Валентин Алексеев - Варшавского гетто больше не существует
В колоннах сформированного таким образом «трудового батальона» ежедневно выходило на трудповинность около 5-10 тысяч человек. Более половины из них не получали от немцев никакой платы, зато люди побогаче могли нанимать вместо себя «заместителей» из бедноты.
Бесчеловечность гитлеровцев, их способность попрать элементарные принципы справедливости не сразу и не целиком доходили до сознания их жертв. В начале 1940 г. кто-то, сводя личные счеты, убил в доме 54 на улице Налевки «синего» полицейского. Немцы арестовали 54 жильца дома, в том числе и детей, как «сознательных пособников убийства». Когда следствие не дало результатов, нацисты усмотрели в этом доказательство злой воли арестованных, упорно не желающих открыть истину немецким правдоискателям. Все арестованные были расстреляны, о чем было дано сообщение в печати. В те времена родственники и знакомые погибших отказывались верить, что такое возможно. Слухи о том, что немцы нарочно пугают, что все арестованные, конечно, живы, прекратились лишь с наступлением весны, когда немецкие власти распорядились извлечь казненных, зарытых в неглубоком рве, и закопать поглубже.
В трамваях и поездах немцы развешивали плакаты, изображавшие еврейских ремесленников и мелких торговцев в самом неприглядном виде: вот еврей добавляет к мясному фаршу пропущенную через мясорубку крысу, вот он грязными ногами месит тесто. Большие буквы предупреждали прохожих и пассажиров: «Евреи — вши — тиф!»
Антисемитская пропаганда не ослабевала во все время оккупации. После июня 1941 г. появились плакаты, на которых евреи гонят на фронт измученных солдат и рабочих; на других плакатах рядом с надписью «Евреи правят миром» изображался дьявол, пришпоривший земной шар.
«Еврей — твой единственный враг!» — кричали плакаты.
— А, единственный!.. — восклицали поляки, сдирая эти плакаты со стен.
Однако надо признать, что эта пропаганда подчас падала на благоприятную почву. Антисемитизм в Польше издавна был силен, особенно среди мелкой буржуазии. Он еще более усилился в кризисные тридцатые годы, когда разорявшиеся лавочники и потерявшие заработок интеллигенты мечтали поправить свои дела за счет еврейских конкурентов. Правые политические группировки — при попустительстве, а то и подстрекательстве со стороны правительства — организовывали травлю евреев в широком масштабе.
Попытка проследить в деталях исторические корни антисемитизма в Польше увела бы нас чересчур далеко от основной темы. Отметим лишь основные моменты.
Недоброжелательность и ненависть к неизвестному, непонятному, чужому уходит корнями в далекое прошлое, когда для первобытной орды пределы человечества совпадали с ее собственными рамками. Первобытные люди только членов своего коллектива считали за людей, все остальные не отличались в их глазах от диких зверей. «Чужой» означал врага, его надо было убивать при первой же встрече или бежать от него. В современную эпоху такие традиции в наибольшей степени удерживаются именно в мещанской среде с ее ограниченным кругом интересов, вкусов, знаний и представлений.
Звериное отношение отдельных групп человечества друг к другу ослабевало в ходе исторического развития очень неравномерно и во времени и в пространстве. Даже в нашем ХХ веке оказались возможными дикие вспышки ненависти, сопровождавшиеся истреблением миллионов беспомощных «чужаков». Евреи не раз оказывались в этом отношении в особенно неблагоприятной ситуации. В средневековье, когда происходило сплочение народов Европы в современные нации, евреи жили рассеянно в разных странах, повсюду составляя меньшинство, повсюду резко отличаясь от основной массы населения характером своих занятий, бытом, языком и — что было особенно важно в то время — религией. Повсюду и для всех они были чужими, проклятыми Богом иноверцами. Обитателей средневековой Европы, на взгляды, нравы, быт которых наложило отпечаток натуральное хозяйство, многое отталкивало в образе жизни, внешнем облике и манерах поведения людей, принесших с собой непривычные для большинства денежные отношения и смотревших, в свою очередь, с неприязнью и высокомерием на грубых и глупых варваров. В других частях света и в другие эпохи подобное отчуждение испытывали армяне в некоторых странах Ближнего Востока, индийцы в Восточной Африке, китайцы в Индонезии и Малайе.
Во время крестовых походов евреи, напуганные усилением христианского фанатизма, хлынули из Германии в Польшу. Польские короли приняли их сравнительно хорошо, так как отсталой сельскохозяйственной стране наплыв торговцев и ремесленников с экономически развитого Запада приносил значительную пользу. В то время как немецкие горожане селились в Западной Польше, евреи заполнили города и местечки восточных районов, а также Украины и Белоруссии.
В средние века город повсеместно экономически эксплуатировал деревню, продавая свой товар втридорога, покупая у крестьян втридешева. В восточных областях Речи Посполитой крестьянину — поляку, украинцу, белорусу — противостоял горожанин-еврей. Экономический антагонизм приобретал национальную и религиозную окраску. Враждебное отношение мелкого производителя ко всему чужому было помножено на ненависть крестьянина к обирающему его горожанину. Отсюда — погромы времен Б.Хмельницкого и М.Железняка. Конечно, еврейское население городов не состояло из одних эксплуататоров, — нищета в еврейских местечках ни в чем не уступала бедности деревни. Но кого это интересовало? Крестьянин видел и чувствовал на своей шкуре корчмаря, арендатора, торговца, ростовщика, скупщика, и именно они олицетворяли в его глазах жида.
В ХIХ в., особенно во второй его половине, по всей Восточной Европе бурно развивается капитализм. В конкурентной борьбе новые промышленники и торговцы с раздражением убеждались, что издавна подвизавшиеся на этом поприще еврейские коллеги зачастую превосходят их опытом, связями, оборотливостью. В борьбе все средства хороши: новые, ломившиеся на первый план экономической жизни предприниматели стремились мобилизовать против конкурентов национальные чувства, ненависть широких масс. В период общенациональных экономических трудностей такая борьба может стать особенно ожесточенной: пожирание конкурентов представляется необходимостью.
И последнее — по счету, но отнюдь не по важности — обстоятельство: с конца XIX в., когда по всей Европе развернулось могучее рабочее и социалистическое движение, антисемитизм сделался излюбленным пропагандистским орудием капиталистов, стремившихся расколоть трудящихся, натравить их друг на друга.
В условиях экономического и политического кризиса баварские лавочники пошли за Гитлером; подобная обстановка складывалась в тридцатые годы и в Польше.
Общенародное несчастье сблизило в конце 1939 г. евреев и поляков, однако притихший на время антисемитизм стал после поражения Польши вновь поднимать голову. Антисемиты помогали немцам вылавливать евреев, уклоняющихся от принудительных работ, показывали жаждавшим пограбить немецким солдатами и чиновникам квартиры и магазины состоятельных евреев. Немцы же, в свою очередь, не стеснялись ворваться в еврейскую квартиру и, выбрав лучшее из утвари, заставить хозяина вынести все это на собственных плечах в ожидавшую у подъезда машину. На прощание от него требовали адрес какого-нибудь другого зажиточного еврея.
Услужливые доносчики показывали пальцами на евреев, осмелившихся, несмотря на запрет, сесть в поезд. Хулиганы вламывались в дома, охотились на улицах за евреями, носившими по традиции бороды и пейсы, и приводили этих несчастных к немцам, которые под гиканье и хохот собравшегося сброда срезали евреям волосы ножом, часто вместе с кожей и мясом. Матерые антисемиты, бежавшие с территорий, занятых Красной Армией, рассказывали повсюду о «еврейско-большевистских зверствах» и громко выражали надежду на то, что Гитлер отомстит евреям за все.
В феврале 1940 г. толпа в несколько сотен человек с криками: «Покончить с евреями!», «Да здравствует вольная Польша без жидов!» принялась громить и грабить еврейские жилища. На углу улиц Францишканской и Валовой евреи стали защищать ворота с ломами в руках. Один погромщик и два еврея были при этом убиты. В погроме, который продолжался несколько дней, приняли участие несколько немецких летчиков, вооруженных пистолетами.
Хулиганские выходки участились в марте 1940 г. во время Пасхи. Шайки подростков окружали прохожих-евреев и избивали их камнями и палками. Немцы по большей части не вмешивались, но иногда разгоняли хулиганов, тогда как другие немцы фотографировали всю сцену. Останавливая хулиганов-антисемитов, немцы опасались, как бы дело не зашло дальше еврейских погромов. Немецкая пропаганда представляла все это так, что якобы антиобщественное паразитическое поведение евреев вызывает вполне понятное возмущение польских народных масс. Однако из-за дикости поляков, рассуждали далее гитлеровцы, их протест против еврейского засилья приобретает слишком необузданный, разбойный характер. Вот тут и оказывается необходим носитель порядка, прирожденный культуртрегер немец, призванный организованно покончить с еврейской эксплуатацией, не допуская при этом польского буйства.
