Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
- Пессимист ты, Митяй, - вздохнул Славин.
- Если бы... Пессимисту - хорошо, у него заранее на все ответ: "Э, что бы ни делали, ничего не выйдет..." А я верю, что выйдет, понимаешь? Верю... Но сердце рвет из-за тех глупостей, которые творят люди, рвущие на груди рубаху: "Я - патриот; поднатужимся, наляжем!" А может, и не глупость это, а саботаж? Не знаю... Ты когда-нибудь ходил по районам наших новостроек после одиннадцати вечера?
- Нет.
- Походи. У Главмосстроя с филенкой туго, двери тоненькие, все слышно... Ты обрати внимание на то, какую музыку в квартирах играют... Джаз Виллиса Канновера... "Голос Америки" именно в одиннадцать начинает его крутить, как раз когда наше телевидение норовит всех без исключения трудящихся - как в детском саду - уложить в кроватки... Итак, ящик выключен!.. По радио передают классическую музыку; дансингов в городах нет; клубы уже закрыты в ресторан не водку жрать, а потанцевать под хороший оркестр и кофе попить - нельзя, в десять кончают пускать... А "Голос" именно в это время дает пять минут джаза и минуту информации, да еще какой... Есть люди-совы, Виталя, а есть петухи. Одни поздно ложатся, другие рано, а мы всех под один гребень... Посчитали б, сколько в Москве рабочих со скользящим графиком, кто домой со смены приходит в восемь вечера, а завтра ему на завод только к часу... Ну не хочет он спать! Не хочет! Молодой он! Ему двигаться надо, веселиться, не все ж книге прилежны, увы... Нет, никто эту проблему - с точки зрения социологии - не изучает... Да разве одну эту? Возьми другое: ты занят, и я занят... А надо купить билет на самолет... Значит - с нашими-то очередями, - день потерян. А если организовать службу посредников? Как это сделано во всем мире?! Нет, трать государственное время, только б тот, кто облегчит тебе жизнь, а государству сэкономит миллионы рабочих часов, не заработал лишнюю десятку - "стяжатель"! Эхе-хе-хе! Читал, как обрушились на молодежь за то, что она иностранные майки носит с чужими флагами и мордашками французских кинозвезд? Нет, чтобы травить наших текстильщиков за то, что своих звезд экрана не пропагандируют, свой флаг на майках и своего Гагарина не рисуем, - так нет же, опять-таки воюют со следствием, а не с причиной... Только придурок не купит свое, если оно лучше иностранного...
Славин потянулся с хрустом:
- Что сейчас пишешь?
- Я - накануне, Виталя, только поэтому сейчас с тобой и сижу... Когда начну - уйду в подполье. Я и машинка, нет ничего прекраснее, ей-богу...
Славин посмотрел на часы:
- Не опоздаешь?
- Нет.
- Будешь писать только из Женевы?
- Хочу поездить.
- Но главная цель командировки - переговоры о вооружениях?
- Да, - ответил Степанов. - Так записано в решении...
- Я тебя отвезу в Шереметьево.
- Спасибо... Ирину поцелуй, когда прилетит... Кто-то из французов очень верно сказал: "Каждое расставание - это немножечко смерть..." Сладость свободного сочинительства-I
Закончив изучение архивов, документов Библиотеки конгресса и материалов, опубликованных в "Ньюсуик" и "Форин афферз" о скандальной схватке ракетостроительного концерна Сэма Пима авиационной корпорацией Джозефа Летерса, режиссер и сценарист Юджин Кузанни работал теперь дома один. Сын переехал к подруге. По ночам, когда Голливуд засыпал и лишь стрельчатая листва громадных пальм, устремленных в провальную жуть черно-атласного неба, шелестела, словно тоненькие металлические стружки, которые сбрасывали с бомбардировщиков ВВС США во Вьетнаме, чтобы вызвать помехи на радарах противовоздушной обороны.
"Хороший образ, - подумал Кузанни, - можно использовать в монтаже; спокойствие ночного Голливуда, одиночество, становящееся привычным, металлический шелест пальмовых стрел в темноте; встык - такой же звук над Вьетнамом; пейзажи даются на такой же, как здесь, тишине, а потом экран должен взорваться от свистящего рева турбин сверхзвукового бомбардировщика, а после ландшафт исчезнет, поднятый в небо взрывом многотонной бомбы, черной, пахнущей шлаком, безжизненной пылью; на медленном оседании сожженной земли пойдут титры фильма; когда гарь и дым развеются, я покажу иной ландшафт, наш юг, Сан-Диего, безмолвную устремленность баллистических ракет; словно корабли инопланетян, стоят они в скальной пустыне - безнадежность лунной поверхности, тишина, абсолютная, шершавая тишина, и нет уже шелеста пальм, ощущение тотальной, безнадежной в ы ж ж е н н о с т и планеты..."
Кузанни взял свой маленький, карманный диктофон - работал только с ним, знай себе наговаривай то, что я в л я е т с я перед глазами и явственно слышится в ушах, - еще раз посмотрел на фото сына; какой прекрасный был парень еще год назад, единственный друг, господи, как сложна жизнь наша, и, поднявшись из-за стола, начал неторопливо ходить по кабинету, окна которого выходили в сад; сценарий своего фильма он диктовал так, словно бы видел на экране все, о чем говорил:
- Весна восемьдесят пятою, Нью-Йорк, биржа... Тяжелый, постоянный, тревожный гул голосов; на огромном бело-красном электронном табло пульсирует экономическая жизнь страны, которая выражена в цифрах, означающих взлеты и падения акций ведущих корпораций. За этими точечными взлетами пунктов специалисты сразу же видят разорение одних, счастье других, надежду третьих.
На табло резко возникают цифры стоимости акций "Авиа корпорейшн"; зафиксировано падение еще на два пункта; взрыв оживления среди присутствующих пугает жесткой немедленностью реакции биржевых маклеров.
Дейвид Ли - президент "Мисайлс индастри" ["Ракетная индустрия"], наблюдая за тщательно просчитанным сумасшествием биржи, обернулся к спутникам:
- По-моему, после этого сэру Питеру Джонсу не подняться.
И быстро двинулся к выходу. Он шел мимо кабин, где сидели маклеры, связанные прямыми телефонами со своими компаниями и клиентами, мимо тех закутков, где обосновались журналисты и, улыбаясь, слушал их быстрые, кричащие сообщения: "Компания, созданная сэром Питером, зашаталась"; "Самолеты Питера Джонса не нужны больше нашим ВВС?"; "Сегодняшнее падение акций на бирже свидетельствует о кризисе политики сэра Питера!".
Этот же день, три часа спустя.
...Техас, маленькое ранчо миллиардера Питера Джонса - президента "Авиа корпорейшн". Около конюшни - телевизионные установки, где толпятся репортеры газет и фотокорреспонденты; идет съемка вывода коней, их объездки.
Когда увели танцующего каурого жеребца, из конюшни вразвалочку появился ковбой:
- А сейчас наш главный сюрприз: трехлеток Виктори, подарок сэру Питеру от принца Фарука.
На Виктори выехал сам сэр Питер, кряжистый седой старик, чем-то похожий на Жана Габена - в потрепанных джинсах, клетчатой, красно-белой рубахе и замасленной широкополой техасской шляпе.
- Как конь, ребята? Хорош? - улыбнулся Питер Джонс журналистам.
Первый корреспондент:
- Почему принц Фарук подарил вам этого коня?
- Видимо, потому, что любит нашу страну. Второй журналист:
- Тогда он должен был подарить этого жеребца президенту...
Питер Джонс усмехнулся:
- Он и подарил его президенту.
Второй журналист:
- Олицетворяете Штаты с Вашей корпорацией?
- Не навязывайте мне модель ответа, дружище.
Третий журналист:
- Надеетесь быть переизбранным президентом "Авиа корпорейшн" на третий срок?
- Это не моя забота. Это решает собрание акционеров. Я из породы тех стариков, которые подчиняются воле большинства. Если акционеры пнут меня коленом под зад, я уйду. Если же попросят остаться, что ж, останусь.
Первый журналист:
- В истории нашей страны президентом - я имею в виду Штаты, а не корпорацию - на третий срок был избран только один человек, Франклин Делано Рузвельт.
- Мы бы его провели и на четвертый срок, а вот я на четвертый срок не рассчитываю.
Третий журналист:
- Сегодняшнее падение акций вашей корпорации на бирже грозит какими-то последствиями?
Питер Джонс похлопал коня по шее:
- Ответь этому парню, коняга. Ответь ему во весь голос. Мне нельзя обвинят в неуважении к прессе.
Первый журналист:
- Правда ли, что вы ненавидите президента компании "Мисайлс индастри" Дейвида Ли?
Сэр Питер сокрушенно покачал головой:
- Дейвид Ли - мой друг, молодой, умный, верный друг! Я бы мечтал, чтобы именно он закрыл мне глаза, когда сдохну. Спасибо, ребята! Не пишите о моем коне плохо, других таких больше не будет.
Питер Джонс приветливо помахал журналистам рукой, улыбнулся, въехал в конюшню; ковбои быстро закрыли дверь; осторожно сняли с седла сэра Питера; лицо - пергаментное, желтое, веки судорожно сжаты.
...Тот же день, парк Токсидо, близ Нью-Йорка.
Огромный "кадиллак" Дейвида Ли въезжает в сад, окружающий его дом на берегу озера. Навстречу Дейвиду бегут его дети - семилетняя Джуди и пятилетний Дик. Поднимая детей на руки, он - счастливый, сильный - несет их к бассейну, быстро раздевается, толкает детей в воду, прыгает сам; барахтаются, веселятся, кричат.
