и Людмиле". Так началась история, которая продолжается на наших глазах. Этой же увертюрой, исполненной на рояле Петром Чайковским 1 сентября 1866 года, состоялось открытие Консерватории в известном нам доме на Воздвиженке, 13 (в нем выступал "В.В", осмеянный молодым Ильичем), куда попала фугасная бомба.
Над сценой зала белеет барельеф Николая Рубинштейна, основателя Московской консерватории и первого директора. Сын московского купца, крещенного еврея, стал, как и его старший брат Антон, великим артистом, пианистом-виртуозом, дирижером, гастролировавшим с триумфом в Европе, первым исполнитетелем многих сочинений Петра Чайковского. Ни он, ни его друг Петр Ильич, не дожили до открытия зала, обладающего отличной акустикой.
Перед входом в Большой зал установлен памятник Петру Ильичу Чайковскому, профессору Консерватории, ей присвоено его имя. На Большой Никитской пролетели многие годы жизни композитора, пока он не отдал свой класс другому профессору и не зажил, как свободный артист, выступая в лучших залах Европы.
На Кудринской площади, куда впадает Большая Никитская, сохранился маленький двухэтажный "дом с лавками". На втором этаже снимал квартиру Петр Ильич. Он тогда писал, что живет "на Кудринской площади, против фонтана в доме Казакова (у мучной лавки)." В нем написана опера "Опричник", вторая симфония, с успехом исполненная Николаем Рубинштейном, который тогда жил на Большой Никитской, 31.
С шумной площади перебрался Чайковский на Малую Никитскую, флигель дома 21, через год переехал в дом 35 на этой же улице, где написал Первый фортепьанный концерт, сделавший его всемирной знаменитостью, живым классиком. Здесь созданы сцены "Лебединого озера".
На Большую Никитскую, 24, композитор въехал в построенный один из первых доходных домов, где снял квартиру, имея в виду зажить семейной жизнью. Тогда встретил влюбившуюся в него студентку консерватории и пошел с ней под венец, не догадываясь, какое несчастье принесет этот союз невесте и ему, не созданному природой жить в браке с женщиной. Из этого дома пошел Чайковский топиться на Москву-реку...
"Я все более и более привязываюсь к Москве", - писал композитор до этой катастрофы, став постоянным жителем города, по которому мог часами один ходить, любуясь домами и храмами, ловя "уличные впечатления". В конце жизни, повидав лучшие города Европы, он признавался:
"Один и есть только город в мире, это Москва, да еще, пожалуй, Париж". Сказав прозой то, что спустя годы Маяковский зарифмует в стихах:
Я хотел бы жить и умереть в Париже,
Если б не было такой земли - Москва.
На Большой Никитской появилось сравнительно мало доходных домов, но век требовал новых зданий, и они были построены для Консерватории, театра и кинотеатра "Унион".
Театр на Большой Никитской, 19, возвела в 1886 году дама, носившая тройную фамилию Шаховской-Глебовой-Стрешневой, каждая из которых известна в истории России. Архитектор Константин Терский построил по ее заказу новый в Москве театр. Она соорудила по его же проекту принадлежавший ей соседний дом в этом же владении, оборудовав в нем зал для балов и концертов. Тогда ампирный особняк превратился в массивное, похожее на старинный боярский терем здание. Скорбящие об утраченном ампире искусствоведы сравнивают его с сундуком. В нем помещается в наши дни клуб медработников. С недавних пор в зале выступает оперный театр "Геликон", подающий большие надежды.
Построенный Терским театр на углу с Малым Кисловским, назывался "Никитским". В нем выступали гастролеры. В этом театре 1232 кресла, партер, ложи, амфитеатр, бельэтаж, ярусы балконов. По имени антрепренера Парадиза называли его театром "Парадиз", потом "Интернациональным театром", где выступала Сарра Бернар, актриса "Комеди Франсез", создавшая свой театр, блиставшая в лучах славы.
Кинотеатр "Унион", один из первых в Москве, оборудовали в 1911 году на втором этаже дома, где некогда жили Бантыш-Каменский и Николай Огарев. Тогда покрыли его третьим этажом, переделали фасад, глядя на который трудно вообразить, что за его нехитрой отделкой скрываются старинные палаты, ампирный особняк.
В дни первой русской революции 1905 года по Большой Никитской прошла огромная толпа. Она следовала за гробом убитого дворником революционера Николая Баумана, которого прятал у себя дома Савва Морозов. Во главе процессии шел оркестр Московской консерватории, исполнявший марши революции. В доме, где кинотеатр, помещалась редакция большевистской газеты "Борьба", призывавшая к вооруженному восстанию. За что ее закрыли. Она издавалась на деньги фабрикантов, в их числе - покойного Саввы Морозова, не увидевшего, на что пошли его деньги из рук обожаемой Марии Андреевой.
На этом месте произошла в Москве Октябрьская революция, прогремел кровопролитный бой. Неделю шла борьба на подступах к зданию генерал-губернатора, захваченного Московским Советом. Овладеть им стремились отряды защитников Временного правительства. Свидетелем сражения стал студент Константин Паустовский, снимавший комнату в доме напротив кинотеатра "Унион". На пятый день "никитской осады", когда закончились продукты, изголодавшиеся жильцы решили взломать находившийся под ними на первом этаже маленький гастрономический магазин, куда бегали по очереди и набирали сколько могли колбас, консервов и сыра.
Цитирую: "До сих пор я помню этот магазин. На проволоке висели обернутые в серебряную бумагу копченые колбасы. Красные круглые сыры на прилавке были обильно политы хреном из разбитых пулями банок. На полу стояли едкие лужи из уксуса, смешанного с коньяком и ликером. В этих лужах плавали твердые, покрытые рыжеватым налетом маринованные белые грибы. Большая фаянсовая бочка из-под грибов расколота вдребезги.
Я быстро сорвал несколько длинных колбас и навалил их на руки как дрова. Сверху я положил круглый как колесо толстый швейцарский сыр и несколько банок консервов".
Можно себе представить изобилие "Елисеевского" в 1917-м, если в маленьком магазинчике полки ломились от колбас и сыров на четвертом году мировой войны, в дни Октябрьской революции. За что боролись? Паустовского, заподозренного в стрельбе из окна, чуть было не "поставили к стенке". Он умер, так и не увидев больше описанного им товарного изобилия в советских магазинах. И он же в своих сочинениях оправдывал революцию, видел в ней "величайшее значение", уверенный, что она взболтала "бочку с застоявшейся водой".
Потомки Чаадаева и Надеждина, Белинского и Герцена, которых цари объявляли сумасшедшими, в виде наказания отправляли жить в провинцию и "места не столь отдаленные", высылали в Сибирь и за пределы страны, жаждали свободы. Они ее, ликуя, получили в феврале 1917 года вместе с уголовниками, выпущенными из Бутырки, вместе с Махно и Дзержинским, с Лениным и Сталиным, ринувшимися из эмиграции и Туруханского края в столицы, чтобы захватить власть.
"От юнкеров отделился высокий офицер. Он снял шашку и револьвер, бросил это к ногам человека в кожаной куртке, отдал ему честь, повернулся и медленно, пошатываясь, пошел в сторону Арбатской площади", - писал Паустовский.
Гробы с телами 180 убитых мальчиков-юнкеров собрали под сводами Большого Вознесения и отпели. В этом храме перед эмиграцией Федор Шаляпин читал молитву, когда выдавал замуж одну из дочерей. Здесь Москва простилась с Марией Ермоловой, народной артисткой республики, похороненной по христианскому обряду. Что произошло дальше с храмом, мы знаем.
